Диссертация (1168750), страница 18
Текст из файла (страница 18)
В итогев музыкальной драме Р.Вагнера еще с большей силой, чем в романе Вольфрама12Саул–первыйцарьизраильско-иудейскогогосударства,воплощениеправителя,поставленногонацарствоповолебога, ноставшегоему «неугодным»Неморенский царь – у римлян жрец Дианы, в роще возле озера Неми, близ Ариции.Неморенским царём можно было стать, лишь убив своего предшественника90фон Эшенбаха, звучит идея поисков Грааля как пути духовного становления.Объявив с самого начала свой роман трансформацией вагнерианскогомифа, Ж. Грак, однако, ничем не обнаруживает присутствие вагнерианскихмотивов вплоть до шестой главы под названием «Комната».
В этой главеглавный герой романа Альбер попадает в комнату своего друга Герминьена. Гракв форме эксфразиса описывает гравюру, напоминающую «некоторые труднопрочитываемые самые герметические творения Дюрера». На миниатюрезапечатлен тот момент, когда Парцифаль дотрагивается священным копьем дотела короля и излечивает его. Одна деталь приковывает внимание Альбера:кровь из раны Амфортаса и то «сверкающее вещество», которое заключено вГраале, схожи.Именно эта деталь и является ключом для расшифровки до сихпор скрытой авторской позиции, предельно концентрированной формойвыражения ее содержательно значимых компонентов.Воссоздавая собственную, трагическую трактовку мифа о Граале, Гракотбрасывает христианскую символику, кажущуюсяфундаментальной у Вагнера,и трансформирует на свой лад знаменитый миф. Если у Вагнера ранастрадающего короля является знаком проклятия и обещанием исцеления,то у Грака она становится «знаком желания, знаком его дня и ночи» (signe dudésir, de son soleil et de sa nuit)[Gracq, 1948, 120].
Через эту ужасную рану,образно говоря, кровоточит само человеческое существование, аГраальстановится не чем иным, как вечным напоминанием и вечным возвращением ктой ране, которую центурион нанес распятому Христу.Священнодействие поисков Грааля предстает во внутренней легендепроизведения в особом свете. Незаживающая рана Амфортаса – символ его«грехопадения» связана у Вагнера с порочным миром чувственных страстей:«Из неё теперь, в священнейшем храме,/у стража крови Господней, у вождядружины Христовой -/горячая кровь греха бежит/вечным потоком порочнойстрасти, -/ и нет преграды для неё!» [Вагнер: http].
В романе Грака «ЗамокАрголь» стигмат напрямую отождествляется с женщиной, олицетворяющей91собой одновременно и трагедию чувственности (рану Амфортаса), и высшеедуховное совершенство (Чаша Грааля). Грак очень дорожит этой идеей:поскольку святая кровь его Грааля идентична крови из раны Амфортаса,то Гейде, «Грааль во плоти», несет в себе самой этот самый стигмат: «Онапревращалась в неподвижный кровяной столп…; ей казалось, что вены ее былинеспособны удержать в себе хотя бы еще на мгновение ужасающий поток этойкрови» [Грак, 2005, 109].ИзнасилованиеГейдеГерминьеномстановитсякульминацией«демонического», то есть перевернутого священнодейства.
Обнаружив в лесуистекающую кровью девушку, Альбер, воплощающий Парцифаля, не в силахотвести взгляд от «места стигмата Гейде» [Грак 2005: 70], совершает своего родакровавое причастие, кошунственно искажая христианский миф о спасении:«Закрыв глаза, устами он приник к этому красному фонтану, и капля за каплейпо губам его заструилась таинственная и восхитительная кровь»[Грак 2005: 71].Совершив преступление, Герминьен становится, таким образом, посредником,через которого Альбер, отказываясь от роли искупителя, желающего спасти мир,причащается Святой Крови, заключенной в Гейде, персонифицирующей СвятойГрааль. Однако по мысли автора, соединение противоположных полюсов –Любви и Смерти, Человеческого и Божественного возможно лишь на краткийпромежуток времени, поскольку, как объясняет Амфортас Парцифалю в пьесеЖ.
Грака «Король-рыбак»: «невыносимо для смертного дышать одним воздухомс богом»(Il est terrible pour un homme que Dieu l’appelle vivant à respirer le mêmeair que lui) [Gracq 1948: 39]. Все герои погибают в конце романа.Глава «Комната» заканчивается словами «Искупление – искупителю»[Грак, 2005, 49]. В опере Р. Вагнера эта финальная реплика «спаситель, днесьспасённый!» [Вагнер: http] знаменует собой спасение мира, самоискуплениечеловека и овладение Парцифалем Священной Чашей. У Грака этот девизприобретает противоположный смысл: он провозглашает постоянство желания,ожидания и вечного возобновления обещания. После многих лет поисков Грааля92обнаруживается, что не Грааль ждет искупителя, а сам искупитель принужденпросить о приобщении к тайне, к той ужасной ране, которую он наивно полагалвозможным излечить.
