диссертация (1169387), страница 24
Текст из файла (страница 24)
P. 365.115территории бывшей ГДР232. Комиссия пришла к выводу, что самое страшноепреступление нацизма – факт уничтожения еврейского населения, преследований понациональномупризнаку,–игнорировалосьустроителямимемориальныхкомплексов, в то время как на первый план выдвигались страдания узниковкоммунистов и сама риторика антифашистской борьбы. Таким образом, необходимобыло собрать информацию и провести работу с теми узниками, чьи истории до сихпор замалчивались.Задачу,однако,усложнилоипоявлениеновойкатегориижертв–интернированных, погибших в лагере в послевоенное время, и им также необходимобыло отдать должное. Возникло напряжение между разными группами жертв.Например, узники нацистского лагеря отказывались работать в совместныхмемориальных комитетах с «советскими» жертвами, выражая возмущение тем, чтопережитое ими приравнивается к событиям постгитлеровской эпохи.Руководству мемориального комплекса пришлось аккуратно выстраиватьновуюэкспозициюипланироватьмероприятия,основываясьна«децентрализованном подходе», лавируя между недовольством заинтересованныхгрупп и вступая в противоречие со сложившимися культурами памяти – западной ивосточной.В новой Германии развивающиеся практики меморизации вступали вконфликт с существующими нарративами, политическими культурами и структуройсоциальных иерархий и исключали отдельные группы из дискурса, напримербывших граждан ГДР, однако закрепление дискурсов прошлого в «местах памяти» –это всегда сложный многоуровневый процесс со многими переменными.
Кроме того,описанный кейс наглядно демонстрирует, как чувствительное, открытое обществообъединенной Германии, выстраиваемое на демократических началах, за счет232Stadt Oranienburg Gutachterverfahren: Urbanisierung des ehemaligen Gelandes der SS-Kaserne Oranienburg:Dokumentation. Stadt Orienburg in Zusammenarbeit mit der Landesentwicklungsgesellschaft fur Stadtebau Wohnen undVerkehr des Landes Brandenburg GmbH.
Oranienburg: StadtOranienburg, 1993.116приписывания большого значения экспертному мнению исключает из дискуссиидругих интересантов и ограничивает перспективыразвития новых смыслов иобразов.В 1990-е гг. обозначились два основных конфликтующих подхода квыстраиванию понимания воссозданной немецкой нации.Либеральные левые, самымярким представителем которых являлся Юрген Хабермас, концентрируются награжданской консолидации и подходят к анализу статуса нации именно в контекстеконцепции Staatsbürgernation – «гражданская нация». Хабермас рассматриваетпостнациональную идентичность, неразрывно связанную с «конституционнымпатриотизмом», как единственный путь для Германии233.Онуверен, что Холокост недает немцам права рассчитывать на преемственность истории: они не могутобращаться к традиционным формам идентичности, существует только возможностьвыстроить ее на универсальных основаниях.Однако в политико-культурномпространстве конца 1980-х – начала 1990-х годов возникали и противоположныеточки зрения, представители которых призывали использовать духовную категориюнации для восстановления национального, открытого миру патриотизма, инымисловами, выступали за развитие«народной нации» – Volksnation.«Колонизация немецкого сознания» – один из главных аргументов борцов завосстановление немецкой культурной идентичности.
Причем она понимается имисразу в нескольких смыслах: с одной стороны, колонизация Аушвицем, которыйпревратился в негативный абсолют.С другой стороны, термин «колонизация»употребляетсяивпониманииподчиненногоположения«немецкойсамости»внешним культурным влияниям, в частности, со стороны Америки234.233Хабермас Ю.
Историческое сознание и посттрадиционная идентичность. Западная ориентация ФРГ // Политическиеработы/ Пер. с нем. Б.М.Скуратов. М.: Праксис, 2005.234Коротецкая Л.В. Особенности интеллектуального патриотического дискурса в Германии 1990-х годов //Политические исследования, 2012. № 1. С. 92–99.117В 1996 г. была опубликована монография американского политолога ДэниэлаГолдхагена «Добровольные подручные Гитлера»235. Книга, которая вызвала вГермании интеллектуальный шок, обвиняла в преследовании и уничтоженииеврейского населения «самых обычных немцев», которые молча и добросовестноработали полицейскими и охранниками в лагерях. Одним из самых громкихмемориальных событий современной Германии стали дискуссии вокруг доклада«Министерство и прошлое.
Немецкие дипломаты в Третьем рейхе и в ФедеративнойРеспублике Германия», подготовленного небольшой группой историков к 2010 г. позаказу Йошки Фишера (само исследование длилось 5 лет)236. Книга развенчалаукоренившийся миф о том, что немецкое внешнеполитическое ведомство былонепричастно к преступлениям Рейха. Подводя итоги дебатам на страницах СМИ,которые продолжались в течение двух лет после презентации доклада, немецкиеэксперты отмечают, что «дело МИДа» ознаменовало очередную эпохальнуюпарадигму в переработке немецкого прошлого, сопоставимую по масштабу с«контроверзой Фишера» и «спором историков». Она отображает не желание«подвести черту», а, наоборот, стремление вспоминать и все более тщательнопрорабатывать опыт прошлого.Основной задачей политических элит в 1990-х и 2000-х годах быламодернизация немецкой идентичности, основывавшаяся на региональных инаднациональных союзах, на идее объединенной Европы.
