диссертация (1169387), страница 18
Текст из файла (страница 18)
В ходе социальной коммуникации она приписывает опыту илисобытию травматическое значение и реагирует соответствующим образом, темсамым также выступая в роли актора и продолжая перформативный акт. Позицияаудитории по отношению к переживанию травмы является «жертвенной» – какпассивной, так и страдательной, она символически участвует в переживаниипервоначальной травмы, соотносит себя с непосредственной группой-жертвой.Особенно интенсивным отождествление с жертвами становится благодаря работе сосмыслами в сфере искусства, в музеях и в процессе репрезентации в СМИ.Социальные сети, новые медиа, создают возможности для конструирования«зрителями-жертвами»собственныхкоммуникативныхактов,связанныхстравматическими событиями.
Например, размещение фотографии горящей свечи вличном профиле в сети Facebookв Международный день памяти жертв Холокоста172Rauer V. Symbols in action: Willy Brandt’s kneefall at the Warsaw Memorial // Symbolic Action, Cultural Pragmatics andRitual / J.C. Alexander, B.Giesen, J.L.Mast. (eds.). Cambridge: CambridgeUniversityPress, 2006. P. 261.83как траурного знака памяти о погибших мгновенно транслирует позицию человека иодновременно является его «гражданским» высказыванием.Сегодняшние «микротравмы», катастрофические события общественнойжизни, вызывают мгновенную реакцию «зрителей-жертв», в первую очередь всоциальных сетях.
В свою очередь, их коммуникационные стратегии в интернетсреде становятся информационным поводом для новых сообщений в СМИ.Террористические акты в современном мире вызывают живой отклик пользователей(«юзеров»)социальныхдополнительныесетей,технологическиекоторые,ввозможностисвоюдляочередь,предоставляютсовершенияпубличноговысказывания. Так, например, «юзеры» накладывают на фотографию личногопрофиля флаги страны, жители которой пострадали от действий террористов, илизаменяют фото слоганом «JesuisCharlie» в знак солидарности с журналистамифранцузского еженедельника «Шарли Эбдо»: данные действия являются не толькоформой протеста против террора и выражением солидарности с пострадавшими исобственного горя, но и публичным «присоединением» к группе пострадавших.
Егоможно трактовать и как претензию на позицию жертвы: «нападение на них» =«нападение на меня», атака моих ценностей и убеждений = я – жертва.Специально созданные архивы для хранения свидетельств очевидцев Шоаперекликаются с конструируемыми в режиме реального времени рассказами отравматических событиях, пережитых другими группами жертв. Например,акция «Яне боюсь сказать», прошедшая в русскоязычном сегмента социальных сетей,посвящена рассказам девушек и женщин о пережитом сексуальном насилии173.Тексты, помеченные соответствующей электронной меткой (хэштегом), образуютоткрытый огромный архив историй о травматическом опыте. Отдельно можноупомянуть феномен «цифровых кладбищ», создающих видимость дигитального173См., например:Пономарева А.
#Я не боюсь сказать[Электронный ресурс] // Радио Свобода. 07.08.2016.Режимдоступа: https://www.svoboda.org/a/27844509.html (датаобращения 08.08.2017).84существования индивида на основе созданного им при жизни контента – тексты,фотографии, переписки и т.д.Образ«неприкосновенного»Холокоставызываетсегоднякритикуинедовольство в среде немецких интеллектуалов – речь идет о сложившихсяпрактиках репрезентации174. Проблема Освенцима в Германии характеризуется ещеитем,чтовокругBerührungsverbot,неечтопостепеннообразовалосьполе«табудоступа»–препятствуетдальнейшемуосмыслениюпонятияитеоретической разработке иных его трактовок с течением времени. Немецкоймемориальной культуре предстоит искать новые смыслы, новые дискурсивные мирыи способы репрезентации.Звучат претензии о «выхолащивании» содержания памяти, о бессмысленностиборьбы за то, что уже никем не оспаривается.
