Диссертация (1168750), страница 8
Текст из файла (страница 8)
В работах немецкого критикаФранца Роо (1890–1965) речь шла о некоторых постэкспрессионистскихпроявлениях, которые он обозначал как позитивные («прояснение объекта»,«детализация», «стремление к недеформированной предметности»). Дело в том,что термин «экспрессионизм» включал в себя единовременно футуризм, кубизми сюрреализм. Иными словами, сюрреализм в Германии обозначался какэкспрессионизм, а его новые, названные выше проявления, исключив хаос,повлекли за собой нечто более правильное и логичное, что позволило назватьего «магическим реализмом». В своей книге «Постэкспрессионизм.
Магическийреализм: проблемы новейшей европейской живописи» (Nach Expressionismus:Magischer Realismus: Probleme der neuesten europäischen Malerei,1925) Ф. Роо,пользуясь терминами Э. Гуссерля и М. Хайдеггера, отмечал, что возвращениеизобразительного искусства к фигуративизму воплощает собой автономиюокружающего мира и вызывает желание взглянуть на него под другим углом.«Магия» реального мира, т.е. особый взгляд на окружающую действительность,прикоторомобычныепротивопоставляетсяпредметымирумагии,приобретаютвкоторомфантастическийобъектыоблик,буквальнотрансформируются в нечто фантастическое.К 1926– 1927 гг.
термин «магический реализм» (réalismemagique) начинаетраспространяться во французском языковом пространстве уже применительно к40литературе благодаря работам итальянского писателя Массимо Бонтемпелли(1878–1960), основавшего в 1926 г. в Риме франкоязычный журнал «ХХ»(«Новеченто», или «Двадцатый век»). Уже в четвертом номере журнала М.Бонтемпелли обосновывает идейно-эстетическую программу нового течения влитературе,предлагаяпозволяющемусвоеощущатьопределениеобычную«магическомужизнькакреализму»,чередучудес.М.
Бонтемпелли считает, что писатель с помощью воображения долженстремиться к соединению в своем произведении мира реального (monde reél) имира воображаемого (monde imaginaire), воссоздавая тем самым новое«двоемирие» XX века.По мнению исследователя «магического реализма» А.А. Гугнина,амбивалентность эпитета «магический» в концепции Бонтемпелли заключаласьв том, что художник должен был не только обнаружить, но и реалистическиизобразить «загадочную и необъяснимую, скрытую от наивного взгляда сторонудействительности», уметь видеть и вновь «соединять воедино распавшийся иобособившийся мир предметов и человеческих отношений, создавая тем самымновую модель взаимосвязей мира и человека» [Гугнин 1998: 103].После публикации в 1927 г. на испанском языке книги Ф.
Роо,озаглавленной ее переводчиком, испанским философом Х. Ортега-и-Гассетом(1883–1955) «Магический реализм» (Realismo mágico, 1927), термин получаетширокую известность на южноамериканском континенте, сыграв решающуюроль в самоопределении латиноамериканской литературы и популярностилатиноамериканскийписателей(Г.ГарсияМаркес,А.Карпентьер,Х.-Л. Борхес).Большое количество исследовательских работ, посвященных магическомуреализму в латиноамериканской литературе, сыграло решающую роль вассоциации произведений латиноамериканских авторов с этим течением.Однако необходимо, как нам представляется, дифференцировать европейскиймагическийреализм,которыйтакжепродолжалразвиваться,иего41латиноамериканский вариант, ставший для латиноамериканцев «“плавильнымкотлом”, куда они “сбрасывали” все, что их привлекало в литературах ЗападнойЕвропы», и из которого «они “выковывали” затем свои бессмертные шедевры»[Гугнин 1998: 28].В связи с необычайной популярностью латиноамериканского варианталитературного течения «магический реализм» вопрос об экстраполяции термина«магический реализм» на другие национальные литературы остается открытым,и некоторые исследователи (А.Ф.
Кофман) до сих пор выступают противсоотнесенияевропейского«магическогореализма»створчествомлатиноамериканских писателей [Кофман 1990]. Однако трудно оспаривать тотфакт, что сам термин «магический реализм» и связанное с ним художественноетечение, сформировавшееся под сильным воздействием европейского авангарда,в XX–XXI вв.
вышло за пределы Латинской Америки и завоевало прочное местов современном литературоведении, хотя степень изученности европейскогомагического реализма остается крайне низкой. Например, албанский писатель,лауреат Букеровской премии Исмаил Кадаре заявил в одном из интервью:«Магическийреализмизобрелинелатиноамериканцы.Он всегда существовал в литературе. Невозможно вообразить мировуюлитературу вне этого провидческого измерения.
Возможно ли объяснить«Божественную комедию» Данте, не называя видения ада магическимреализмом? И не сталкиваемся ли мы со сходным феноменом в «Фаусте»,«Буре», «Дон Кихоте», в греческих трагедиях, наконец, где небо и земля из векапереплетены?» [Kadare 2006].Поскольку не только определение литературного течения «магическийреализм», но и вопрос отнесения к нему тех или иных авторов, в частности,европейских литераторов, остается дискуссионным, мы постарались наосновании теоретических разработок российских и зарубежных исследователейвыделить основные черты этого течения.
