Диссертация (1168750), страница 16
Текст из файла (страница 16)
Дмитриевой к русскому изданиюпервого романа писателя «Замок Арголь», в котором она подчеркиваетвневременной, «эзотерический» характер повествования Грака. По мнениюлитературоведа, единственное важное значение этой «наиболее абстрактной,загадочной, двойственной и вместе с тем самой личностной книги Грака»заключается в особом поэтическом слове, призванном создать «особый"романический эфир", окутывающий людей и вещи и передающий во всюстороны свои вибрации» [Дмитриева 2005: 8]. Жюльен Грак интерпретирует всвоем романе средневековые легенды, в частности миф о Граале, и придаетсвоего рода рационалистическую трактовку романическому действию.80Большое внимание уделяется Ж.
Граку в монографии Т.В. Балашовой«Монологическое повествование: от Марселя Пруста к "новому роману"», гдеона говорит о «сновидческих» аллегориях поэтики писателя, открывшихчитателямегокниг«воспринимать«зыбкийграницумирмеждусновидений»явьюисном,инаучившихзримопригрезившимсяисвершившимся». Т.В. Балашова считает, что Грак представляет новоенаправление художественного видения реальности, в котором «визионерскаяатмосфера монологов и описаний постоянно побуждает углубляться в подтекст»[Балашова 2016: 239].
По мнению исследователя, никто из современников Гракане воплощал с таким увлечением завет сюрреализма довериться «правдесновидений»исквозьэтупризмупопытатьсяпонятьпротиворечиячеловеческого поведения и самой истории человечества.Резюмируя отображение художественной образности и литературныхприемов репрезентации фантастического, характерных для Ж. Грака, в трудахисследователей, мы можем отметить, что практически все литературоведыпризнаютявнуюсамобытностьиспользуемогофранцузскимписателем-фантастом литературного метода и неотъемлемость присущих ему способовинтеграции элементов фантастического в тканьповествования.
Тем не менее,остается открытым вопрос определения метода и стиля Грака относительновсего многообразия художественных исканий и направлений, характерных дляевропейскойлитературыхудожественных приемовXXив.Привсемочевидномидеологических концепций,сходстверядаотраженных втворчестве Ж.
Грака, с характеристиками современных ему работ сюрреалистов,необходимо провести четкое разграничение между ними. В творчестве Гракавряд ли представляется возможным отыскать следы определяющей длясюрреализма спонтанности воссоздаваемых фантастических образов. В нашемисследованиипредставляетсяцелесообразнымсопоставлениетворческойманеры Ж. Грака с европейским магическим реализмом 40–50-х гг., в контекстекоторого логично в первую очередь рассмотрение иррационального и81трансгрессивногохарактерарепрезентациифантастическоговроманахписателя.2.2.
Роль музыки и средневековых сюжетов в произведениях Ж.ГракаСредимногихмировидением»,писателейбезусловно,XXвека,выделяетсяотличающихсяЖ.Грак.Он«мифическимобращалсяксредневековым европейским мифам (Бретонский,или Артуровский цикл).Характерное для этих мифов соотношение вымысла и реальности, по мнениюИ.А. Щировой, «предмет изысканий с античных времен», проецируется как нареальную, так и на художественную коммуникацию [Щирова 2010: 74].
Крометого, по мнению ряда исследователей (П. Зюмтор, Ю.П. Уваров, М.К. Попова),в век глобальных исторических катаклизмов, пошатнувших традиционнуюсистему ценностей, люди пытаются «вернуться назад», в «незагрязненнуюэпоху», чтобы найти опору в вечных образах. Согласимся с мнениемЮ.П.Уварова,что«поконтрастуссовременностью,Средневековьевоспринимается как эпоха устойчивых ценностей... когда существовали высокиепринципы чести и духовные устремления» [Уваров 1985: 83].ВоФранцииинтерескАртуровскомуциклувсовременномхудожественном творчестве был значительно слабее, чем в англоязычныхстранах, однако некоторые авторы все же оставили свои оригинальныеинтерпретации сюжета.
В начале XX в. легенда о рыцарях Круглого столаоказалась в центре внимания таких известных писателей, как Гийом Аполлинер(1880–1918), Жан Кокто (1889– 1963) и Борис Виан (1868– 1955). Для нихглавное в средневековой легенде – это возможность приспособить ее длявыражения эстетических и философских изысканий. Персонажи выбираютсяими произвольно, чаще всего вне прямой связи с общей сюжетной канвойцикла.Например,всвоейпоэтическойпритче«Гниющийчародей»(L'Enchanteur pourrissant, 1909) Г. Аполлинер выявляет демонические аспекты82образа чародея Мерлина и выводит его чуть ли не Антихристом: «До самойсмерти моя душа пребудет в тоске, и причиной тому – мое ПогребальноеРождество,этадраматическаяночь,вкоторойпредаетсяпроклятиювымышленный образ, и оказавшийся на моем месте, разумный и обреченный»[Аполлинер 2000: 176]. И поэт высоко ценит свою «философскую драму»,отмечая, что она одновременно вписывается в глубину «глубину кельтскихтрадиций» [Apollinaire 2012: 16] и является прообразом будущей новойэстетики.В середине XX в.
артуровская легенда неоднократно воплощается натеатральных подмостках. Французский исследователь М.-Д. Бобэн объясняетинтерес современных драматургов к Средневековью желанием вынести насовременную сцену «сильные произведения», за которыми стоит некоеисторическое прошлое и которые поэтому можно расценивать как «вечныеценности» [Bobin 1987: 112]. К примеру, Ж.
