Диссертация (1173492), страница 27
Текст из файла (страница 27)
Н.А. Пушешников в дореволюционной русскоязычной версии повести использует прием лексической замены, предлагая вариант перевода общение с духами, что несколько искажает передачу общего смысла: «Онъуже привыкъ къ общенію съ духами, но этотъ безмолвный образъ вселилъ въ него такой страхъ, что ноги его дрожали…» [Диккенс, 1912, Электронный ресурс].В переводе на русский язык рассматриваемая ситуация представляется читателюпо-другому и более напоминает спиритический сеанс, нежели прогулки Скруджас призраками, о которых идет речь в произведении.
Таким образом, данный пример невозможно охарактеризовать как адекватный способ межъязыковой передачи авторских интенций.В исходном тексте рассказа А. Конан Дойла “The Great KeinplatzExperiment”(1890)обнаруживаемсловосочетаниеincomprehensibleandstartling/непонятное и поразительное: “…he perceived connecting links where allhad been incomprehensible and startling” [Conan Doyle, 1890, Электронный ресурс]. В русскоязычной версии рассказа у Н.А. Дехтеревой (1966) выявляем прием лексической замены и вариант перевода туманно и непостижимо: «…он сталусматривать связующие звенья там, где когда-то все было туманно и непо-128стижимо» [Конан Дойл, 1966, с. 419]. Следует отметить, что по смыслу англоязычное словосочетание и его перевод на русский язык являются близкими, чтосвидетельствует о полноценной передаче авторских интенций на русский язык.В рассказе А. Конан Дойла “The Fiend of the Cooperage” (1897) видим лексическую единицу Vodoo/Вуду: “… the blacks were badly scared and queer Voodootales began to get about amongst them” [Conan Doyle, 2014, Электронный ресурс].
Врусскоязычной версии рассказа у П.А. Гелевы (2005) выявляем прием лексическойзамены и использование лексемы колдовство: «…чернокожие испугались, и между ними начали ходить странные рассказы о колдовстве» [Конан Дойл, 2005,Электронный ресурс]. На наш взгляд, применение рассматриваемого переводческого приема вполне оправдано в связи с тем, что не каждый русскоязычный читатель может быть знаком с названиями африканских анимистических культов.Также необходимо подчеркнуть, что обряды Вуду в западноевропейской культуреассоциируются с колдовскими действиями, что подтверждает применимость лексической единицы колдовство к данной языковой ситуации.А. Конан Дойл в рассказе “The Ring of Thoth” (1890) употребляет словосочетание the old curse/старое проклятие: “The old curse is broken” [Conan Doyle,1890, Электронный ресурс].
В русскоязычной версии рассказа у В.К. Штенгеля(1972) обнаруживаем прием лексической замены и словосочетание древнее заклятие: «Древнее заклятие снято» [Конан-Дойл, 2010, с. 210]. Необходимо отметить, что обе лексемы в составе переводного словосочетания являются семантически близкими к исходным единицам, в связи с чем, рассматриваемый вариантперевода следует признать отвечающим требованиям адекватности.В рассказе А. Конан Дойла “The Leather Funnel” видим словосочетание theinfernal thing/адская вещь: “I wouldn't sleep near the infernal thing again for all themoney you could offer me” [Conan Doyle, Электронный ресурс].
В русскоязычнойверсии рассказа у В.Д. Воронина (1992) обнаруживаем прием лексической заменыи вариант перевода чертова штуковина: «‒ Я больше не согласился бы спать рядом с этой чертовой штуковиной, предложи вы мне хоть все свое состояние!»[Конан Дойл, 1992, с. 294]. В данном случае перед нами эмоционально-129окрашенное словосочетание, приближенное к разговорной речи, являющеесяадекватным соответствием англоязычному словосочетанию благодаря лексемам,имеющим общую семантику с исходными: infernal/чертова, thing/штуковина.А.