Кроме того, недовольство связано соднообразнойрепрезентациейпрошлоговофициальныхритуалахисустановившимися нормами политкорректности в отношении высказываний оХолокосте, которые ограничивают свободу слова границами определенного набораморальных императивов.К критике ритуализации близко примыкает и дискуссия об «индустрииХолокоста» как медийного конструкта, достигшего уровня эрзац-религии. Помимоэтого, Холокост и Гитлер уже превратились в часть поп-культуры и сами по себеявляются эффективными и «дорогими» брендами, спрос на которые в обществепотребления очень высок.Можно высказать еще и опасение, что кристаллизация Холокоста какмеждународного мемориального символа тормозит работу с будущим и развитиеутопическихидей.МестоХолокоставнемецкомитранснациональномобщественном дискурсе точно отражает разлад традиционного баланса междупрошлым и будущим в культуре постмодерна и отход от понимания времени как174См.: Giesecke D., Welzer H.
Das Menschenmögliche: Zur Renovierung der deutschen Erinnerungskultur. Berlin: EditionKörber, 2012; Ureit U., Schneider Ch. Gefühlte Opfer: Illusionen der Vergangenheitsbewältugung. Stuttgart:Klett-Cotta, 2010.85линейного процесса с точно определенными границами «прошлое – настоящее –будущее». Нынешняя мемориальная культура отвлекает от концентрации на новыхпрогрессистских проектах. Вместе с тем, стремительное развитие новых технологийвлечет за собой значительные социальные изменения, и со стороны государства ибизнеса в последние годы четко формулируется запрос к экспертному сообществу наработу с будущим и социальное прогнозирование.
Появление профессиональных«медийных» футурологов и повышенное внимание к ним со стороны СМИ иразличныхаудиторий,развитиеразличныхметодов«форсайта»толькоподтверждает общую озабоченность будущим.Историк Гейдельбергского университета Эдгар Вольфрум, отвечая на вопрос«Шпигеля» в статье «Изменения прошлого» («Wandel der Vergangenheit»)175,признает, что ученых по-прежнему интересуют «старые темы», но спорят они уже«спокойнее и расслабленнее», а «немецкая история становится все меньше».Падение железного занавеса, рост влияния Китая на международной сцене изначимость БРИКС – в связи с поворотом к образу жертв в международноймемориальной постколониальной традиции «другим тоже нужно пространство дляпрошлого», и Холокост постепенно отходит на второй план.
На Западе инструментыполиткорректности сегодня в основном используют группы меньшинств для того,чтобы формировать повестку общественной дискуссии. Дискурс о националсоциализме в Германии развивался именно по подобной схеме: «левое»меньшинство постепенно «выиграло» у молчаливого большинства, и продвигаемыеизначально маргиналами нормы стали основой государственной политики176. Теперьв роли парадигматического меньшинства выступают жертвы Холокоста, которые немогут вступиться за себя. Все больше внимания обращается на другие меньшинства.Например, гендерные исторические исследования воспринимаются сегодня как175Kurbjuweit D. Der Wandel der Vergangenheit [Электронныйресурс] // Spiegel, 2014. № 7.
Режимдоступа:http://www.spiegel.de/spiegel/print/d-124956878.html (дата обращения 04.05.2015).176Лезина Е. Память, идентичность, политическая культура и послевоенная германская демократия [Электронныйресурс] // Отечественные записки, 2013. № 6. Режим доступа: http://www.strana-oz.ru/2013/6/pamyat-identichnostpoliticheskaya-kultura-i-poslevoennaya-germanskaya-demokratiya#_ftn1 (дата обращения 07.04.2017).86гораздо более актуальные, чем исследования Холокоста.
Ревизия историипроисходит по другим направлениям.В российском общественном дискурсе, а также в национальном сознанииХолокост занимает гораздо более скромное место. Российские опросы, посвященныепамяти о Второй мировой войне, демонстрируют, что Холокост не выделяется вобщественном сознании как отдельный проблемный нарратив. В ответах на вопросисследователей РАНХиГС «Какие события, факты войны 1941–1945 гг. вызывают уВас чувства горечи и боли?», в первую очередь называются «людские потери»(91 %), а также «разрушение городов и сел» и «насильственная депортацияСталиным некоторых народов», однако «еврейская» тема никак не звучит 177.
