Диссертация (1173334), страница 36
Текст из файла (страница 36)
Этаверность не позволяет ни опущений, ни добавлений в переводе, который долженчётко отражать структуру оригинала [Nergaard, 1993, p. 39]. Работая с научнымитекстами, Юэ советует не пытаться изобретать эквиваленты непереводимымтерминам и техническим выражениям, а оставлять их нетронутыми, дав в сноскахпонятные разъяснения.«Прекрасныеневерные»,зародившисьвоФранции,приобрелипопулярность в Англии и других европейских странах, достигнув своего апогея всередине XVII – начале XVIII в.
Однако с приходом романтизма и новымивзглядами на перевод эта эра «свободы» сменилась иной. Отныне переводчикиянсенисты выдвигают теорию эквивалентности. Они утверждают, что каждомуобразу,каждойметафоре,каждомуэмоционально-эстетическомуоборотуоригинала должны соответствовать подобные элементы в полученном тексте,иначе говоря, нужно изменить язык автора, не изменяя его мыслей.Одним из самых известных переводчиков этого времени, выступавших за«верный» перевод, была А. Дасье (1654–1720), вслед за Ж.
Амио переведшая«Сравнительные жизнеописания» Плутарха. Среди других её переводов числятся196произведения Плавта, Теренция, Аристофана. При переводе «Илиады» и«Одиссеи» Гомера, принесших ей славу, автор столкнулась с двумя трудностями:1) проблема передачи поэтического порядка и 2) проблема передачи этикоэстетических образов, свойственных античности. Вторую сложность А. Досьесвязывает со «слабостью» французского языка, под которой она понимает не самуровень языка, доказанный богатством литературы, а пуристическую традицию,предписывающую употребление смягчённых, всегда мудрых или скромныхвыражений, огранивающих свободу переводчика [Oseki-Dépré, 1999, p. 158].А.Ф.
Прево (1698–1763) – французский литератор, эксперт в областианглийского языка и литературы, перевёл роман С. Ричардсона (1689–1761)“Pamela, or Virtue rewardedˮ (1740, «Памела, или Вознаграждённая добродетель»)в 1742 г. (“Paméla ou la vertue récompenséeˮ). Следуя строгим правилам,предъявляемым к художественному переводу в эпоху «прекрасных неверных»,А.Ф. Прево избегает всего, что считалось вульгарным, смягчает фамильярнуюлексику и описание интимных сцен [Wilcox, 1927, p. 382–396].В речи главной героини романа служанки Памелы немало разговорныхвыражений, показывающих её принадлежность к низшему классу. Этотстилистический приём не отражён в переводе, поскольку он противоречилутончённому вкусу французского дворянства.
Рассмотрим примеры подобныхразличий текстов оригинала и перевода.But say nothing of my coming awayMais au moins ne lui dites rien queto him, as yet; for it will be said that I blab je m’en vais, car on dirait que je divulgueeverything [Richardson, 2001, p. 40].tout [Richardson, 1784, p.
59].Английский глагол “to blabˮ, означающий неразборчиво болтать какребёнок, переведён глаголом “divulguerˮ, который делает образ девушки менеекомичным. Ироничная характеристика Памелы утрачивается и при передачевыражения “Cease your blubberingˮ [Richardson, 2001, p. 36] более литературнойфразой “Cessez de pleurer comme un enfantˮ [Richardson, 1784, p. 29].197Изменение модальности для придания тексту большей элегантности даже вущерб реалистичности повествования, присутствует в представленных нижепримерах.You must know he is reckonedOr, vous saurez qu’on le croitworth of power of money [Richardson, extrêmement riche [Richardson, 1784, p.2001, p.
77].73].His vices all ugly him over, as I maysay [Richardson, 2001, p. 432].Ses vices le rendent affreux à tout lemonde [Richardson, 1784, p. 424].I have been and am, in a strangeJ’ai été et je suis encore dans unfluster; and I suppose too, she’ll say, I trouble extrême, et je m’imagine qu’ellehave been full pert [Richardson, 2001, p. dira que j’ai été trop hardie [Richardson,128].1784, p. 115]Можно заметить, что все разговорные выражения оригинала были переданынейтральной лексикой в переводе.В романе присутствует описание посягательств хозяина на честь своейслужанки:Yet, with all this wretched Grimace,Cependant, malgré toute cette colèrehe kissed me again, and would have put affectée, il me baisa encore, et voulut mehis Hand in my Bosom; but I struggled and mettre la main dans le sein. Je me débattissaid, I would die before I would be used et je m’écriai que je mourrois plutôt que dethus [Richardson, 2001, p.
248].souffrir une pareille indignité [Richardson,1784, p. 400].Вовторомпредложениипереводадевушкаизображенаболеецеломудренной из-за употребления слова с оценочным суждением “indignitéˮ(неуважение), тогда как в оригинале она просто говорит “thusˮ (уст. так, такимобразом). В целом перевод А.Ф. Прево адекватен оригиналу, несмотря на рядлексико-стилистических замен, требуемых французской культурой того времени.Образ героини, как, впрочем, и всё повествование в целом был облагорожен впереводе. Образность оригинала отличается от образности исходного текста. Тем198не менее при переводе нельзя полностью исключать культурологический фактор.У автора оригинала не было намерения чем-то шокировать своего читателя.Переводчик также не хотел оказать подобный эффект на франкоязычногочитателя, и, зная общественные устои своей публики, он постарался максимальноточно передать сюжетную линию и образы романа. По нашему мнению, ему этоудалось.В XIX в.
