диссертация (1169724), страница 45
Текст из файла (страница 45)
Указанная формула предусматриваланаличие сторон, «ясно выраженного и объективно существующего» предмета спора (вопроса опринадлежности определенной территории) и «выкристаллизовавшихся и сформулированных»позиций по нему. По нашему мнению, рассматриваемая ситуация удовлетворяет этомуопределению726.Несмотря на ранее существовавшее отсутствие единства у японской стороны по вопросуо том, что составляет предмет притязаний Японии к России, оно ни разу не выходило науровень двусторонних российско-японских переговоров, сохраняясь исключительно внутрияпонского государственного аппарата; территориальные притязания к России касались ипродолжают относиться только к четырем южно-курильским островам, не затрагиваяКурильские острова к северу от них.
Таким образом, объект спора четко определен. Вопрос осоставеспорящихстороннепредставляеттрудностей:невзираянаполитическуюзаинтересованность в его исходе других государств (США и КНР), никакие субъектымеждународного права727 помимо России и Японии не претендуют на суверенитет над южнокурильскими островами. Определенные сложности возникают в связи с установлением фактаобъективного существования вопроса о суверенитете вследствие возражений с российскойстороны, а также факта наличия у России «выкристаллизовавшейся» позиции. В связи с первойтрудностью необходимо отметить следующее.
Прежде всего, очевидно, что притязания Японии726727Мнение об обратном см. в: Ермошин В.В. К вопросу о праве России .... – С. 130 – 131.Притязания на эти территории заявляются потомками их коренного населения, народа айну (Lee S.-W.Towards a Framework for the Resolution .... – P. 42). Коренным народам (англ. indigenous peoples) международнымправом предоставляется особый режим для охраны их культуры и уклада, но субъектом международного праваони не являются и не вправе выступать с притязаниями на осуществление государственного суверенитета.143неявляются«бумажными»недобросовестными)–ониилиполностьюпризнанынадуманныминесколькими(и,следовательно,государствами,заявлялисьявнонамеждународном уровне (в речах в Генеральной Ассамблее ООН), а также prima facie могутпретендовать на обоснованность в не меньшей степени, чем позиция России. Т.е., речь не идето заведомой необъективности вопроса о государственной принадлежности южно-курильскихостровов.
Во-вторых, невозможно отрицать, что СССР и Россия неоднократно признавалиналичие этого вопроса в двусторонних отношениях с Японией: в Совместном советскояпонском заявлении 1991 г. (где упоминается «проблем[а] территориального размежевания, сучетом позиций сторон о принадлежности островов Хабомаи, острова Шикотан, островаКунашир и острова Итуруп»), Токийской декларации 1993 г. (упоминается «вопрос опринадлежности островов Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи»), Московской декларацииоб установлении созидательного партнерства 1998 г.
(согласно которой российская сторонапередала ответ на предложение Японии по разрешению «вопроса о принадлежности острововИтуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи»), Декларации 2000 г. (где стороны согласилисьпродолжить переговоры с тем, чтобы «выработать мирный договор «путем решения вопроса опринадлежности островов Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи») и Совместном российскояпонском заявлении 2001 г.
(в рамках которого стороны «согласились ускорить дальнейшиепереговоры с целью заключения мирного договора путем решения вопроса о принадлежностиостровов Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи»). Следовательно, коль скоро российскоегосударство признало, что заключение мирного договора с Японией подразумевает решениеуказанного вопроса или проблемы, оно не вправе в ущерб японской стороне возражать противналичия данного вопроса или проблемы в силу действия принципа эстоппеля. Какпредставляется, такое признание как свидетельствует об объективном характере наличияспорноговопросаосуверенитете(т.е.подводитрассматриваемуюситуациюподвышеозначенное определение территориального спора), так и может самостоятельноподтверждать его наличие.
Наконец, что касается кристаллизации российской позиции, то,несмотря на отсутствие единого документа с ее изложением, по нашему мнению, она вдостаточной степени сформулирована по двум причинам. В первую очередь, как было отмеченовыше, из различных заявлений руководящих органов недвусмысленно вытекает базовыйпостулат, что вопрос правового титула был решен по итогам Второй мировой войны. Этаконстатация имеет вполне четкое правовое содержание, в том числе с точки зрения ссылок наконкретные документы. Кроме того, поскольку вопрос территориального размежеванияявляется частью более широкого вопроса о заключении российско-японского мирного144договора, круг документов, на основании которых должен решаться этот второй вопрос, четкозакреплен в перечисленных выше декларациях728, что также не может не свидетельствовать окристаллизации позиции Российской Федерации.