Взятые по отдельности, они в разноевремя проявлялись в различных индивидуальных авторских моделях.42–«Магический реализм» отличается особым, «вневременным» характеромповествования,врамкахкоторогокатегориявременилибокажетсяотсутствующей, либо характеризуется свободной трактовкой, произвольноперемещается по временной шкале или «осуществляется во всех трех временаходновременно» [Гугнин 1998: 42];–Всевозможные пространственные искажения не имеют при этом прямой связис иррациональным мистицизмом, а чаще всего проявляются через мотив сна,смещение границ реального и ирреального, а также особую роль, отводимуюпейзажным описаниям [Кислицин 2011: 276];–Мифически-магическоемировидение,являющеесобойстремление«представить мир как космический круговорот в его загадочной неповторимойсущности» [Скороспелова 2003: 23] представляет модель, в которой конкретноеисторическое бытие теряет свою детерминирующую функцию;–В произведениях «магических реалистов» «романтическая фантазия сливаетсяс обыденностью и порой торжествует над ней» [Борев 2001: 424], а привычнаяреальность, сохраняя реалистическую выписанность деталей, утрачиваетхарактеристикиосновополагающегоориентира,определяющегопсихологическую мотивацию поступков и чувств персонажей.
Эти процессывлекут за собой? «ремифологизацию» воображения и западного сознания, врамках которого «магическое» превращается в «естественное», «обыденное»[Fustec: http];–Соединение «реального» и «сверхреального» зачастую осуществляетсяпосредствомкарнавализации, то есть смешения фантастического со смеховым иидеальным. Погружение в многовековую народную смеховую культуру [Борев2001: 422], условная театральность, отступление от канонов реалистическогобытоописания позволяет вскрыть «изнанку» реальности, представить ее вкачестве метафоры человеческого бытия;–Местом действия часто служит вымышленное, замкнутое пространство,существующее по своим абстрактно-мифическим законам, которое так или43иначе определяет судьбу героев.Существуя в литературе как течение, не оформленное эстетическимиманифестамиилитворческимиобъединениями,магическийреализм,сосуществуя с другими литературными направлениями, тем не менее, с ними несмыкаетсяи,какправило,дистанцируетсяотпроблемобщественно-политической жизни, концентрируясь на выявлении «космических законов»,управляющих человеческим бытием.Всеуказанныевышехарактеристикимогутбытьотнесеныкпроизведениям ряда немецких писателей, проявивших себя с 1940-х гг.активными приверженцами «магического реализма» и противопоставляющихсебя наиболее многочисленному и популярному объединению немецкоязычныхавторов – «Группе 47» (Gruppe 47).
В отличие от политизированных писателей,принадлежавших к «Группе 47» (Гюнтер Айх (Günter Eich, 1907 – 1972), ГенрихБёлль (HeinrichTheodor Böll, 1917 – 1985) , Гюнтер Грасс (Günter WilhelmGrass,1927– 2015), Ганс Вернер Рихтер (Hans WernerRichter, 1908– 1993) и др.),задавшихся целью объективно отразить послевоенную действительность врасколотой Германии и очистить язык от наслоений нацистской пропаганды,«магические реалисты» (Герман Казак (Hermann Kasack, 1896–1966), ЭлизабетЛанггессер (Elisabeth Langgasser, 1899–1950), Фридрих Георг Юнгер (FriedrichGeorg Jünger, 1898–1977), Эрнст Кройдер (Ernst Kreuder, 1903–1972), ХорстЛанге (Horst Lange, 1904–1971) и др.), принадлежавшие в большей мере квнутренней эмиграции, стремились в своих произведениях не к отражениюобщественно-политической проблематики, а к раскрытию неких тайн бытия.«Внерациональная» (Г.
Казак) поэтика этих произведений, синтезирующаяэкспрессионизм с национальными традициями литературы Германии, отражаетбренность человеческих устремлений перед лицом непостижимых законовбытия. В своем самом известном романе «Город за рекой» (Die Stadt hinter demStrom, 1947) Г. Казак с помощью сложной системы образов, мотивов имифологем представляет человеческую жизнь как череду блужданий между44миром действительным и небытием («городом за рекой») и на примере судьбыглавного героя Линдхофа формулирует свое видение тайн мироздания.По мнению С.А. Хрястуновой, роман «Город за рекой» «обладает всемихарактерными для «магического реализма» чертами» [Хрястунова 2005: 8],к которым следует отнести наличие двух взаимопроникающих реальностей,специфическое использование категории времени и пространства, символизм иэкзистенциальное мироощущение.Латиноамериканский вариант «магического реализма» обладает ярковыраженными доминантными чертами, в основе которых лежит стремлениепереосмыслить европейские мифологемы, чтобы сформировать принципиальноиной, отличный от европейского, художественный культурный код.