Диссертация (1168796), страница 34
Текст из файла (страница 34)
Гончарова. Новосибирск: «Наука». Сибирскоеиздательско-полиграфическое и книготорговое предприятие РАН, 1997. 240 с.162В. И. Мельник немалый акцент сделал в изучении проблемы Гончарови Лермонтов, открыл параллели между сюжетно-психологическими линиями«Демона» и «Обрыва», которые затрагивают и аспекты женской образности.Мы это учитываем, но при этом отметим, что для нас многое в этихпараллелях объясняется посредничеством гетевского «Фауста».Основой для сопоставления текстов Гончарова и Лермонтова являетсядля В.
И. Мельника цитация из Лермонтова, которая звучит в романе«Обрыв». В сцене соблазнения Райского Ульяной Козловой последняяповторяет слова лермонтовского Демона: «Оставь угрозы, свою Тамару небрани» [VII, 443]. При этом приведенная фраза в поэме Лермонтоваобращена к отцу Тамары и не имеет никакого непосредственного отношенияк теме соблазнения. Между тем, как справедливо отмечает исследователь,«анализ романа “Обрыв” показывает, что цитата из Лермонтова далеко неслучайна.Стержневойрепродуцируетпсихологическийидейно-психологическиесюжет“Обрыва”ситуациипостояннолермонтовского“Демона”»1. В.
И. Мельник справедливо обнаруживает переклички междуобразами Демона, Тамары и Ангела соответственно с Марком, Верой иТушиным, который желает «загладить “проступок и страданье” Веры»2.Помимо линии Марка и Веры, можно «прочитать» этот известныйлермонтовский сюжет во многих сценах «Обрыва». Например, подобноДемону, Ульяна Козлова, которая возомнила себя Тамарой, пытаетсязавладеть Райским, а когда чувствует, что терпит поражение, притворяетсястрадалицей: «Она взглядывала мельком на него, делая большие глаза, какбудто удивляясь, что он тут, потом вдруг судорожно прижимала его к грудии опять отталкивала, твердя: “стыд! стыд! жжет...
вот здесь... душно... ”» [VII,442]. Райский, как и Тамара, верит в это притворство. Ульяна Козлованезамедлительнопоказываетсвою1демоническуюсущностьМельник В. И. «Свою Тамару не брани» (Лермонтовская тема в романеИ. А. Гончарова «Обрыв») // Гончаровские чтения 1995-1996. Ульяновск: УлГТУ, 1997.С. 3.2См.: Там же. С. 11.163соблазнительницы: «Мало-помалу она ослабела, потом оставалась минутпять в забытьи, наконец пришла в себя, остановила на нем томный взгляд и –вдруг дико, бешено стиснула его руками за шею, прижала к груди ипрошептала:– Вы мой...
мой!» [VII, 443].При этом мы понимаем, что Ульяна не является невинной ибезгрешной жертвой, как Тамара, но она никак не может быть соизмеримаисключительно только с Демоном. Получается, что образ героинидвойственен: в нем присутствуют черты как демонического соблазнителя, таки его жертвы. Она является синтезом двух начал, представленных в поэмеЛермонтова в вышеназванных образах.Черты лермонтовского Демона высказываются и в Райском, которыйпытался нашептать Софье Беловодовой о свободе, необходимости своейволи, страстей: «Нет, кузина, над вами совершено систематическиутонченное умерщвление свободы духа, свободы ума, свободы сердца! Вы —прекрасная пленница в светском серале и прозябаете в своем неведении»[VII, 102].
Заметим, что Софья, как и Тамара, происходит из знатного рода.Но, несмотря на то, что Райский, подобно Демону, искушал героинювсячески, в Софье, в отличие от Веры, черты Тамары проявляются слабо.Читатель не видит душевных мук Софьи. Безусловно, у нее возникают«гамлетовские сомнения», о которых мы уже упоминали выше. Но онипривели только к скромной записке графу Милари, после чего их общениепрекратилось по настоянию тетушек, ведь эта история была приравненапоследними к «падению». Думается, что Софья, скорее, может бытьрассмотрена как травестированная Тамара, ведь ничего кроме улыбки ееистория с графом Милари не вызывает.Необходимо отметить, что сюжет лермонтовской поэмы воссозданотчасти и в «Обломове» (Ольга — Обломов, Ольга — Штольц), и в«Обыкновенной истории» (Лизавета Александровна — Петр Адуев,Александр Адуев — Лиза).
Однако его истоки этого сюжета во многом164восходят к европейской традиции, в том числе к «Фаусту» Гете1, и мыполагаем, что важнейшие линии в женских образах у Гончарова,архетипическиобусловлены,вернеевсего,именнотекстом-предшественником, а не собственно лермонтовской поэмой.Продуктивным для Гончарова и русской культуры оказался другойлермонтовский образ, аккумулирующий в себе важную психологическуюмодель, которая, может быть, не очень определенно высказалась отчасти и вТамаре.
