диссертация (1169387), страница 25
Текст из файла (страница 25)
Даже если из прямой речи очевидноследует, что родственники были убежденными сторонниками нацистского движенияили военными преступниками, слушатели все равно выстраивают собственнуюверсию произошедшего и упорно придерживаются ее. Так равнодушные или дажеподдерживавшие гитлеровский режим люди в восприятии своих внуков становятсяантифашистами и героями подпольной борьбы. Холокост занимает более чемнезначительное место в повседневном дискурсе немецких семей о националсоциалистическом прошлом: хронологические рамки воспоминаний ограничиваютсямоментом «Хрустальной ночи» или «выезда всех евреев», но не включают массовыеубийства в концлагерях.
Темы депортации и уничтожения людей всплывают позже,когда речь идет о вернувшихся, как правило, для того чтобы продемонстрировать,что рассказывающий как участник событий сочувствовал пострадавшим и был готовпомочь. Холокост как комплексное явление вспоминается только после наводящихвопросов – он представлен в официальной культуре памяти, в когнитивномуниверсуме истории и национальной памяти, но не в приватных беседах ивоспоминаниях.240Welzer H., Moller S., Tschuggnall K.
«Opa war kein Nazi». Nationalismus und Holocaust im Familiengedächtnis. Frankfurta.M.: Fischer Taschenbuch Verlag, 2010.121Данныйвыводподтверждаетсяиисследованиямидругихнемецкихсоциологов, посвященными воспоминаниям о национал-социализме: «Холокостявляется маргинальным воспоминанием в личной памяти немцев».В ходесоциологическогоопроса,проведенногоХ.-А.Хайнрихом,былавыявленаинтересная тенденция. В ответах респондентов на открытый вопрос, ранееобозначивших, что они ощущают высокую и очень высокую эмоциональнуюнагрузку в отношении Шоа, Холокост не фигурирует в качестве значимого событиянемецкой истории в 85,4% случаев241. Исследователь приходит к выводу, что,несмотря на признание и принятие общественных норм, которые диктуютопределенные правила отношения к Аушвицу и его меморизации,лишь меньшинствонемцев готовы приписать ему высокую значимость в собственной системеубеждений.
Вместе с тем, такое положение дел не означает, что немцы признаютХолокост лишь формально и что пришла пора «подвести черту» под нацистскимпрошлым. «Эмоциональное восприятие Холокоста – это не самообман»242. Хайнрихзаключает, что столь незначительное место Холокоста в индивидуальной немецкойпамяти связано с болезненностью темы и сложностью ее переработки. Онпротивопоставляет данный тезис имевшей большой резонанс в 1998 г. публичнойречи писателя и общественного деятеля М. Вальзера по случаю присуждения емуНациональной премии германской книготорговли: в ней Вальзер охарактеризовалХолокост как «моральную дубину», которая стоит на пути движения немецкогонарода к «нормальности».Последние социологические исследования подтверждают, что воспоминания оВторой мировой войне по-прежнему в значительной степени связаны с семейныминарративами.
Весьма интересны результаты телефонного опроса, проведенногоИнститутоммеждисциплинарныхисследованийконфликтовинасилияБилефельдского университета по заказу Фонда «Воспоминания, ответственность и241Heinrich H.-A. Kollektive Erinnerungen der Deutschen. Theoretische Konzepte und empirische Befunde zum SozialenGedächtnis. München: Juventa Verlag Weinheim und München, 2002. S. 204.242Ibid. S.
205.122будущее»: он демонстрирует, что в памяти на индивидуальном уровне в равныхдолях присутствуют как преступники, так и жертвы и помогавшие жертвам243. 17,6%опрошенных обозначили, что их предки участвовали в преступлениях режима, 18%сообщили о них как о помощниках, и больше половины респондентов (54,4%)говорят о том, что их старшие родственники являлись жертвами режима.