Кокто использует легендыБретонского цикла в своей пьесе «Рыцари Круглого стола» (1937). Как и вдругих его произведениях, в пьесе параллельно существует несколько слоевсмысла, возможного для различных интерпретаций: вечная борьба истины сложью; противостояние зла и добра; борьба человеческой воли с властьюнаркотических веществ. В предисловии к пьесе Кокто пишет: «Замок Артурапережил детоксикацию, избавлен от козней – или, точнее, автор показывает намего в самый момент наркотической ломки. Истина открывается. Ее труднопережить» [Кокто 2002: 120]. В этой пьесе Мерлин воплощает одурманиваниечеловеческого мозга наркотиком, а Галахад – его детоксикацию.Ж.
Грак никогда не скрывал своего увлечения Средневековьем и вмногочисленных эссе и интервью не раз подчеркивал, что тема магическогостранствия, поиска является его глубоко личной темой: по крайней мере, двапроизведения писателя – роман «Замок Арголь» и пьеса «Король-рыбак» –являютсясвоеобразнойтрансформациейсредневековойлегендыоГраале:«Замечу, что те великие легенды, которые лично меня затронули, всегда83повествуют о неком магическом или томительном странствии, от исходакоторого зависит вся жизнь: поиски Грааля, безусловно, являются таковыми впервую очередь» (Les grandes légendes qui me parlent directement sont toujourscelles qui placent au centre un voyage magique ou angoissant de l'issue duquel toutva dépendre: celledu Graal bien entendu, en tout premier lieu ) [Gracq 1961: 249].Рассуждая о том, что именно его привлекло в сюрреализме и Артуровском циклелегенд, он уравнивает те «будоражащие ощущения», которые возникали услушателей средневековых поэм, с теми, которые возникают у современногочеловека, воспринимающего сюрреализм.
Их источник един – это чувствопопадания в некий «поток», ощущение себя во власти сверхъестественного,опъяняющее, переполняющее душу ощущение «невиданной возможности»[Gracq 1995: 454]. При этом, по его мнению, средневековые легенды гораздоболеесозвучнымышлениюсовременногочеловека,вотличиеотдревнегреческих мифов, «безжалостных протоколов и крушений», в основекоторых лежит «показательное и незаслуженное» наказание. «Совсем инымпредставляется мне сокровище, которым долгое время пренебрегали, – мифыСредневековья. Это не трагические мифы, а открытые истории, повествующиене о непременных наказаниях, а о вечных искушениях. Здесь легенда о Тристанепредстает перед нами как искушение абсолютной любовью, а «Персеваль»являет собой искушение обладания божественным» (Les mythes du Moyen Age nesont pas des mythes tragiques, mais des histoires "ouvertes" – ils parlent non pas depunitions gratuites, mais de tentations permanentes et récompensées (Tristan: latentation de l’amour absolu – Perceval : la tentation de la possession divine))[Gracq1948: 10].Ж.
Грак начал интересоваться легендой о Граале после того, как впятнадцатилетнем возрасте впервые услышал оперу Р. Вагнера «Парцифаль».Только после этого он читает роман «Парцифаль» (ок. 1204) Вольфрама фонЭшенбаха, положенный в основу либретто оперы Р. Вагнера, а также романы оГраале Кретьена де Труа (Персеваль, или повесть о Граале (1181–1191) и Робера84де Борона (История Святого Грааля, нач.XII в.). При этом недостаточно будетпросто сказать, что писатель любил музыку Вагнера: он восхищался всем еготворчеством в целом, которое, как известно, не является одной только лишьтолько музыкой, а представляет собой некий синтез театра, драмы, музыки илитературы.«Вагнерианский нимб» отчетливо различим в монологической прозефранцузского писателя Жюльена Грака, которая многими исследователямитакжехарактеризуетсякак«произведения-пейзажи»,«произведения-атмосферы».
Если Грак, говоря о Вагнере, утверждает, что ему «достаточно трехтактов его музыки», чтобы средис трудом переносимых звуков различить шумморя из самой дальней дали, то У. Маклендон отмечает общую атмосферу«ирреальности», пронизывающую все творчество писателя, которую он отчастисоотносит с «вагнеризмом» Грака: «Нельзя отделаться от ощущения, чтособытия в его романах протекают в неком непроницаемом для постороннихвзглядов мире, будто бы на другой планете, несмотря на то, что действиеразворачивается в современном реальном мире» (Il se degage régulèrement de sesromans l’impression que tout se passe dans un monde étanche, sur une autre planète,malgréle fait que l’action de ses histories se déroule sans exception dans des cadresmodernes)[McLendon, 1968, 539].Сам Ж. Грак неоднократно упоминает имя Рихарда Вагнера в своихстатьях, прямо называя его своим учителем и наставником.
Например, в эссе«Заглавные буквы» он перечисляет имена творцов, определивших его дорогу вискусстве: «В 12 лет у меня был По, в 14 – Стендаль, в 15 –Вагнер, в 18 –Бретон. Они мой оплот и источник вдохновения» (Il y a eu pour moi Poe, quandj’avais douze ans – Stendhal, quand j’en avais quinze – Wagner, quand j’en avais dixhuit –Breton, quand j’en avais vingt-deux.Mes seuls véritables intercesseurs etéveilleurs)[Gracq, 1988, 42–43]. В предисловии к пьесе «Король-рыбак» (1948)Ж. Грак называет Вагнера «непревзойденным гением», который одним махомзавладел сокровищем средневековых мифов и выжал из него все, что только85сумел. При этом Ж.