диссертация (1169724), страница 46
Текст из файла (страница 46)
Вместе с тем неправильно было бы и устанавливать точку отсечения для оценкидоказательств в споре на 1951 г. Во-первых, несмотря на то, что правительство Японии впервыеоспорило действительность Ялтинского соглашения в 1950 г., как было отмечено выше в главе2, в 1951 г., Премьер-министр Японии С.
Йосида не заявил эти возражения на моментподписания Сан-Францисского договора 1951 г.732 Можно ли в такой ситуации признать, чтояпонская позиция «выкристаллизовалась» к 1951 г., сомнительно. Во-вторых, Совместнаядекларация 1956 г. является двусторонним ратифицированным международным договором,действительность которого и обязательства по которому заслуживают отдельной оценки –причем как с точки зрения советской (российской), так и японской позиции.
Последующиероссийско-японские отношения также имеют значение для целей толкования этой декларации ипредшествующих ей документов, поэтому также не могут быть опущены при анализе. Можновозразить, с той же более строгой позиции, на которой строит свою аргументацию С. Ли, чтотакиепоследующиеотношенияиофициальныедокументынеявляютсяправоустанавливающими или не составляют доказательств в пользу той или иной стороны,731732Ibid.См. Куртов А.А. Указ. соч.
180 – 181 (где цитируется речь С. Йосиды от 5 сентября 1951 г.: «Японскаяделегация с радостью принимает этот справедливый и великодушный договор».)146поэтому их значение как средств толкования не препятствует установлению более раннейкритической даты. Вместе с тем, они в настоящее время указываются сторонами в качествебазы для разрешения спора и заключения мирного договора. В этой связи, по нашему мнению,в рассматриваемом споре было бы несправедливым установление критической даты, и, крометого, неопределенность в связи с современными доказательствами и доводами сторон требуетрассмотрения спора во всей его полноте, без «отсечения» каких-либо доказательств.Первооткрытие, первоосвоение и исторические права. Рассмотрим факты, имеющиесяотносительно открытия и освоения южно-курильских островов (без указания свидетельств,относящихся к о.
Хоккайдо или к северным островам Курильской гряды).С японской стороны имеется предположительно первая карта Курильского архипелага,по мнению спорящих государств – поскольку она включена в Совместный сборник документов,1644 г. Вместе с тем, даже если не согласиться с Дж. Стефаном о том, что данная карта, по всейвероятности, составлена с чужих слов, нанесение на карту земель (т.е. первооткрытие) безфактического завладения к XVII веку не признавалось порождающим правовой титул. Первоепосещение японцами южно-курильских островов состоялось в 1754 г.
и завершилосьоткрытием «округа» для торговли с айну на о. Кунашир. Из этого и последующих историческихфактов, изложенных в главе 2 можно заключить, что японцы присутствовали на о. Итуруп иКунашир, вели частную торговлю с айну, осуществили в отношении них символическиедействия по присоединению и даже управляли о. Итуруп около десятилетия. Вместе с тем,неочевидно, относятся ли представляемые доказательства к деятельности государства, частныхлиц или отдельных частей государства, которые центральное правительство на тот момент непризнавало частью Японии (княжества Мацумаэ или земли Эдзо (Иезо)), т.е. обладали ли такиелица надлежащими полномочиями, являлась ли их деятельность властной по характеру (т.е.может ли она рассматриваться как effectivités) 733 .
Следовательно, хотя признаки corpusoccupandi присутствуют, невозможно с уверенностью установить наличие animus occupandi состороны официального, центрального правительства Японии XVIII-XIX веков.Со стороны Российской империи самый первый факт, касающийся южно-курильскихостровов, – существование карты 1726 г., значимой ввиду того, что на ней изображены и южнокурильские острова, хоть и отсутствует подпись о том, считались ли они «Курильскими».Большее значение имеет составление и опубликование в 1740 г. карты Курильской гряды М.733Brown J.D.J.