Уаудитории отмечается высокий интерес к истории, при этом основными урокамипрошлого, которые необходимо учитывать в настоящем, немцы считают угрозырасизма (78,9%) и предотвращение прихода к власти национал-социалистов (84,3%).Тематика вины в сознании немцев практически не имеет веса – «культура вины» непредставляется актуальной, респонденты не ощущают себя виноватыми впреступлениях нацистов и Холокосте. Тем не менее, свое аффективное влияние онсохраняет, прежде всего, оно связано с посещением «мест памяти», в частностибывших концентрационных лагерей: по мнению опрошенных, такие экскурсии даютнаиболее мощный эмоциональный эффект.Жертвенные нарративы в среде немецкого населения сохраняют большуюзначимость, комплекс дискурсов прошлого в этой области постоянно развивается ипополняется.
Как отмечает Хайнрих, «наблюдается четкая тенденция к тому, что впервую очередь немцы считают жертвами режима себя, итолько во вторую евреев,цыган, гомосексуалистов и коммунистов»244.К. Науманн считает 1995 г. переломным для изменения дискурса о жертвахВторой мировой войны, когда общество впервые стало обращаться к этим вопросами пытаться их проблематизировать245.Впервые вопрос о бомбардировке немецкихгородов и связанной с этим «неспособности скорбеть» поднял в своих лекциях вЦюрихе в 1997 г. писатель Винфрид Георг Зебальд, книги которого в последниегоды стремительно набирают популярность в России.
Он выступил с утверждением243Pressemitteilung. Trügerische erinnerungen – wie sich Deutschland an die Zeit des Nationalsozialismus erinnert[Электронныйресурс]//EVZ-Stiftung.13.02.2018.Режимдоступа:https://www.stiftungevz.de/service/pressebereich/pressemitteilungen-2018/pm-studie-erinnerungskultur.html (дата обращения03.03.2018).244Heinrich H.-A.Op. cit.
S. 187.245NaumannK. Leerstelle Luftkrieg: Einwurf zu einer verqueren Debatte // Mittelweg , 1998. № 2. S. 12–15.123о том, что в коллективном сознании немцев не нашлось места для памяти осоюзнических бомбардировках и связанных с этим страданиях немецкого народа, иписателям не удалось найти подходящей и «воспроизводимой» художественнойформы, чтобы облечь эти страдания в слова. Зебальд говорит о «скандальномдефиците» скорби, который, с его точки зрения, сегодня выражается в отсутствии иневозможности литературного освещения опыта прошлого. Зебальд упоминал такжедефицит воспоминаний о несчастьях немцев и в официальном политическомдискурсе, и в историографии, и в семейных разговорах246.Несколькими годами позже, в 2002 г., вышла книга «Пожар» авторстважурналиста и историка Йорга Фридриха, которая обозначила новый поворот внемецкой мемориальной культуре – к «самовиктимизации».
Информация о гибелинескольких сотен тысяч немецких граждан и бомбардировках Дрездена, Гамбурга,Любека и Нюрнберга была известна и ранее, но Йорг Фридрих впервые предложилразвернутый дискурс бомбовой войны «с точки зрения немцев».Вопроспринудительныхдепортацийтакжеактивнообсуждаетсявобщественном поле в Германии, и здесь столкновение различных нарративовпрослеживается наиболее явно. Начиная с послевоенных лет и вплоть до конца 1970х годов тема изгнания немцев из Восточной и Центральной Европы отнюдь не былаотодвинута на задний план. Скорее, наоборот, ее активно «подсвечивали», стараясьзавоевать симпатии электората и создать основы для интеграции общества на основе«жертвенного» восприятия. Легитимной являлась даже политическая риторика,которая подразумевала взаимозачет: шесть миллионов истребленных евреев – семьмиллионов депортированных немцев247. Однакопосле спора историков ипоследовавших за ним политических заявлений подобный подход стал невозможен.Вместе с тем, весьма влиятельной организацией является Союз изгнанных,прообраз которого впервые появился еще в 1950 г.