Конан Дойл в рассказе “The Captain of the “Pole-Star” (1883) употребляетлексическую единицу ghost/призрак в качестве именования потустороннего явления: “…Mr. Manson, our second mate, saw a ghost last night…” [Conan Doyle, 1883,Электронный ресурс]. В русскоязычной версии рассказа у В.А. Михалюка (2010)видим прием лексической замены: «…мистер Мансон, наш младший штурман,видел…прошлой ночью духа» [Конан Дойл, 2010, с.163].
Однако этот вариантмежъязыковой передачи нельзя признать отвечающим требованиям адекватности,т.к. переводчиком осуществляется замена исходного понятия «призрак» (видимоепотустороннее явление) словом «дух» (сверхъестественное существо, недоступное для восприятия). Предпочтительность выбора именно первого словарного соответствия лексеме ghost в русском языке ‒ призрак определяется контекстом.Исходя из существующих определений понятий «призрак» и «дух», можно обнаружить смысловую разницу между ними.
Так, в толковом словаре С.И. Ожеговапризрак трактуется как некий образ, представляющийся в воображении, видение,то, что мерещится [Ожегов, 1953, с. 539], т.е. нечто, что так или иначе видится,имеет воспринимаемую зрением форму, очертания. Дух же представляется бесплотным сверхъестественным существом [Там же, с. 156], следовательно, можно сделать вывод о том, что восприятие подобного объекта зрением не представляется возможным, т.к.
сама семантика слова бесплотный подразумевает отсутствие даже видимых очертаний.При сопоставлении выделенного отрезка из исходного текста рассказа А.Конан Дойла “Playing With Fire” (1900) “…I have never professed to understandwhat Harvey Deacon meant by his pictures; but I could see in this instance that it wasall very clever and imaginative” [Conan Doyle, 1900, Электронный ресурс] и егорусскоязычной интерпретации (1992) Ю.И.
Жуковой «…никогда не пытался делать вид, будто понимаю картины Гарви Дикона; но в тот вечер я сразу обратил внимание, что он изобразил что-то безумно сложное и фантастическое»130[Конан Дойл, 1992, с. 247], отметим, что переводчик использует прием лексической замены, намеренно привнося в текст перевода семантический компонент«сверхъестественное».В рассказе Р. Киплинга “The Phantom’ Rickshaw” (1885) выявляем словосочетание the Dark World/Темный Мир: “…he laughs at my theory that there was acrack in Pansay's head and a little bit of the Dark World came through and pressedhim to death” [Kipling, 1885, Электронный ресурс].
В русскоязычной версии рассказа у А.М. Шадрина (1968) видим прием лексической замены и вариант перевода нечистая сила – словосочетание более характерное для русской лингвокультуры, что не является примером сохранения национально-культурного компонентапри переводе авторских интенций, но нарушением передачи авторского стиля.А.М. Шадрин предлагает следующий вариант перевода: «…он просто-напростосмеется над моей теорией, что у Пэнси в голове была щель, через которую тудапроникла нечистая сила, и что-она-то и прикончила его» [Киплинг, 1968, Электронный ресурс].
Таким образом, речь идет уже о передаче общего смысла, но нео подборе оптимального соответствия исходной единице в языке перевода.В романе Р.Л. Стивенсона “The Strange Case of Dr. Jekyll and Mr. Hyde”(1886) видим словосочетание damned Juggernaut/проклятый Джаггернаут (термин, использующийся для описания проявления слепой, непреклонной силы, дляуказания на кого-то, кто неудержимо идет напролом, не обращая внимания налюбые препятствия): “It was like some damned Juggernaut” [Stevenson, 1886,Электронный ресурс]. В русскоязычной версии рассказа у Е.М. Чистяковой-Вэр(1914) видим прием лексической замены, обусловленный контекстом – словосочетание исходного текста может быть непонятно российскому читателю, в связи стем, переводчик решает использовать полноценное соответствие, более понятноедля представителей русской лингвокультуры: «Прохожий показался мне не человеком, а каким-то отвратительным чудовищем» [Стивенсон, 1994, с.
