Диссертация (1173334), страница 33
Текст из файла (страница 33)
Нарышкин, граф В.Г. Орлов и граф И.Г.182Чернышев. Этот перевод можно назвать ангажированным, т.к. его задача состоялав передаче замысла романа в выгодном для Екатерины II свете. ПроповедьВелизария о справедливом государственном порядке (9 глава романа) онаперевела сама. В вышедшем в 1768 г. русском переводе не было единообразия,сохранился индивидуальный стиль переводчиков, даже имя главного героя вглавах звучит по-разному: Велизарий, Велисарий, Велизер, Велизар [Ибнеева,2014].Особое место творчеству Ж.Ф.
Мармонтеля уделял в своей переводческойдеятельности Н.М. Карамзин (1766–1826), объединивший переводы произведенийфранцузского писателя в сборнике под названием «Новые Мармонтелевыповести» [Карамзин, 1822]. В переводе Н.М. Карамзина представлены основныехудожественные особенности «нравоучительной сказки»: моральная проблема,ориентациянасовременныйпериод,сентиментальноеповествованиеивоспроизведение чувств героев. Однако исходная образность не всегда доноситсядо русскоязычного читателя и часто подчинена личным предпочтениям Н.М.Карамзина. Так, из-за стремления к более ясному и простому изображениючувств, он не передаёт определённые метафоры и эпитеты, например: ...
je mêlaismes larmes aux siennes [Œuvres complètes de Marmontel, 1819, T. 2, p. 346]. / Явместе с нею плакал [Карамзин, 1822, с. 286].С другой стороны, он «украсил» текст перевода словами, отражающимилитературное направление сентиментализма, одним из главных представителейкоторого он вскоре станет: сердечный (amical), любезный (aimable), горестный(navrant), бедный (pauvre), нежный, нежность (tendre, tendresse), несчастный(malheureux), робкий (timide), чувствительный, чувствительность (sensible,sensibilité).В следующем примере добавление эпитетов «искреннее», «чувствительное»к слову «сердце» и замена глагола “inspirerˮ (вдохновлять), лишённогостилистической окраски, эмоциональным глаголом «трогать», позволили Н.М.183Карамзину ввести новые интонации в слова холодной и сдержанной женщины,привыкшей следовать велению разума:Есть ли бы причинаQuand même la cause de votremalheur me serait étrangère, lui dit ma горестибыламнеивашейсовсемsœur, je m'y intéresserais par tous les посторонняя, сказала ему сестра моя,sentiments qu'un vertueux amour inspire.
то и тогда бы взяла я в ней искреннее[Œuvres complètes de Marmontel, 1819, участие, потому что добродетельнаялюбовьT. 2, р. 391].трогаетчувствительноесердцевсякое[Карамзин,1822, с. 331].Н.М. Карамзин перевёл лишь семь историй из цикла повестей Ж.Ф.Мармонтеля, изменив их исходное расположение, тем самым трансформировавморальную тенденцию писателя при описании различных типов эмоций,вызванных чувством любви. В русской версии повести Ж.Ф. Мармонтеляпредставляютсобойсвоеобразнуютипологиювсевозможныхлюбовныхситуаций, перевод которых стал важным опытом для Н.М. Карамзина.
Писательпривнёс в русскую литературу XVIII-XIX вв. утончённый эротизм, реализовавновые модели сентиментального языка в своих романах «Бедная Лиза» (1792),«Наталья, боярская дочь» (1792), «Юлия» (1796) и др.Рассмотрим перевод следующего отрывка:О Dieu! Si Formose avait su quelБоже мой! Есть ли бы Формозétait cet enfant qu'il pressait dans ses знал, кого ласкал, кого обнимал он!bras! S'il avait su que cette mère qu'il Есть ли бы знал, что на другом берегуvoyait éplorée à l'autre bord, était sa chère реки обливалась слезами… милая егоValérie! Oui, mon ami, c'était Valérie Валерия! Так, Валерия; ты, конечно,elle-même.
Je vous le cacherais en vain; сам уже догадался… [Карамзин, 1822,vousl'avez déjà pressenti. [Œuvres с. 30].complètes de Marmontel, 1819, T. 3, р.18444].Н.М. Карамзин сохранил три восклицательные конструкции оригинала.Подобная эмоциональность была нормой во французской художественной прозеконца XVIII в. При сравнении видно изменение функции слова. В оригиналеслово находится в статическом равновесии, оно никогда не теряет своегорационального значения, каждое предложение имеет логическую завершённость.Знакипрепинания,используемыефранцузскимписателем(кромевосклицательного знака) – запятая, точка с запятой, реже двоеточие.
