Диссертация (1168736), страница 18
Текст из файла (страница 18)
40]). Данная фраза Фостера в контекстеромана выражает дополнительный смысл, семантизируя отношение к эмбрионамкак к рабочему материалу.“The hum and rattle of machinery faintly stirred the air” [12, с. 40] —звукообраз машинного гула заполняет пространство Инкубатория, причем в детали86сочетается семантика слабости звука (“faintly”) с семантикой активного воздействиязвука на пространство (“stirred the air”).
Данная фраза повторяется дважды в рамкаходной главы (“the faint hum and rattle of machinery still stirred the crimson air in theEmbryo Store”[12, с. 52]). Почти дословный повтор синтагмы сигнализирует ободнообразии антиутопического мироустройства в анализируемом романе.Таким образом, пространственно-аудиальные коды «Инкубаторий —циничный смех», «Инкубаторий — гул машин» семантизируют унифицированностьи однообразие антиутопического мира.Далее во фразе “the air was drowsy with the murmur of bees and helicopters”[12, с.59]аудиальным кодом моделируется соположение пчел и вертолетов,репрезентирующее Цивилизацию как пространство, в котором все природное иживое соотносится с искусственным и техногенным в масштабе «пчела – вертолет»:первому отводится микроскопическое пространство, второе, техногенное, подавляетвсе живое.В пространстве Инкубатория аудиальный код представлен такжезвукообразом «тишина».
“Still yelling, the khaki babies were loaded on to their dumbwaiters and wheeled out, leaving behind them a most welcome silence” [12, с.69] –примечательна контрапунктическая организация аудиального кода данного эпизода.Детский плач сменяется тишиной, радующей персонажей. Но ведь плач детей непрекращается, плачущих детей увозят, следовательно, звукообраз «тишина» лишенположительной коннотации, а пространственно-аудиальный код «Инкубаторийтишина» выражает смысл «равнодушие».В следующем эпизоде (cтуденты и Директор посещают спящих детей) втишине появляется мотив императивности (“аll the air of the fourteenth floor wassibilant with the categorical imperative” [12, с .80]).
В слове-образе “silence” возникаетопределенная внутренняя противоречивость: призыв к тишине маркированзвучностью (“sibilant”) и масштабностью т.к. он наполняет собой воздух целогоэтажа (“all the air”).Следует отметить повтор фразы “the air was” в первом эпизодерассматриваемого романа. Данной синтагмой моделируется такое свойство звуков87пространства Инкубатория, как способность активно преобразовывать воздушноепространство, приводить в движение (“stirred the air”) и заполнять его собой (“allthe air of the fourteenth floor was<…>”[12, с .
80]).Мотив деформированности углубляется в эпизоде посещения директороми студентами палаты спящих детей, подвергающихся гипнопедическому обучению.На образно-символическом уровне формируется образ гипнопедии как деформациидетей. Так, например, комплекс метафор, воспроизводящих ситуацию пробиванияжидкой субстанцией твердого материала, семантизирует воздействие гипнопедиина детей как мучительное, калечащее и, одновременно, неумолимое и неприметное:“Not so much like drops of water, though water, it is true, can wear holes in the hardestgranite; rather, drops of liquid sealing-wax, drops that adhere, incrust, incorporatethemselves with what they fall on, till finally the rock is all one scarlet blob” [12, с.19].Данный комплекс — искажение, жесткость и незаметность — является ядернымдля пространства цивилизации.В комплексе метафорза колоронимами поля «красный» закрепляетсясмысл «высокая температура».
Данный комплекс моделирует семантическоедвижение от легкой субстанции (”water”) к густой, отвердевающей (“sealingwax”[12, с.19]). На сюжетном уровне это движениекоррелирует с эпизодом, вкотором няни переходят к методу жестокого воздействия на детей.Пространство следующего эпизода (зал для малышей) вступает вконфликт со своим наполнением. Солнечный свет, цветы, книжки с картинкамиформируют благополучное комфортное пространство. Затем возникает основнаяпространственная модель романа: благополучное, комфортное пространствооказывается пространством мучения.
Эксплицитная модель не совпадает симплицитной.В данном эпизоде проявляется метод воздействия на личностьЦивилизации: дети не будут помнить этого эпизода (незаметность), но он навсегдавселит в них отвращение к природе (неумолимость и жесткость).В данном эпизоде примечателен аудиaльный код: именно плачем детейсемантизируется ситуация уничтожения для них пространства природы. Такимобразом закрепляется пространственно-аудиальный код «Инкубаторий – детский88плач».ВследующемлокусеЦивилизации,саде,такжеподдерживаетсянесовпадение эксплицитного и имплицитного уровней.
Формируется образ сада какмирного, безмятежного пространства (“the roses were in bloom, two nightingalessoliloquized in the boscage” [12, с.16]). Образ цветов в связи с предыдущим эпизодомнесет контекстуальную негативную коннотацию, но звуковая деталь (пениесоловьев) кодирует позитивно наполненное пространство. Эта модель разрушаетсязвуковой деталью «негармоничное пение кукушки» (“a cuckoo was just going out oftune among the lime trees” [12, с.16]). Возникает конфликт звукообразов: мирноепение соловьев противостоит негармоничному пению кукушки.