«Нельзя добиться звания Спасителя, оно всегда дается каквысший дар»,– утверждает Грак [Gracq, 1995, 85].Всятайнадрамы,разворачивающейсявромане,кроетсязавзаимоотношениями между двумя его главными героями, Герминьеном иАльбером. С самого начала создается впечатление, что эти персонажи образуютнекую пару полудрузей-полусоперников. Однако при более тщательном анализемы обнаруживаем, что глубинный смысл этих отношений строится нараздвоении их личностей, на двойничестве – теме, разрабатываемой немецкимромантизмом и весьма близкой Граку.
Неслучайно Герминьен называет Альбера«доктором Фаустом», а Альбер говорит о Герминьене как о «своей проклятойдуше».Этиаллюзиинаизвестныесказочныесюжетыобъясняютсяспособностью автора и его героев увидеть реальность под определенным углом.Здесь магическое, мифологическое и реалистическое вступают в диалог,воссоздавая сложную многоплановую реальность, где одно и то же событиеможет быть рассмотрено с нескольких альтернативных точек зрения.Герминьена и Альбера связывает студенческая дружба, у них схожисистема ценностей, восприятие мира. Жюльен Грак не раз подчеркивает особоемагнетическоепритяжениемеждуними,однакопритяжениеэтонаэлектризовано, нервно, всегда на грани: «Все это в конце концов породиломежду ними опасную, опьяняющую и мерцательную атмосферу, что исчезала ивновь возникала при встречах, как если бы то раздвигались и вновь соединялисьпластины электрического конденсатора» [Грак 2005: 31].
Однако в этой дружбеесть что-то противоестественное, порочное, роковое. Такой союз фатален и неможет быть разорван именно потому, что речь идет не о двух личностях, а ободной, раздвоившейся, разделившейся на два тела. Альбер здесь не можетрасстаться к Герминьеном, поскольку они делят друг с другом одну и ту жежизнь. Являясь противоположностями, они не могут друг без друга обходиться:93«Дары жизни и красоты, самые волнующие переживания не имели для них нималейшей ценности, если они не освещались ярким светом этого двойногоотражателя, пронзавшего их в мгновение ока своими магическими лучами;и, возможно, оба дошли уже до той стадии, когда они не могли уже болеенасладиться добычей, не приведя ее к их общему знаменателю» [Грак 2005: 31].Герминьен – «альтер эго» Альбера, однако их единство не самодостаточно.Автор постоянно подчеркивает внутреннее родство персонажей игрой внешнихпротивоположностей: ангельский лик Альбера контрастирует с «темным»началом Герминьена.
Душа Альбера тянется к неземным высотам, Герминьенапленяют темные человеческие страсти. Однако эти внешние различияпревращаются в отражение, роли в любой момент могут поменяться. Грак этопоказывает буквально в главе «Часовня над бездной». Когда Альбер внезапнооткрывает для себя «действительный смысл непостижимого пейзажа», он насекунду закрывает глаза, а когда их снова открывает, то видит «отраженныйобраз Герминьена».
Через какое-то время друзья отправляются в путь, «каждыйна своем берегу, а между ними быстрые потоки... параллельно друг другу, в товремя как их отраженные образы встречались в самом центре гладкой, словнозеркало, реки» [Грак 2005: 82].В конце книги они фактически полностью сливаются друг с другом. Авторсознательно избегает любых определений, которые могли бы охарактеризоватьмеханически соединенного персонажа, позволяя читателю самому определить,какой финал и его трактовка ему ближе – повседневная с элементамикриминалистикиилисимволическинеопределенная,сюрреалистическая,дающая широчайшие возможности для толкования: «В декабрьскую ночьпустынными лестницами, пустынными залами с погашенными и опрокинутымисветильниками, он покидал замок, и была на нем одежда путника...Развевающиеся полы плаща окутывали его, словно черные крылья.
А позадинего и в его мозгу, в тех обостренных участках мозга, из которых берут истокисамые пронзительные чувства, зазвучали в глубине ледяной ночи шаги – его94шаги?» [Грак 2005: 120]. Однако если соединить эти два полюса – реальное ифантастическое, то на их пересечении обнаруживается интересная авторскаятрактовка происходящего. Смерть Герминьена является смертью и Альбератакже. Они как две части одной и той же души, обреченной на вечные поискиистины.