Диссертация (1173510), страница 44
Текст из файла (страница 44)
п., – всё же есть в тюрьме место, которое производит неменеегнетущеевпечатление,чемнекоторыекамерыарестантов,ионеобходимости изменить которое говорит автор. Это комната для свиданийзаключённых с их близкими (parloire). Публицист называет её «печальнойкомнатой», помещением, «посягающим на нравственное и эстетическое чувствочеловека»638. В это помещение «входят посетители; в коридорчике, образуемомдвумя решётками, помещается тюремный досмотрщик, а за заднюю решёткувпускают арестанта. Свет так слабо проникает за эту вторую решётку, что ясомневаюсь в возможности рассмотреть лицо арестанта»639, – рассказывает автори предлагает убрать решётки из казармы, поставив в ней стулья и оборудоваввозвышенное место для надзирателя, который мог бы спокойно наблюдать запроисходящим, но не стеснять говорящих своим присутствием.
Приводя в примерзаграничные тюрьмы, которые таким образом изменили комнату для свиданийарестантов с посетителями, Лесков замечает, что «уважение к людям должно бынайти место и у нас, особенно теперь, когда мы знаем о близости преобразования634Там же.Там же. № 101. С. 403.636Там же. № 104. С. 413.637Там же.638Там же. № 101. С. 401.639Там же.635202нашего судопроизводства»640. «Тюрьма ведь устраивается для того, – продолжаетавтор, – чтобы оберегать общество от вредных людей, а не для того, чтобыожесточать человека, ещё не потерявшего способности любить, жалеть опрошедшем и желать вести иную жизнь в будущем. Зачем же отнимать улишённого свободы человека последнее утешение: видеть лица, сочувствующиеего несчастию, и оживать с ними от гнетущего однообразия тюрьмы? Это неможет входить, да и не входит в соображения законодательства.
Это простостарина и нелепость, на которую я считаю долгом обратить вниманиепросвещённых благотворителей и благотворительниц тюремного комитета»641. К«вещам отжившим»642 Лесков относит также деревянную некрашеную посуду втюрьме «при части», замечая, что из-за такой посуды заключённые легко могутзаразиться цингой и сифилисом.Хотя Лесков здесь не ставит себе цель развёрнуто охарактеризовать мерыисправительного воздействия, применяемые к осуждённым – использованиетелесных наказаний, заковывание в кандалы, помещение в карцер –, а также недаёт им подробную оценку, но даже их упоминание производит гнетущее, особотягостное впечатление. Так, публицист мимоходом сообщает о карцере, что его«здесь, кажется, все очень боятся»643, «невольно» останавливается «перед <…>несчастным»644, закованным в кандалы, которые чуть ослабят в первый деньПасхи.
Во время обедни в церкви Лескову удалось увидеть людей, приговорённыхсудом к наказанию плетьми, которое публицист, по-видимому, считает одним изсамых тяжёлых видов наказания: «В углу направо стоят два человека,приговорённые к наказанию плетьми через палача, одному назначено 65 ударов,другому что-то меньше. <…> Тот, которому назначено 65 ударов, рослый иплотный малый, хранит на лице спокойствие, непонятное в человеке, которого,как только пройдут праздники, рано утром повезут на Конную площадь и будутбить по обнажённой спине треххвостной плетью, так что деревянная доска, к640Там же.Там же.642Там же.643Там же. № 101.
С. 402.644Там же. № 104. С. 413.641203которой его привяжут ремнями, будет коробиться от судорожных движений егомускулов»645. Видно, что Лесков глубоко сочувствует тем, кому за провинностисудом назначены телесные наказания, это его беспокоит. Так, уже спустянекоторое время, по дороге в контору, автор задаёт своему сопровождающемувопрос, как у них в тюрьме обстоит дело с наказаниями, и, услышав, что «кромекарцера нет никаких наказаний», он ещё раз уточняет: «Не секут?» 646 «Нет!Может быть, в год один случай, и то после всех мер исправления и за серьёзныепровинности», – отвечает ему спутник. Лесков эмоционально выражает надеждуна искоренение этой бесчеловечной меры: «Забыл спросить, за какие; но и этослава Богу! А то Господи Боже мой! Что бывало-то; что и теперь ещё, вероятно,бывает в губернских и уездных острогах!»647А это публицист знал, о чём можно судить по его личным наблюдениям;свои воспоминания автор представляет в виде сценки из прошлого.
Из еёсодержания ясно видно, что любые телесные наказания возмущают Лескова нетолько из-за физических мук и унижения, приносимых человеку, а из-заповсеместной практики их применения, при которой зачастую арестантовподвергают наказанию не за провинность, а по прихоти начальства. Плети, розгинастолько распространены в острогах, что в арестантах не вызывают уже нистраха, ни отвращения: «Возился я раз в г. Г-ах со сдачей провианта длярасполагавшейся там команды. <…> Стали мы у окна и покуриваем, а со дворанесутся чуки-чук, ай-ай-ай, чуки-чук и опять ай-ай-ай.