Такаяпунктуация соответствует вере автора в то, что в жизни есть порядок и, чтокаждое из её проявлений может быть объяснено и понято. Н.М. Карамзинзаменяет описательные и объяснительные конструкции более динамичнымиконструкциями и, что более важно, вставляет многоточие, тем самым разрушаябезмятежноеилогичноеизложениемыслей,добавляядополнительноесемантическое значение. Многоточие можно расценить как сигнал «Внимание!»или как паузу, усиливающую эффект неожиданности.Ещё пример:...
j'inondais mon lit de mes larmesСлезы мои лились беспрестанно;et je remplissais ma cellule de mes я крутилась, стенала – возненавиделаgémissements qu'il fallait étouffer. Ma свою темницу – решилась, чего бы тоprison me devint horrible; je résolus de ни стоило, уйти из монастыря –m'en tirer. J'y réussis au péril de ma vie; набрала в саду тоненьких веревочек,et les cordeaux du jardinier, enlevés un которыми были связаны некоторыеsoir de sa case, noués en échelons, pendus деревья, сделала из них лестницу,à ma fenêtre, et aux branches d'un arbre прикрепила её к своему окну и кdont les derniers rameaux s'étendaient au- дереву, которого ветви перегибалисьdelà des murs, furent le moyen périlleux через садовую стену, – и такимque j'employai pour m'évader.
Mais, образом, с величайшею опасностью,échappée à ce danger, et libre enfin dans спустилась вниз и очутилась в поле,la campagne, au petit point du jour, поутру, на рассвете, одна, не зная для185qu'allais-je devenir? c'est là l'intéressant. себяникакогопристанища.Что[Œuvres complètes de Marmontel, 1819, делать? Куда идти? Вот затруднение![Карамзин, 1822, с. 49].T. 3, р. 242-243].Перевод начинается с ключевого слова «слезы», что придаёт дальнейшемуповествованиюновыйпрерывистыйконвульсивнуюпоспешность,ритм.импульсивностьПостановкатиреотражаетдевушки,котораякажетсядействует, не задумываясь о последствиях. Описание самих действий подчинено впереводе этому драматичному «тире». Действия героини совершены мгновенно, ведином порыве. Только оказавшись за стенами монастыря, она начинаетосознавать всю опасность её положения. Таким образом, переводчик значительноизменяет психологический портрет героини.
Если в оригинале девушка уверена всебе, действует методично, осознано и терпеливо просчитывает свой побег(например, крадёт веревки у садовника), то в переводе образ героини и самаситуация изменены.Представительлитературноготечениясентиментализма,реформаторрусского литературного языка, поэт, писатель, историк, переводчик Н.М.Карамзин, переводивший кроме Ж.-Ф.
Мармонтеля У. Шекспира, Э.Г. Лессинга,Л. Стерна, Д. Томсона и других, призывал разграничивать переводное иоригинальное творчество, не присваивать себе чужого, не практиковать перевод«из вторых рук», избегать галлицизмов и старославянизмов [Нелюбин, Хухуни,20032, с. 52].Начало XIX в. ознаменовано творчеством поэта и переводчика В.А.Жуковского (1783–1852), выдающегося представителя нового литературногонаправления – романтизма.
Его переводы можно назвать переводами лишьусловно, поскольку в своей работе он исходил из одного главного принципа: цельперевода – воссоздание лежащего за конкретным произведением идеала, чтодопускало вольное обращение с подлинником. «Самый приятный перевод есть,конечно, и самый верный», а ради «гармонии» допустимо иногда жертвовать иточностью и силой и т.п. [Жуковский, 2014, с. 21]. При переводе поэм Гомера со186специально для него выполненных немецких подстрочников, В.А. Жуковский, поего словам, старался точно следовать оригиналу, сохраняя всю его простоту[Русские писатели о переводе, 1960, c.
89]. В переводном тексте не обошлось без«украшения» языка собственными метафорами, перифразами, вставками и проч.,а также употребления церковнославянских архаизмов, введения элементовдревнерусскогопатриархальногоуклада,предметовбыта,православно-религиозных понятий, например: князь, дворня, палата, спальники, пастырь, риза,святотатство и др. Несмотря на все неточности и критику, именно по жуковскойверсии «Одиссеи» русские читатели продолжают знакомиться с великимдревнегреческим эпосом. Однако образцом русского перевода «Илиады» по правусчитается перевод Н.И. Гнедича (1784–1833), сумевшего верно передать язык истиль Гомера, не нарушив при этом правила русского языка.В середине XIX в.