Диссертация (1168796), страница 11
Текст из файла (страница 11)
М.: Худож. литература, 1980.С. 319.47полугоры начал звать ее. Она подождет его, и только он подойдет сажени надве, она двинется вперед и опять оставит большое пространство между ним исобой, остановится и смеется. Он, наконец, остановился, уверенный, что онане уйдет от него.
И она сбежала к нему несколько шагов, подала руку и,смеясь, потащила за собой» [IV, 277]. В этом эпизоде Ольга выступает в ролипутеводительницы, пытающейся помочь герою подняться наверх, вспомним,что Беатриче – жительница Рая, которая встречает героя Данте послеЧистилища. Примечательно, что имение Ольги расположено и в саду, уподножия горы, и на самой горе: «Оно невелико, но местоположение —чудо! Вы будете довольны. Какой дом! Сад! Там есть один павильон, на горе:вы его полюбите» [IV, 343].Ольга хочет, чтобы Обломов к ней переехал, взошел вместе с ней нагору: «Она сбежала к нему несколько шагов, подала руку и, смеясь, потащилаза собой» [IV, 276].
Она желает, чтобы они с Обломовым жили у нее, на горе.Думается, этот момент символичен. Но для этого ей необходимо пробудитьгероя, помочь ему обрести гармонию, и в начале их взаимных отношений уИльинской получается быть источником его пробуждения. Обломов будтобы «воскрес» [IV, 324]: «у него на лице сияла заря пробужденного, со днадуши восставшего счастья» [IV, 202], «у Обломова мгновенно появиласьцель жизни» [IV, 325].Но вскоре Ольга понимает, что пробудить Обломова до конца ей не подсилу. Обломову удается обрести гармонию в любви к Ольге, но лишь наочень короткий период. Кто в этом виноват? Во многом, сам Обломов,который не смог сохранить достигнутую им высоту душевно-сердечнойработы. Но и горделивая Ольга также явилась причиной «нового сна» героя,которому хотелось «не гордости и твердости, а слез, страсти, охмеляющегосчастья, хоть на одну минуту» [IV, 285]. А гордость – это грех.
Гордыня несмогла позволить Ольге понять, что Обломов «уже давно умер» [IV, 368], вто время как она пыталась возродить его. Обломов говорит ей: «Твой гордыйвзгляд убивает меня, каждое слово, как мороз, леденит» [IV, 283].48Таким образом, современная Беатриче у Гончарова получилась внемалойстепенисамонадеяннойипотомуспокойноподвергаетсякритическому взгляду как со стороны писателя, так и читателя. Для земнойженщины она слишком смело берет на себя роль спасительницы, и ей самой,горделивой, далеко до вершины, то есть до дантовской Беатриче.В «Обрыве», т. е. в картине Пробуждения, как именовал эту романнуюстадию своей трилогии сам Гончаров1, образ Беатриче реализует себя вполной мере.
Писатель в образе Бориса Райского, которого он называл«проснувшимся Обломовым»2, показывает новое состояние человека,который пробудился ото сна. Герой Гончарова – ценитель женской «умнойкрасоты», которая транслирует высшую мудрость. Не случайно свой так и ненаписанный роман Райский хотел посвятить женщинам: «Женщины! вамивдохновлен этот труд, <…> вам и посвящается!<…> Мы не равны: вы вышенас, вы сила, мы ваше орудие<…> вы, рождая нас, воспитывайте насчестными, учите труду, человечности, добру и той любви, какую Творецвложил в наши сердца, – и мы твердо вынесем битвы жизни и пойдем за вамивслед туда, где все совершенно, где – вечная красота!» [VII, 762-763].В этом посвящении, как верно отмечает И.
А. Беляева, содержится всяпоэтическая программа романа Райского и романа Гончарова, движущейсилой которых является образ Веры и переживаемая ею драма: ее падение,страдание и постепенное восстановление-воскресение3. В романе Гончарованет совершенных женщин, но все же «идеальным типом» для него являетсяВера. Именно она как центральная героиня «Обрыва» представляет собойвершину в воплощении идеи русской Беатриче.Веру нельзя назвать безупречной женщиной, в том числе в планесоответствия ее внешности нормам красоты, которые приняты в обществе:1См.: Гончаров И. А. Лучше поздно, чем никогда: (Критические заметки) //Гончаров И. А.
Собр. соч.: в 8 т. Т. 8. М.: Гос. изд-во худож. лит., 1952–1955. С. 64-113.2Там же. С. 82.3См.: Беляева И. А. Генезис русского классического романа («БожественнаяКомедия» Данте и «Фауст» Гете как истоки жанра») Ч. I. М.: МГПУ, 2011. С. 193-213.49«Нет в ней строгости линий, белизны лба, блеска красок и печатичистосердечия в чертах и вместе холодного сияния, как у Софьи. Нет идетского, херувимского дыхания свежести, как у Марфиньки» [VII, 286]. Приэтом именно Вера становится в романе «идеалом женского величия,гармонией красоты», «красотой красот» или «всяческой красотой» [VII, 543,501], ведь несмотря ни на что, в ней «есть какая-то тайна, мелькаетневысказывающаяся сразу прелесть, в луче взгляда, в внезапном поворотеголовы,всдержаннойграциидвижений,что-тонеудержимопрокрадывающееся в душу во всей фигуре» [VII, 286].