Что такое? Решения приполиции исполняют. <…> Я спросил арестанта, откуда он? Оказалось, чтососедний мужик, отлучался без паспорта, попался, покормил года два острожныхживотных и теперь дождался себе решения, “отзвонили” его и выпустят “кодворам”. Я дал соседу четвертак на дорогу. – “Вот благодарим!” – сказаларестант. “По копейке за розгу как раз”, – прибавил он и опять рассмеялся. “Атебе 25 дали?” – “По суду двадцать пять”. – “А разве ещё и без суда секли?” –“Вона!” – “За что?” – “За что почтёшь; не ходи по лавке, не смотри в окно. Вот за645Там же.
№ 101. С. 402.Там же. № 104. С. 414.647Там же.646204что!” – “Где ж тебя секли? – “Да в остроге”. – “Разве там секут вас?” – “Дакажинная божья неделя не проходит, чтоб кого не драли, да не по-судебному, –прибавил он, – а по сту, да по двести закатывают, ажно шкура у тебя толькопотрескивает, язык высунешь”. – “Кто ж велит сечь?” – “Да острожное начальство— городничий”. – “Ну а за что?” – “За то ж, за что говорил”. Арестант утёрсярукавом и снова рассмеялся.
“Нет, ты правду скажи”. – “Да как, что сказать-то?За всё бывает…” – “Ну, например?” – “Ну вот таперь примераче последний разменя ух как вычесали! за то что ношник у нас погас, а погасил его риштрантиктож ненарочно, да и говорит мне: вскричи, говорит, часового, а то скажут,нарочно сгасили плошку. Я подошёл к двери и кричу, а на ту пору городничий.Чего, говорит, орёшь? Я ему докладаю: так и так мол. А он как рявкнет:мошенники, говорит, вы нарочно огонь тушите, мошенничеством заниматьсяхотите, да и повёл меня”. – “Ну?” – “Ну и только, и задал баню”.
– “Тебеодному?” – “Всем, почитай. Охочь он больно пороть-то”, – добавил арестант. “Тактебе судебное наказание уж не в страх?” – “Да это что ж за страх, двадцать пятьрозог; поблекочешь для прилики, да и всё тут”. <…> Как же не обрадоватьсятому, что из 800 человек в целый год уж только одного секут?» 648 – заключаетавтор.В.Ю. Троицкий отмечает, что «молитвословие» являлось для Лескова нетолько важной стороной «созерцания православного человека», но и одним изспособовпоказать«таинственнуюосновувнутреннегомирарусскогочеловека»649; с интересом наблюдает Лесков за заключёнными во время обедни втюремной церкви.
В русской литературе, начиная с древнерусских литературныхпамятников, часто показывалась сила молитвы, её помощь в поддержании духа, визбавлении от бед, в душевном умиротворении и успокоении. Может быть,оттого, что арестанты молились, а, может, оттого, что будущий писатель ужетогда старался разглядеть в грешнике праведника, но лица заключённых, стоящих648Там же. № 104. С. 414.Троицкий В.Ю.
Россия Лескова: русская идея и русский характер (к вопросу о методологии исследования) //Н.С. Лесков в пространстве современной филологической мысли (К 175-летию со дня рождения). Под ред.И.П. Видуэцкой. М.: ИМЛИ РАН, 2010. С. 37.649205в церкви у обедни, публицист увидел «совершенно симпатичными», да и самиони, среди которых Лесков указывает и на убийц, не показались ему злодеями,окончательно потерянными для общества: «Глядя на этих людей, из которых одинплакал, я не чувствовал себя в обществе злодеев con amore. Мне они казалисьлюдьми, не умевшими управлять своими страстями, людьми, сбитыми с прямогопути и дошедшими до нравственного бессилия, но отнюдь не кровожаднымизверями…»650.Гуманное отношение к заключённым публицист считает одним изосновных условий их «исправления», как и во многих своих статьях, пишет онеобходимости уважения к личности независимо от её социального положения.Неоспоримая заслуга некоторых служащих тюрьмы, по его мнению, заключаетсяв том, что к арестантам они относятся как к несчастным, проявляя и такт, ивнимательность.
Автор выражает желание, чтобы среди сотрудников тюрьмыбыло больше людей, способных понять несчастных и посочувствовать им, какмогли это сделать его спутник г. Пётр Семёнович Л., которому публицист даётэпитет «обязательный»651, надзирательницы, многие женщины «не без сердца»652,и смотритель тюрьмы г. Повало-Швейковский, нередко обвиняемый коллегами «вслабости», являющейся, по мнению Лескова, «человечностью»653.
Публицистпостоянно подчёркивает доброту, открытость, честность в общении ПетраСемёновича с арестантами: все его о чём-то просили, каждому он находил словоучастия, и, по-видимому, не раз многим помог на деле, потому что имел средизаключённых репутацию честного человека. Один из бывших заключённых,«молодой, безбородый человек, остриженный в скобку и одетый в прекраснуюшубу с дорогим бобровым воротником», принёсший в этот день в тюрьмуподаяние, говорит, обращаясь к спутнику Лескова: «Сам страдал, ПётрСемёнович, помню всякую ласку, и вашу ласку помню»654. Публицист650Там же. № 101.