Диссертация (1173496), страница 24
Текст из файла (страница 24)
Напомним, что нестеровской кисти принадлежит знаменитаякартина «Мыслитель» (1921–1922), где портретное сходство с ИваномАлександровичем Ильиным сочетается с обобщенным образом человека,погруженного в напряженное размышление о судьбе Родины.Известный искусствовед С.Н. Дурылин в своей монографии о Нестеровеназвал это полотно «одной из сильнейших по живописи вещей Нестерова и однимиз самых гармоничных его созданий, превосходных по композиции, предельно118простой и выразительной»69. Показательно, что в этой книге, первоначальноизданной в Москве в 1955, автор, не имея права упомянуть имя прототипа,представшего перед зрителем на полотне, особо обращает внимание читателя наего лицо: «Значительное и прекрасное, <...> взволнованное мыслительнымволненьем, охваченное бурным взлетом идеи-силы <...>.
Вся его фигураисполнена в почти трагическом ритме неукротимого беспокойства, неутолимойтревоги, настойчивого устремления <...>. Он всецело углубился в свою мысль,беспокойную, сложную, длительную»70 Эта психологическая характеристикаИльина, сделанная Дурылиным, замечательна по своей точности и глубине.Еще несколько пейзажей украшают стены «жилища изгнанников», на нихпреобладают весенние и осенние краски, часто удивительно переплетенныемежду собой: повторяется, что весенние деревья «желтеют», скрывая в себенекую загадку.
Мы видим здесь вместе с писателем на небольших полотнахпредчувствие расцвета природы, русские избы, холмы, реки. Изображение храма с«изумрудно-светлой крышей» («Откровенье – простотою, / Сновиденье –красотою, / Он сияет лаской нам <...>, / И обет, и гимн, и зов”) устремляет мыслив небеса. «И душе не надо слов, / Чтоб разверзлись ее взоры / На родимыепросторы...» [Ильин, Письма, с. 261]Из ильинских строк становится очевидно, как важно было автору и еговерной спутнице раздвинуть через бережно хранимые картины пределы своеговременного приюта, постоянно напоминая себе о необходимости служениястрадающей родной стране.
Тихий свет русской природы не гаснет в этих стенах,почти недоступных солнцу в силу расположения здания, где «всякий вспомнитпро пещеру».С любовью описывая изображения, несколькими штрихами попутноочерчивает Ильин, порой шутливо, иногда очень серьезно, образы знакомыххудожников: «Бакшеев, старец71 милый <...>, мастер нежный, жрец, с главою69Дурылин С.Н. Нестеров в жизни и творчестве. М.: Молодая гвардия, 1976. С. 308.Там же. С.
307–308.71Русский художник В.С. Бакшеев (1862–1956), мастер поэтичного русского пейзажа и бытовых сцен.70119белоснежной»; «это Нестеров-колдун, русской прелести ведун»; об Антонове72 –«то художником отменным, умным, зорким, вдохновенным акварельный гимнпропет»; наконец,«мастер с нежною душой, cозерцанием живой, разыскательХерувимов – друг и брат, Евгений Климов73» [Ильин, Письма, с. 254, 255, 261].Рядом несколько портретов — любимого композитора Ильиных НиколаяМетнера («Ключ текущих песнопений, мастер ритма и прозрений») [Ильин,Письма, с. 257], жены философа Натальи Николаевны с «вдохновенным взоромглаз», репродукция портрета А.С. Пушкина кисти О.
Кипренского. Можнозаметить, что в своих строчках о художниках, так же, как и в описанияхизображенных ими людей автор сходно с образами в его духовно-философскойпрозе (об этом будет сказано в дальнейшем) создает своеобразный «портретдуши», мало интересуясь внешними чертами. Хотя они присутствуют, ноподчинены внутренней жизни образа. Так, в портрете Метнера внимание Ильинаприковывают к себе руки музыканта; откликаясь на внимательный взгляд, онисловно оживают:И персты, в портрете зримы,Чуя звуковой узор,Уже ищут перебор...Миг один — и даль видна...И, духовно рождена,Запоёт духовно тема...
[Ильин, Письма, с. 257].В связи с упоминанием о Пушкине, творчество которого философ глубокоизучал в ходе подготовки к своим лекциям о русской литературе для эмигрантов ичитателей Западной Европы, считая его «солнечным центром нашей поэзии» икультуры в целом, у Ильина рождается светлый, звенящий гимн — развернутый,динамичный, тот же «портрет души»:72Латвийский архитектор русского происхождения В.С.