В Вере, как и в ОльгеИльинской, присутствуют грани и земного, и небесного. Героинь нельзяназвать красавицами в прямом смысле этого слова, но есть в них черты,которые возвышают Ольгу и Веру над всеми остальными.Райский сравнивал Веру с «белой статуей в зелени» [VII, 575].Пылающая от страсти-любви героиня в его романе явлена на фоне зеленогоцвета надежды белой статуей веры. Цветовая гамма Беатриче тут повторяетсяедва ли не буквально: Данте увидел свою возлюбленную в алом платье,зеленом плаще и венке из олив над белым покрывалом. Заметим также, чтоданные цвета исчезли из характеристики Веры после пробуждения: «У нейглаза горели, как звезды, страстью…Она стояла на своем пьедестале, но небелой, мраморной статуей, а живою, неотразимо-пленительной женщиной<…> И вот она, эта живая женщина, перед ним! В глазах его совершилосьпробуждение Веры, его статуи, от девического сна» [VII, 622].
Именно после«падения», которое «оживило» Веру, героиня осознает, что больше нетнадежды на перемены во взглядах Волохова, а значит, им необходиморасстаться.В образе Веры органично совмещаются разные черты. С однойстороны, она гордая «дикарка» [VII, 158]. Бабушка говорит о том, что Вера«добрая и умная, да дикая нелюдимка» [VII, 120]. У нее есть русалочийвзгляд, «таков бывает у всех женщин, когда они обманывают!» [VII, 354].Она может быть жестокой, эгоистичной, вести себя с Райским как «кошка с50мышью» [VII, 583]. Но при этом в ней есть что-то таинственное, ее цветкомявляется лилия — символ чистоты, она красива «умной», как говоритРайский, то есть высшей красотой.Стоит отметить, что Вера не только служит, подобно Беатриче,путеводительницей — для Райского, Марка Волохова и Тушина, — но и самав поисках «“новой правды и новой жизни” – пошла на свет и едва несгорела», став жертвой своей собственной гордости.
Она, как заметилГончаров, «хотела не разрушения, а обновления»1, но не могла найти его.Несмотря на свое падение, Вера, благодаря помощи и поддержке близких(Бабушки, Райского, Тушина), находит в себе силы подняться со дна«обрыва». Она «будто пробуждалась ото сна, чувствуя, что в нее льетсяволнами опять жизнь, что тихо, как друг, стучится мир в душу, что душу эту,как темный, запущенный храм, осветили огнями и наполнили опятьмолитвами и надеждами» [VII, 688]. Пережитые страдания Бабушкинаправили внучку на новый путь: «Стало быть, ей, Вере, надо быть бабушкойв свою очередь, отдать всю жизнь другим, и путем долга, нескончаемыхжертв и труда, начать „новую жизнь“, не похожую на ту, что стащила ее надно обрыва <…>, любить людей, правду, добро...» [VII, 688].Черты Беатриче присутствуют также в Татьяне Марковне Бережковой,которая явилась спасительницей Веры в столь тяжелое для нее время,выстрадала ее грех, снесла его на своих плечах.
В статье «Лучше поздно, чемникогда» Гончаров писал: «В “Обрыве” больше и прежде всего менязанимали три лица: Райский, бабушка и Вера»2. Писатель считал Бабушкуследующим после Райского важнейшим звеном замысла романа. Наблюдаяза ее мучениями, Борис вспоминает всех великих женщин, признавая силу иправду каждой из них.
Подобно Беатриче, Бабушка поднимается в гору: «—1Гончаров И. А. Лучше поздно, чем никогда: (Критические заметки) //Гончаров И. А. Собр. соч.: в 8 т. Т. 8. М.: Гос. изд-во худож. лит., 1952–1955. С. 77.2Гончаров И. А. Лучше поздно, чем никогда: (Критические заметки) //Гончаров И.
А. Собрание сочинений: В 8 т. М.: Гос. изд-во худож. лит., 1952–1955.Т. 8.,1955. С. 71.51Мой грех! — повторила она прямо грудью, будто дохнула, — тяжело,облегчи, не снесу! — шепнула потом и опять выпрямилась и пошла в гору,поднимаясь на обрыв, одолевая крутизну нечеловеческой силой, оставляяклочки платья и шали на кустах». Именно в этот момент Райский видит в нейновую, необычайную женщину, великую спасительницу, полную небесноймудрости.
«Только великие души перемогают с такой силой тяжелые скорби,— думал он. — Им, как орлицам, даны крылья летать под облаками и глаза— смотреть в пропасти. И только верующая душа несет горе так, как неслаего эта женщина, — и одни женщины так выносят его! В женской половинечеловеческого рода, — думалось ему, — заключены великие силы,ворочающие миром. Только не поняты, не признаны, не возделаны они, ниими самими, ни мужчинами, и подавлены, грубо затоптаны или присвоенымужской половиной, не умеющей ни владеть этими великими силами, ниразумно повиноваться им, от гордости. А женщины, не узнавая своихприродных и законных сил, вторгаются в область мужской силы — и отэтого взаимного захвата — вся неурядица.
<…> Она казалась ему одною изтех женских личностей, которые внезапно из круга семьи выходилигероинями в великие минуты, когда падали вокруг тяжкие удары судьбы икогда нужны были людям не грубые силы мышц, не гордость крепких умов, асилы души — нести великую скорбь, страдать, терпеть и не падать!» [VII,667]. Бабушка говорит Райскому о том, что чувствует Божью помощь: «Богпосетил: не сама хожу. Его сила носит, — надо выносить до конца» [VII,670], верит, что «рядом идет с ней другая сила и несет ее “беду”, которую неснесла бы одна!» [VII, 669]. Именно «нравственная сила, практическаямудрость, знание жизни, сердца» [VII, 754] Татьяны Марковны помогли Вере«подняться», найти «новый путь», обрести «новую правду» и повести другихза собой, поэтому нельзя исключать, что в основе образа Бережковой лежитархетип Беатриче.Но не только в центральных героинях присутствуют черты Беатриче.Есть и «периферийные» женские персонажи, в которых можно обнаружить52отдельные точки соприкосновения с этим дантовским архетипом.