С 1998 по 2014 гг. Союз246Ассман А. Указ.соч., 2014. С. 213.Das Holocaust-Mahnmal. Dokumentation einer Debatte / Сullen M.S. (Hg.). Züich:PendoVerlag, 1999.247124возглавляла харизматичный лидер Эрика Штайнбах, которая добивалась сооружения«Центра против изгнания» в Берлине248. В одной стороны, выбор не случаен: именностолица страны традиционно аккумулирует различного рода мемориальныепрактики, связанные с нацистским прошлым Германии.С другой стороны, именнопоэтому заявление Эрики Штайнбах о необходимости создать Центр изгнания вБерлине было встречено общественностью Германии и европейскими соседямистоль эмоционально: центр, посвященный немцам-жертвам войны, изгнанным изсвоих домов на территории Восточной Европы, было предложено создать в столицеГермании – городе, где буквально на каждом шагу можно встретить упоминание ожертвах нацизма.
Тем самым, с одной стороны, символически приравнивалось бызначение страданий немецкого и еврейского народов, с другой стороны, к Центрупривлекалось бы максимально широкое общественное внимание на федеральном идаже на международном уровне.Вот что по этому поводу говорит Ю. Хабермас: «Да, план создания такогоЦентра в Берлине исторически недальновиден, политически глуп и бездушен; но,прежде всего, он не продуман…Серьезную проблему изгнанничества следуетразрабатывать в европейском измерении, нужно представлять всю ее сложность.
Ачто касается местоположения, то в данном ракурсе скорее приходит на ум Бреслау[теперь Вроцлав], чем Берлин»249.Проработка темы жителей ГДР как жертвы советской диктатуры всовременной Германии связана с большим количеством мнемонических объектов,работающих с музейными средствами драматизации и перформанса памяти, так жекак и тема Холокоста. Музей Берлинской стены у «Чекпойнт Чарли» пользуетсябольшей популярностью у туристов, чем Еврейский музей в Берлине, построенныйпо проекту культового архитектора Даниэля Либескинда250. В господствующем248ХабермасЮ. Расколотыйзапад. М.: Весьмир, 2008.Там же.С. 112.250Электронныестраницымузеев.
Режим доступа: http://www.mauermuseum.de/en/index.html; https://www.jmberlin.de/en(проверено 01.09.2017).249125мемориальном нарративе после объединения Германии также отмечается попыткаразвивать этот миф как основу для универсализации немецких страданий под «игом»национал-социализма и коммунизма.126Глава 3.
Дискурсы прошлого в современной Германии: анализ СМИ вконтексте миграционной проблемы§1. Мемориальная культура и миграцияУстановившаяся в Германии мемориальная культура встречается с новымивызовами и требует переосмысления в связи с активными миграционнымипроцессами, которые являются сегодня неотъемлемыми приметами глобальногомира.Парадигмы памяти о нацистском прошлом и миграционная политика – две этисферы находятся в фокусе пристального внимания социальных наук, однако всовременных исследованиях не так много внимания уделяется их пересечению.Важнейшим социальным вопросом в Германии сегодня являются проблемыинтеграции мигрантов. В ходе разработки реформирования законодательства,регулирующего право на получение мигрантами двойного гражданства, в 2000 г.разгорелись дискуссии об отношении к определенному культурному контексту – аименно, к «ведущей культуре» (Leitkultur)251. Термин «интеграция» использовался вкачествеобозначенияожидаемогоотполучившихнемецкоегражданствоиностранцев сближения с «культурными базовыми представлениями» в Германии.При этом понимание данных «базовых представлений» является весьма обширным инеопределенным.В исследовательском проекте «Немецкие состояния» (DeutscheZustände),выполнявшемся под руководством Вильгельма Хайтмайера в период 2002–2011 гг., втой его части, которая концентрируется на проблемах враждебного отношения кгруппе(gruppenbezogeneMenschenfeindlichkeit),такжеупоминаетсяпонятие«ведущей культуры»: часть опрошенных высказали мнения, что иностранцы должны251См.:Bassam T.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