В научной литературетакже встречается мнение, что «Европа» рассматривалась как убежище длянемецкой политики и культуры, дававшее возможность скрыться от грузасобственной истории, в частности, Холокоста, восстановить «нормальность». Всередине 1990-х годов немецкий социолог Свен Папке так прокомментировалпоразительное единодушие всех партий в ФРГ касательно европейского пути:235Рулинский В.В. Преодоление нацистского прошлого в ФРГ. Феномен Гольдхагена // Современная Европа, 2016. № 5(71). С. 67–79.236Das Auswärtige Amt und seine umstrittene Vergangenheit / M.
Sabrow, C. Mentel (Hgs.). Frankfurt a.M.: FischerTaschenbuch, 2014.118«Такое бегство в европейскую идентичность кажется не только странным, но икрайне рискованным. Никаких точек опоры здесь нет, поскольку «европейскойнации» как таковой не существует»237.В свежей монографии «Кризис Европы» М. Кастельс отмечает, что общаяпамять Европы теоретически является фактором для разработки единой европейскойидентичности238.
Единое поле воспоминаний о преступлениях и декларированнаярешимость объединяться во имя того, чтобы предотвратить подобное в будущем,может стать основой для развития транснациональной идентификации средиевропейцев.Холокосту с началом европейской интеграции был присвоен статуспарадигмального европейского «места памяти», и на официальном уровне Шоапродвигается как часть европейской идентичности.
В 2000 г. в Стокгольме прошласпециальная правительственная конференция для обсуждения форм воспоминаний оХолокосте.Общеевропейский поворот к памяти о Холокосте был обусловлен несколькимифакторами. В первую очередь, это международная этическая трансформация впереходе от героической памяти к памяти «постгероической», когда в центремножества нарративов памяти оказалась пассивная и беззащитная фигура жертвы –victim. В мемориальной культуре закрепился подход толкования истории с позициижертвы, с концентрацией на насильственных эпизодах.Вторым значимым аспектом является то, что «мемориальный бум»,memoryboom 80-х и 90-х годов был характерен не только для Германии, но и длявсего мира, и изменил восприятие истории, которое стало значительно болееэмоциональным.профессионального237Историяужесообщества,большеасталанезамкнутадостояниемрамкамиширокойузкогопубликииЦит. по: Kronenberg V.
Patriotismus in Deutschland. Perspektiven für eine weltoffene Nation. Wiesbaden: VS Verlag fürSozialwissenschaften, 2006. S. 256.238Castells M. Achilles' Heel: Europe's Ambivalent Identity // Europe’s Crises / M. Castells et al. (eds.). Cambridge:PolityPress, 2018. P. 181.119репрезентируется во всех возможных формах и на разных уровнях общественнойжизни.Стокгольмская конференция лидеров европейских держав, посвященнаярамкам памяти о Холокосте, если цитировать Frankfurter Allgemeine Zeitung,основала «новую гражданскую нацию», которая черпает из памяти о самомстрашном преступлении двадцатого века нормативные предписания для будущего.Для европейских государств это также ознаменовало начало более интенсивнойработы с памятью – Холокост, Вторая мировая война, изгнания и скользкий вопросфашистской коллаборации.Вывод памяти о Холокосте на национальный уровень, с одной стороны,позволяет говорить о размывании специфического немецкого нарратива вины,посвященного содеянному.
С другой стороны, целый ряд факторов по-прежнемуобеспечивает значимое место Холокоста в немецкой памяти: и непосредственноеродство нынешних поколений с деятелями преступного режима, и международныеинициативы,истабильнаякультурнаяиобразовательная«машина»повоспроизводству памяти.Новая мемориальная культура породила новый тип туризма – «исторический»туризм, поток людей, заинтересованных в работе с прошлым, имеющих желаниеприкоснуться к самым болезненным страницам истории и пережить таким образомее катарсический опыт, эмоциональное потрясение, попытаться отождествить себя сжертвами.К.Пирспредлагаетиспользоватьмакроориентациюна«диалектикунормальности» как характеристику периода памяти в современной Германии,начиная с объединения и заканчивая нашими днями239.
Отсылки к нацистскомупрошлому как радикально противоречащие системе современных ценностейдемократии и толерантности по-прежнему оказывают значительное влияние напроцесс утверждения страной своей «нормальности». Налицо конфликт между239Pearce C. Contemporary Germany and the Nazi Legacy.L.: Palgrave Macmillan, 2008.120утверждаемой и понятной необходимостью помнить прошлое и стремлением к«нормальности».Официально-политический,интеллектульный,медийныйдискурсыонацистском прошлом в значительной мере не совпадают с его ролью виндивидуальной и семейной памяти немцев. Немецкий социолог Харальд Вельцервместе с командой исследователей проводил подробный анализ бесед о националсоциалистическом прошлом в немецких семьях с участием нескольких поколений240.Оказалось, что младшее поколение – внуки и правнуки – слушая истории о войне иТретьем рейхе, «пропускают» те факты и детали, которые представляют вневыгодном свете их старших родственников.