деятельность писателя, политика, представителя романтизма Ф.Р.де Шатобриана (1768–1848) буквально произвела переворот в лингвистическихкругах Франции и получила отклик во всём мире. Он полностью отходит отпринципов перевода «прекрасных неверных», пытаясь как можно буквальнеепередать слова автора и даже синтаксические конструкции английской поэмы Дж.Мильтона «Потерянный рай» (1667 г.). Он позволил себе пренебречь правилами«высокого стиля» (“Le bon usage”), употребив кальки, неологизмы, лексикуразличных пластов, изложив поэзию прозой.
В заметках к переводу Шатобриануточнил, что, если бы он хотел просто выполнить элегантный перевод, то емухватило бы общих знаний по искусству, но это не позволило бы достичь идеала.Дословный перевод-подстрочник он считал вершиной переводческого мастерства,поскольку ребёнок или поэт могли бы следить за текстом оригинала строчка застрочкой, слово за словом, как если бы перед их глазами лежал открытый словарь[Milton, 1861, p. 5–14]. Несмотря на стремление, передать все смыслы иособенности подлинника так и не удалось. Тем не менее Шатобриан стал первымпереводчиком постреволюционного периода, призывавшим к уважительномуотношению к оригиналу и его автору и таким образом поднял проблемуреальногоотражениямыслейиностранногописателяилипоэта,анеприукрашивание их во имя удовлетворения французского читателя.Во второй половине XIX в., большую роль в развитии перевода сыграли такназываемые «парнасцы» – поэты, поставившие задачу познакомить публику сшедеврами мировой литературы.
Они сгруппировались вокруг альманаха«Современный Парнас» (“Le Parnasse contemporainˮ) с их признанным лидером199Леконтом де Лилем (1818–1894), переведшим с большой точностью ряд античныхпоэтических трудов.Выход в свет книги “Dante Alighieri et la poésie amoureuseˮ (1843),содержащей любовную поэзию Данте Алигьери в переводе Этьена-ЖанаДелеклюза (1781–1863), возродил интерес к творчеству итальянского литератора.Художественная автобиография “Vita Nuova” (1292, «Новая жизнь»), написаннаяДанте в форме прозиметрума, т.е. чередования прозы и поэзии, вскоре послекончины его возлюбленной Биатриче, была переведена во Франции впервые (“Lavie nouvelleˮ).Среди многочисленных трудностей, с которыми столкнулся Э.-Ж.
Делеклюзприпереводе,–наличиенакаждойстраницеоригиналаапострофы,риторического приёма, выраженного словами “Madonnaˮ, “Donna miaˮ или“Donnaˮ. К данной апострофе переводчик подбирает непривычный дляфранцузского языка аналог “ma Dameˮ, объясняя это тем, что в итальянскомязыке, а особенно в языке Данте, “Donnaˮ означает женщину, отличающуюся нетолькосвоимиизысканнымиманерами,номоральнымикачествамиидобродетелями. Стараясь избежать перифразы, Э.-Ж. Делеклюз пишет слово“Dameˮ с заглавной буквы, придавая ему тем самым особую значимость [L’Italiede Dante … , 1853, p.
4].Первый прозаический фрагмент повествует о первом божественномпоявлении Беатриче. При всём старании переводчика передать все особенностиоригинала, некоторые стилистические аспекты оказываются утраченными из-запопытки объяснить сложные концептуальные моменты и, прежде всего, изложитьдушевное состояние поэта понятными для французского читателя терминами.Nove fiate già appresso lo mioNeuf fois déjà, après ma naissance,nascimento era tornato lo cielo de la luce le ciel de la lumière était retourné auquasi a uno medesimo punto, quanto a la même point, quand parut à mes yeux poursua propria girazione, quando a li miei la première fois, la glorieuse Dame de maocchi apparve prima la gloriosa donna de pensée, à laquelle beaucoup de personnes,200la mia mente, la quale fu chiamata da molti ne sachant comment la désigner, ont donnéBeatrice li quali non sapeano che si le nom de Béatrice.
(…) Elle m’apparutchiamare.nobilissimo(…)Apparvecolore,umilevestitaedi vêtue d’une couleur rougeâtre, imposanteonesto, et modeste; et la manière dont sa ceinturesanguigno, cinta e ornata a la guisa che a retenait son vêtement était appropriée àla sua giovanissima etade si convenia son extrême jeunesse [Dante ... , 1848, p.[Alighieri, 1932, p. 5].153].Архаизм «fiate», мало известный читателю XIX в., был переведёнсовременным словом «fois». Сложное для понимания выражение «quanto a la suapropria girazione» не было передано. Образ Беатриче подвергся искажению из-занеточного подбора эпитетов. Так, цвет её одеяния “sanguignoˮ, т.е. яркий кровавокрасный, становится неявного красноватого оттенка – “rougeâtreˮ, который никакнельзя сравнить с благороднейшим цветом (“nobilissimo coloreˮ), приведённом воригинале.
Эпитет “umileˮ отражает достоинство женщины (смирение), а в эпитет“onestoˮ вложена концепция честности, которая в переводе сводится к скромности(“modesteˮ).В последующих переводах прозаических фрагментов также присутствуютупрощения,опущенияимодернизацияиз-заневозможностиполностьювоссоздать стиль текста XIII в. Оригинал полон образов, символов, элементовобразности, которые не всегда удаётся сохранить в переводе.