Op. cit. – P. 13 – 14 (где похожие сомнения высказываются на основании ссылок наисторические исследования, включая работу американского историка Ц. Хасэгавы). См. также: Krasheninnikov S.P.The history of Kamtschatka, and the Kurilski Islands... – P. 43 (где знаменитый историк так описывал жителей о.Кунашир: «Они никакого правителя не признают, хотя они и живут близ Японии. Японцы приезжают к нимкаждый год в своих маленьких суденышках и привозят разнообразную железную утварь, медные котелки,лакированные деревянные подносы и чаши, табак, шелковые и хлопковые ткани...» (пер. – Е.Н.)).147Шпанберга, во-первых, поскольку она, судя по всему, охватывала южно-курильские острова,во-вторых, была опубликована в западных источниках, и, в-третьих, поскольку мореплавательпри исследовании этих земель не нашел свидетельств освоения со стороны японцев ни наодном из Курильских островов.
На основании этих и иных фактов о российском исследованиии освоении Курильской гряды, описанных в главе 2 выше, можно сделать вывод о том, что настороне Российской империи имелся явный animus occupandi по отношению к любымКурильским островам, которые открывались или могли быть открыты российскимиподданными; что же касается corpus occupandi, то помимо приведения айну о-вов Кунашир иИтуруп в российское подданство в XVIII веке и сбора с них ясака (будь то на основаниигосударственных предписаний или де-факто без такой санкции), доказательства действий пофактическому освоению южных островов не являются твердыми, а к середине XIX века и вовсепрекращаются. Основная проблема российского аргумента о первооткрытии и первоосвоении,как и японского, состоит в неопределенности доказательств734: затруднительным оказываетсяразделение действий на относящиеся к Северным и к Южным Курильским островам – т.е.,неясно, в какой степени заявляемая деятельность по освоению затронула спорные территорииили какие именно острова имеются в виду под «Курильскими» в документах, которые можносчесть свидетельством animus occupandi.С связи с вышеизложенным, мнение, разделяемое как историками, так и правоведами, отом, что на основании имеющихся исторических фактов и материалов всякая попытка споритьо возникновении правового титула на основании первооткрытии и первоосвоении спорныхтерриторий при строгом применении международного права соответствующего периодабесплодна735, является верным: решающий перевес в доказательствах той или другой стороныотсутствует.
«До девятнадцатого века, – пишет Дж. Стефан, – ни Россия, ни Япония не имеличеткого представления о том, насколько далеко простирался их суверенитет на Курилах» 736 .Провести четкую границу на Курильских островах до заключения Симодского трактата 1855 г.представляется невозможным737.Иной вопрос – какие острова Россия и Япония считали «Курильскими» (или входящимив архипелаг «Тисима») к моменту заключения указанного договора для целей его толкования.734Lee S.-W. Towards a Framework for the Resolution ....
– P. 13.735Stephan J.J. The Kuril Islands. – P. 55 – 56; Еремин В.С. Указ. соч. – С. 15 – 16, 36; Сысоева Е.А. Сахалин иКурильские острова в русско-японских отношениях 1855 – 1875 гг. (от Симодского трактата до Петербургскогодоговора): автореф. дис. ... канд. истор. наук: 07.00.03. – Владимир, 2004. – С. 8 – 9, 16.736Stephan J.J. The Kuril Islands.
– P. 61, 152. Этот вывод не мешает указанному автору далее сделать вывод отом, что исторические и правовые связи России с о-вами Итуруп и Кунашир слабы.737Lee S.-W. Towards a Framework for the Resolution .... – P. 12.148Исторические факты позволяют восстановить понимание российской стороны: указыроссийских правителей относились к «Курильским островам», при этом действия в исполнениетаких указов явно затрагивали о-ва Итуруп и Кунашир. О том, что южно-курильские острова неотделялись в таком понимании от Курильских островов севернее от них, свидетельствует итекст указа Александра I 1821 г., предусматривавшего предоставление Российско-американскойкомпании прав «...равно и на тех из Курильских [островов], где компания имела промыслы, доЮжного мыса острова Урупа», – т.е. существовали и другие Курильские острова, где компаниядеятельность не вела.