3 ̶ 4].В новелле О. Уайльда “The Canterville Ghost” (1887) обнаруживаем лексическую единицу ghosts/призраки: “Mr. Otis began to suspect that he had been toodogmatic in his denial of the existence of ghosts…” [Wilde, 1997, Электронный ре-131сурс]. В русскоязычной версии новеллы у Ю.И. Кагарлицкого (1960) выявляемприем лексической замены и вариант перевода духи: «Мистер Отис стал подумывать, не проявил ли он догматизма, отрицая существование духов» [Уайльд,1960, Электронный ресурс].
Следует отметить, что рассматриваемый случаймежъязыковой передачи нельзя признать адекватным, в связи с тем, что в исходном тексте перед нами лексема, обозначающая видимое потустороннее явление, вто время как в переводе она заменяется лексической единицей, имеющей противоположное значение – сверхъестественное существо, недоступное для восприятия.В рассказе Дж.
Ш. Ле Фаню “The Ghost and the Bonesetter” (1838) обнаруживаем лексическую единицу spirit/дух в значении «видимое потустороннее явление»: “… old villain, letting on to be my friend, and to go asleep this way, and usboth in the very room with a spirit…” [Le Fanu, 1838, Электронный ресурс]. В обеихрусскоязычных версиях рассказа – у А.Г. Бутузова (1993) и С.Л. Сухарева (2008)видим контекстуально обусловленный прием лексической замены: «Прикинулсямоим другом, а сам захрапел, и сиди теперь тут с ним на пару по соседству спризраком…» [Ле Фаню, 2008, Электронный ресурс]; «Назвался моим другом изаснул, а комната та самая, с привидением…» [Ле Фаню, 1993, Электронный ресурс].Дж.
Ш. Ле Фаню в исходном тексте повести “Carmilla” [Le Fanu, 1872,Электронный ресурс] употребляет лексическую единицу fiend/дьявол: “The fiendwho betrayed our infatuated hospitality has done it all” [Le Fanu, 1872, Электронныйресурс]. В русскоязычной версии повести у В.С. Муравьева (1993) обнаруживаемприем лексической замены и вариант перевода чудовище: «Всему виною чудовище, которое надругалось над нашим сумасбродным гостеприимством» [Ле Фаню, 1993, Электронный ресурс]. С нашей точки зрения, данный пример межъязыковой передачи следует признать адекватным, в связи с тем, что переводная лексема является семантически приближенной к исходной единице.
Е.М. Токарева(1998) использует тот же переводческий прием и предлагает вариант злодейка, неявляющийся полноценным соответствием исходной лексеме: «Всему виной зло-132дейка, воспользовавшаяся нашим слепым гостеприимством» [Ле Фаню, 1998,Электронный ресурс].
Следует также отметить, что слово злодейка не имеет значения «потустороннего».В исходном тексте повести Дж. Ш. Ле Фаню “Carmilla” обнаруживаемлексическую единицу monsters/монстры: “These monsters used to make my fatherlaugh” [Le Fanu, 1872, Электронный ресурс]. В рассматриваемых русскоязычныхверсиях рассказа выявляем прием лексической замены: «Отец очень смеялся надэтими чудищами» [Ле Фаню, 1993, Электронный ресурс]; «Отец всегда смеялсянад этими чудищами» [Ле Фаню, 1998, Электронный ресурс]. Данный способмежъязыковой передачи, с нашей точки зрения, является вполне оправданным,т.к. является примером подбора переводчиками единицы, семантически приближенной к исходной лексеме.Дж. Ш. Ле Фаню в повести “Carmilla” употребляет лексическую единицуapparition/привидение: “…the room and the very furniture that had encompass the apparition” [Le Fanu, 1872, Электронный ресурс].
В русскоязычной версии повести уЕ.М. Токаревой видим прием лексической замены и вариант перевода видение:«…даже стены напоминали о видении» [Ле Фаню, 1998, Электронный ресурс].Отметим, что переводная единица является семантически приближенной к исходной лексеме.Дж. Ш.