Корнитаких установок предлагается искать в советской официальной политике памяти,тесно связанной с ориентациейна антисемитизми разграничениемсоветских и несоветских жертв еврейской национальности.Характеристика жертвенных нарративов в Советском Союзе соотносится ещеи с тем, что в военное и послевоенное время гибель людей рассматриваласьисключительно в героическом поле «борьбы с гитлеризмом», то есть в контекстесакрификации.С опорой на значимость описанных в первой главе диссертационногоисследования стратегий аутентичности в формировании дискурсов прошлого можноопределить еще одну причину такого низкого внимания к жертвенным нарративам:отсутствие необходимого для восприятия материалов аутентичными элементасогласия общества, то есть его готовности принять и услышать рассказ опережитом.Вместе с тем, наблюдается и позитивная динамика – открытие в 2012-мгоду в Москве Еврейского музея и центра толерантности, посещение его первымилицами государства.177Покида А.Н., Зыбуновская Н.В.
Социологический опрос, характеризующий представления россиян о ВеликойОтечественнойвойне1941–1945 гг.[Электронныйресурс].Режимдоступа:http://www.ranepa.ru/component/k2/item/7176-poll-vov.html (дата обращения 25.06.2015).87Основной официальный фрейм воспоминаний о войне по-прежнему остается«прогрессивным», направленным на победы, свершения и борьбу с врагами. ТемаПобеды в массовом сознании россиян является сегодня самым значимым символомпатриотизма и гражданской и семейной идентичности178. Воспоминания жертв, хотяи не подавляются, но остаются маргинализированы и не вводятся в широкийгуманитарный оборот.178Головашина О.В., Линченко А.А., Аникин Д.А. Память о Великой Отечественной войне: День Победы висторическом сознании россиян // Социологические исследования, 2017.
№ 3. С. 123−133.88§ 2. Трансформация памяти в официально-политическом и социальномдискурсах ГерманииМнемонические и дискурсивные практики и исторические символы корректнорассматривать только в определенном историческом и политическом контексте,учитывая, в том числе, внутренние и внешние факторы политической жизни страны.Процесс реконструкции и передачи прошлого в Германии, который в итогесобирается в общую картину национального мемориального ландшафта, состоит измножества отдельных заявлений, юбилейных торжеств, политических фестивалей,внешнеполитических встреч, открытия монументов, музеев и памятных мест,фильмов, книг,фотографий и исследований и, конечно, сообщений СМИ всехжанров. Материалы телевизионных программ, газет и журналов могут как решатьзадачи эстетически-экспрессивного влияния на аудиторию, так и поддерживать иуглублять содержательный дискурс.Традиционно в Германии, как и во многих других странах, официальнополитическийиинтеллектуальныйдискурсынаходятсявопределеннойконфронтации.
Формы памяти и коммеморации этих двух полей иногда могутсближаться и даже совпадать, однако часто расходятся, традиционно разделяя и саму«интеллигенцию» на правый и левый лагеря. В послевоенные годы политики иинтеллектуалы были тесно связаны друг с другом, однако постепенно с ходомвремени политические и интеллектуальные мемориальные практики, хотя инаходясь в параллельном динамическом развитии, не просто сталкивались, но инапрямую конфликтовали179. Политические смысловые системы всегда опираютсяна образы прошлого. При этом в символическом поле соперничают стратегииосновных политических сил и общественных лагерей, которых вслед за А.Г.179Олик Дж. Указ.соч. С.
56.89Васильевым с опорой на предложения М.Бернхарда и Я.Кубика будем называть«мнемоническими акторами»180.Важно отметить, что в посттоталитарных обществах наблюдается кризисидентичности, который предполагает острую необходимость поиска новыхколлективных оснований и в то же время развитие плюралистических нарративовпамяти на разных общественных уровнях, которые были подавлены и не находилидолжных форм репрезентации в условиях режима диктатуры.Stunde Null – «час ноль»181 – обозначил полную капитуляцию Германии в ночьна 9 мая 1945 г. Вторая мировая война завершилась поражением, лишила странумеждународно-правового суверенитета.«Час ноль» открыл новую страницу истории:необходимо было нести ответственность за совершенные злодеяния, вместе с темостро стояла необходимость восстанавливать страну и выстраивать новое общество,самосознание и идентичность.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