Антонов (1884–1956) – автор многих зданий, украшающих исегодня Ригу и другие города Латвии, а также художник-пейзажист.73Русский и латвийский художник, иконописец и реставратор Е.Е. Климов (1901–1990) известен своими духовноуглубленными пейзажами, любимейшей темой его было изображение окрестностей Пскова. Последниедесятилетия жизни провел в Канаде.120Пушкин – радость совершенства,Пушкин – русское главенство,Русской славы плеск и звон!Мудрость зренья, зоркость чувства,Сердце русского искусства,Духа русского амвон!Пламя Божье, – вздох народный,Вдохновенный, страстный ум.Светоносный, плодородный,Зачинатель наших дум...Ты, великий и свободный,Свергший атеизма ложь –Ты Россию поведёшь!..
[Ильин, Письма, с. 265].Обилие итальянских реликвий рядом с приметами России дает читателюпочувствовать, что периоды путешествия, учебы и лечения в Италии были оченьважны в формировании понимания искусства Ильиным, его восприятия природыи истории. Плавный переход от России к этой южной стране происходит вильинских строчках о картине художника Антонова, изображающего «Моствздохов» в Венеции:Тёмный угол озарён,Возвеличен и прощён;Все, что было рокового,Все, что здесь и вздох, и стон –Тайна казни, сумрак злого –Божий луч простил и снял!Улетела скорбь былого.Свет всю тень в себя вобрал[Ильин, Письма, с.
255].Здесь появляется один из основных оригинальных ильинских образов, такчасто встречающийся в духовной прозе философа – образ «Божьего луча»,121преображающего душу человека и весь мир вокруг него; это, по-видимому,обозначение зримого действия Божией благодати в восприятии автора.В произведениях искусства, привезённых из Италии, Ильин также ценит,судя по поэме, прежде всего ассоциации с духовным миром и религиознымопытом человечества, запечатленные в древних творениях (при том, что онникогда не симпатизировал традиционному для этой страны католическомувероучению, а, напротив, нередко обличал его ошибки). Микеланджеловскаясивилла предрекает, что «грядет благая сила» будущего христианства; в женскомпортрете «из Сиены мастер ранний В озаренный некий миг Сущность святостипроник» [Ильин, Письма, с.
257]; Фра Беато в своем портрете св. ПетраМолчальника (пустынника-подвижника V в., о котором также философ упоминаетв своих письмах, видимо, сугубо почитая его) вместе с изображенным иммонахом «велит болтливым нам Празднословия чуждаться <...>, Приложившиперст к устам» [Ильин, Письма, с. 259]. Этой последней картине Ильиныопределили место у телефона, с намеком себе и гостям: «Чтоб того не говорили,Что в душе не доварили!» [Ильин, Письма, с.
259]. Изображение МарииМагдалины кисти Леонардо рождает у философа исповедальные строки:И к стопам Его повергнувВсё – себя, любовь и стон,Стон отчаянья, надежды, –Ибо всё простил ей Он, –Обновленные одеждыОбрела она в слезах...И осталось лишь в чертахТо, чем вечно святы дети,Простота и чистота [Ильин, Письма, с. 267].Будучи прежде всего философом, Ильин вспоминает в самом начале своегопроизведения древних мудрецов Конфуция и Дидима с их призывом кблагодарности за все, что приходится в жизни пережить.
Старинный гобелен сизображением двух павлинов и чаши в райском саду (это сочетание можно122встретить и на фресках в московских православных храмах), с точки зренияавтора – это «тайный символ жизни вечной». «В темной бронзе лиловея» [Ильин,Письма, с. 269] – так лаконично обозначена в тексте их цветовая гамма. Гобеленпобуждает автора поэмы вставить в нее пересказанную в стихах древнюю легендуоб этих прекрасных и неразлучно соединенных птицах, испивших из чашибессмертия благодаря своей решимости оторваться от «того, что тленно».Если вспомнить любимую идею Ильина о том, что в каждом подлинномпроизведении искусства есть некое главное зерно, подобное его душе, а не простоосновной идее, «духовное слово о духовных обстояниях», то в этой поэме оно,думается, содержится в заключении этой легенды о райских птицах, отчастиотражая в то же время реальную историю четы Ильиных:И гласит нам гобелен:Что не вечны тлен и плен;Что бессмертье нам доступно,Но лишь там, где совокупноМы от тлена воспаримИ любовью вдохновенныИ навек соединенны,Духом к Богу возгорим;Что напиток тайный в чашеЕсть духовная любовь;Что должны мы вновь и вновьВ ней искать спасенье наше,Ибо Богом в ней даноНам бессмертия вино...И блажен, кто пьёт в раюБогоданную струю [Ильин, Письма, с.