Это образ Веры из романа «Герой нашего времени», который всегдасчитался одним из самых сложных и спорных лермонтовских созданий сточки зрения психологической глубины и тщательности художественнойразработки.Собственно роман «Герой нашего времени» был глубоко интересенГончарову. Как справедливо отмечает А. Г. Цейтлин, писатель «не прошелмимо многих достоинств лермонтовского эпоса и прежде всего мимо егоглубокого психологизма.
Именно отсюда растет гончаровский показмельчайших движений души. “Обыкновенная история” в этом смыслеопираетсябольшевсегона“Героянашеговремени”»2. Гончароваинтересовала психологическая ткань данного романа, он перенял опытЛермонтовакакхудожника-психолога:«“Внутренниемонологи”лермонтовского романа в сильной мере облегчили Гончарову доступ кглубинам человеческого сознания»3. При этом стоит подчеркнуть, что уГончарова был особый от Лермонтова путь: «психологию героя онпредпочиталраскрыватьвстрого-объективной1формеавторскогоСм.: Логиновская Е. В.
Поэма М. Ю. Лермонтова «Демон». М: Художественнаялитература, 1977. С. 12-20; Стадников Г. В. Лермонтов и Гете // Русская литература. 1999.№ 3. С. 27-32.2Цейтлин А. Г. И. А. Гончаров / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького.М.: Изд-во АН СССР, 1950. С. 389.3Там же. С. 390.165повествования, почти не передоверяя (за исключением “Обрыва”) своемугерою функций повествователя»1.Подчеркнем, что представление о мастерстве Лермонтова-психолога ио его глубоком понимании натуры человека в науке о творчестве писателяявляется общепризнанным, однако распространяется в большей мере наглавного героя Печорина.
При этом женские образы зачастую в этом планенедооцениваются. Особенно это касается Веры, в которой, по нашемуглубокому убеждению, Лермонтовым была зафиксирована важнейшаясоставляющая женской природы и представлена не столько как характер,сколько как символ-сущность.Признаем, что эта героиня выписана необычно, как бы специальнонеясно. Потому отчасти В. Г. Белинский считал ее «скорее сатирой наженщину, чем женщиной», ее лицо «особенно неуловимо и неопределенно»,а отношения к Печорину «похожи на загадку» 2.
Однако едва ли стоитсоглашаться в этом случае с мнением Белинского, поскольку Лермонтову,при всей лаконичности рисунка, удалось уловить в этом образе значимыйкомплекс психологических качеств. «Благодаря своей загадочности итаинственности, а также трагичности облика (Вера тяжело больна и ееожидает скорая смерть), она является и земной, и в то же время словнонадмирной ипостасью гётевской всепрощающей женственности (EwigWeibliche)»3, — справедливо отмечает И. А. Беляева. Однако она — нестолько национальный инвариант идеи, но, скорее, живой, хотя и намереннотуманно,штрихамипредставленный1образединственнойлюбящейЦейтлин А. Г.
И. А. Гончаров / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького.М.: Изд-во АН СССР, 1950. С. 390.2Белинский В. Г. Герой нашего времени. Сочинение М. Лермонтова: [Статья].СПб., 1840. Ч. 1-2 // Белинский В. Г. М. Ю. Лермонтов: Статьи и рецензии. Л.: ОГИЗ: Гос.изд-во. худож. лит., 1941. С. 121.3Беляева И. А. Печорин как современный человек: фаустовская грань образа //Сборник Научных трудов, посвященных 200-летнему юбилею М.Ю. Лермонтова: Мыпочти всегда извиняем то, что понимаем. Т. 14 из Bibliotheca slavica savariensis.Szombathely, 2014.
С. 28.166женщины, кроткой, нежной и страдающей и всегда следующей, словно тень,за героем.Только Вера любит Печорина просто и безо всяких условий, принимаягероя целиком, со всеми его пороками и недостатками, и вовсе не потому,что в его лице ее привлекает зло. Вера показана в романе как единственныйчеловек, который действительно понимает Печорина: «Я проникла во всетайны души твоей <…> никто не умеет лучше пользоваться своимипреимуществами и никто не может быть так истинно несчастлив, как ты,потому что никто столько не старается уверить себя в противном»1[Лермонтов: IV, 322]. Вера ощущает, что Печорин поистине несчастен.
И ееохватывает желание принести себя в жертву для того, чтобы сделать своегоизбранника счастливым. И в этом заключается главная ошибка героини: «Ноты был несчастлив, и я пожертвовала собою, надеясь, что когда-нибудь тыоценишь мою жертву, что когда-нибудь ты поймешь мою глубокуюнежность, не зависящую ни от каких условий. Прошло с тех пор многовремени: я проникла во все тайны души твоей... и убедилась, что то быланадежда напрасная» [Лермонтов: IV, 322.
Курсив наш. — А. С.].ПечоринуВеранеобходима.Воспоминаниеоней«останетсянеприкосновенным» [Лермонтов: IV, 272] в его душе, ведь она единственнаяженщина, которую он «не в силах был обмануть» [Лермонтов: IV, 273]. Хотяон и не терпел никакой власти над собой, а ее присутствие в его жизни —уже власть.