Звукообраз «пениесоловьев», кроме того, на уровне подтекста также нагруженнегативнымиконнотациями. Синтаксическая единица “two nightingales soliloquized in the boscage”актуализирует тему одиночества; два соловья ведут монолог, но не диалог. Такпоявляется мотив неспособности на подлинное общение друг с другом, которыйдалее будет развит в эпизоде полета над океаном Линайны и Бернарда Маркса, вовремя которого последний безуспешно пытается поговорить с девушкой по душам.В слове “boscage” под влиянием контекста актуализируется словарное значениелексемы “cage” — «клетка», поддерживающее семантику несвободы.Пространством,напространству Цивилизации,эксплицитном уровнеэксплицитномявляетсяуровнепротивопоставленнымпространство Резервации. Резервация намаркировано такими характеристиками,как убожество,нищета, грязь, болезни.
Локус дома Линды и Дикаря доминируется семантикойискаженности и болезни. Бестиарный код (голодные собаки и мухи) усиливаетинфернальную семантику. Примечательно установление отношения параллелизмамежду локусом дома и Инкубатория: для обоих доминирующим является маркер«сумерки».Оппозиция «ад – рай», формируемая Цивилизацией и Резервацией, однако,снимается на имплицитном уровне.
Хтонические маркеры, характеризующиепространство Резервации, такие как болезнь, горе, смерть, доминируют и впространстве Цивилизации, как было установлено выше. Оппозиция «пространство89Цивилизации—пространство Резервации» отрицается хтоническими маркерами наимплицитном уровне, устанавливающими общность между этими пространствами.На эксплицитном уровне эта оппозиция сохраняется, персонажи стремятся впространство Цивилизации как максимально комфортное и покидают Резервациюкак предельно неблагополучное пространство, наполненное катастрофами.Следовательно, оба пространства (Цивилизация и Резервация) являютсявариантами инфернального пространства.
Единственным пространством, лишеннымхтонических маркеров (деформация, мотив зноя, контекстуально насыщенныйсемантикой смерти, тотальный контроль, болезни, смерть), является в исследуемомромане пространство островов, куда ссылают недовольных режимом жителей. Вобразе этих островов реализуется семантика острова Утопа из произведения Т. Мора«Утопия».
Парадоксальным образом, острова ссылки являются подлиннымпространством свободы в анализируемом романе.Соположение пространств Резервации и Цивилизации проходит через весьанализируемый роман. Так, примечательно, что рассказ о Резервации, насыщенныйсемантикой смерти, контрапунктически перемежается размышлениями Бернарда остоимости вытекающего из крана в его квартире одеколона (глава 7). Контрапунктустанавливает отношение параллелизма также между рассказом правителя МустафыМонда о Цивилизации, перемежаемым диалогом Линайны и ее подруг (глава 1).Данные эпизоды вступают в отношения как параллелизма, так и оппозиции.Отношенияпараллелизмаопределяютсятем,чторассказыомироустройстве Цивилизации\Резервации, насыщенные семантикой непреложностии незыблемости, приемом контрапункта монтируютсяс диалогами ободежде(глава 1) и размышлениями о вытекающем одеколоне (глава 7).Отношение противопоставления обусловлено тем,что рассказ оЦивилизации насыщен положительной семантикой (всеобщее благополучие ипроцветание), а рассказ о РезервацииРезервацию под страхом смерти).романсемантикавнешнегопротивопоставлены друг другу)отрицательной (невозможность покинутьВ итоге, формируется пронизывающая весьнесовпадения(ЦивилизацияиРезервацияи внутреннего совпадения данных двух90пространств.
Итак, рассказы, перемежающие описания Цивилизации и Резервациивыполняют функцию семантической скрепы, формирующей связь между ними.Примечательно также, что во время рассказа об устройстве РезервацииБернард занят подсчетами. Числовой код, который, как указывалось выше, являетсяодним из доминирующих кодов пространства Цивилизации, в данном эпизоденагружается семантикой смерти, поскольку речь в рассказе о Резервации идет осмертельном электрическом токе, окружающем ее. Числовой код по принципусоположения сближается с темой смерти.Данный мотив является доминирующим в образе ограждения подэлектрическим током, окружающего Резервацию. Вокруг ограждения лежат скелетыживотных, неосторожно прикоснувшихся к нему.
Данный образ усиливаетхтоническую семантику локуса Резервации.В описании Резервации примечательно контрапунктическое сближениеобразов корабля и пропасти (“ like a ship becalmed in a strait <...> the precipices fellsheerintotheplain”[12, с.71]),формирующихпроспективноеожиданиенадвигающейся катастрофы. Образ застывшего корабля, кроме того, вводит в текстмотив неподвижности, который углубляетсяподнимающимися в безветренномвоздухе столбами дыма (“like a ship becalmed in <…> strait” [12, с.71]). Наэсплицитном уровнеданныймотиввступает в оппозицию чрезвычайнойподвижности жителей Цивилизации (так, Линайна с укором отмечает, чтотрансконтинентальная ракета опоздала на сорок секунд).В то же время на имплицитном уровне неподвижность характеризует какжителей Резервации, так и жителей Цивилизации. Последние поют песни,выражающие желание вернуться в инкубаторскую бутыль, то есть, обрести полнуюнеподвижность (что будет рассмотрено в следующем параграфе).
Линайна,предлагая волнующемуся Бернарду дозу сомы, цитирует гипнопедический лозунг:“neither was nor will be frightens me, I take a gramme and am” [12, с. 70]. Но отказ отпрошлого и будущего заключает в себе семантику неподвижности. Последовав еесовету и приняв сому, Бернард, как следствие, замыкается в настоящем (“fiveminutes later roots and fruits were abolished, the flower of the present rosily blossomed”91[12, с.70]).
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