Таким образом, вопрос может считатьсяобъективно существующим729. Наконец, даже если бы рассматриваемая ситуация не подпадалапод строгое определение территориального спора, с практической точки зрения разница междуспором и разногласием стирается, и разногласие также может представлять потенциальнуюугрозу для мира и безопасности. Поэтому, чтобы заключить, что требуются меры поразрешениюфактическисуществующихконкурирующихпритязанийнатерриторию,настаивать на соответствии критериям для «территориального спора» не представляетсянеобходимым.Критическая дата. Вопрос о применении к настоящему спору доктрины критическойдатыпрактическинезатронутправоведами.Единственныйисследователь,которыйанализирует данный вопрос, – корейский правовед С.
Ли. Он предполагает, что в качествекритической может быть избрана одна из следующих дат: 1) 21 декабря 1855 г., т.е. датазаключения Симодского трактата, 2) 22 августа 1875 г., т.е. дата заключения СанктПетербургского трактата, 3) 5 сентября 1945 г., т.е. дата, к которой советские войска заняли всеспорные острова, 4) 8 сентября 1951 г., т.е.
дата заключения Сан-Францисского договора, 5) 19октября 1956 г., т.е. дата заключения Совместной советско-японской декларации, или 6) иныедаты (которые им не раскрываются) 730 . По трем причинам, а именно, ввиду недостаточнойопределенности исторического материала, высокого значения документов военного времени,передавших вопрос территориального состава Японии на полное усмотрение Союзных держав,необходимости толковать последующие действия заинтересованных сторон в свете СанФранцисского договора 1951 г., он избирает в качестве критической дату заключенияпоследнего.
По его мнению, «сомнительно», особенно в свете политики времен Холоднойвойны, что Совместная декларация 1956 г. имеет «какой-либо обособленный характер» помимо728Можно возразить, что данные декларации не предусматривают конкретных положений опринадлежности южно-курильских островов; в дополнение, в последних совместных заявлениях 2013 и 2016 гг.отсутствовали ссылки на предшествующие декларации (только Совместное заявление 2013 г.
упоминает оРоссийско-японском плане действий 2003 г.), а также, что важно, на Совместную советско-японскую декларацию1956 г., которая такие положения предположительно содержит. Вместе с тем, в ответах на вопросы представителейСМИ по итогам российско-японских переговоров в конце 2016 г. Президент РФ упомянул об этой декларации(«Кроме того, мы вернулись к переговорам на базе Декларации 1956 г. ..»).
См.: Заявления для прессы и ответы навопросыжурналистовпоитогамроссийско-японскихпереговоров,16.12.2016.URL:http://kremlin.ru/events/president/transcripts/53474 (дата обращения: 07.11.2017).729Независимо от высказываемых в литературе предложений признать его существование с юридической иполитической точек зрения (Гаврилов В.В. Южные Курильские острова .... – С.
81).730Lee S.-W. Towards a Framework for the Resolution .... – P. 11.145помощи в толковании положений мирного договора 1951 г., поэтому дата ее заключения неможет послужить в качестве критической731.В позициях самих спорящих сторон вопрос критической даты не затрагивается.Впрочем, можно предположить, что, поскольку Япония опирается на сохранение правовоготитула с 1855 г., для нее критической датой должно стать 21 декабря 1855 г., когда былзаключен Симодский трактат. Исходя из позиции Российской Федерации в целом,представляется, что критической должна стать дата Ялтинского соглашения, 11 февраля 1945 г.,поскольку Россия рассматривает последующий Сан-Францисский договор 1951 г.
какутверждающий его положения, либо же критическая дата не должна устанавливаться вовсе –такой подход обеспечил бы учет действий СССР и России с момента занятия островов в 1945 г.и возможность заявления правового титула на основании эффективной оккупации.Напомним, что доктрина критической даты направлена на обеспечение принятиясправедливого решения. Рассмотрим предлагаемые (либо иные) даты, претендующие на статускритической. Дата, установленная на 1855 г., неприемлема, поскольку, как верно отметил С.Ли, современный территориальный состав Японии основан на международно-правовыхинструментах военного и послевоенного времени, а не на договорах XIX века, и этот составполностью и заново (хоть и с учетом довоенного положения Японии) определялся Союзнымидержавами.