Диссертация (1168614), страница 74
Текст из файла (страница 74)
СестраМарта говорит Ганнеле, что через Преддверие должен пройти каждый, черныйангел, являясь стражем Преддверия, пропускает через него, так надо, –утверждает Диаконисса, – это и есть подготовка к смерти. Между темдраматическая ситуация кажется странной и непонятной. Черный ангел подходитк девочке, заносит над нею меч, ей страшно, душно, она боится, что он ееокончательно погубит: «Er will mich <…> ganz vernichten» [49, s.
42]. Игра в331смерть стала слишком реальной, Ганнеле боится выйти из игровой серьезностисновиденческой картины, вновь обрести жизненную серьезность и погибнуть изза этого. Скорее всего, в этом кроется смысл слов о боязни смерти, явленнойперед девочкой в облике черного ангела. Его жесткие действия (заносит меч надголовой Ганнеле) вызывают, бесспорно, страх и ужас, тогда как, согласно логикеребенка, смерти надо радоваться, получать от нее игровое удовольствие.В то же время Преддверие, материальную суть которого воплощает черныйангел и своим пугающим обликом и своим красноречивым молчанием, равнымобразом может осмысливаться как необходимый этап вселенской игры. ПоэтомуПреддверие, как и всякое игровое событие, игровое деяние, тоже имеет своинерушимые правила, свои неписаные законы.
Их сложно узнать, сложнопостигнуть, можно лишь интуитивно почувствовать. Одним из таких законов, какпоказывает Г. Гауптман, является желание как можно скорее покинутьПреддверие, не остаться в нем. Сестра Марта говорила Ганнеле о необходимостисвершения полного ритуала смерти. Их диалог носил абстрактный, отчастибезличный характер: Ганнеле спрашивала, должно ли это быть, Диакониссаотвечала, что должно («Muß es denn sein? Es muß» [49, s. 42]). Подобнаянеопределенность и выявляет игровой смысл Преддверия: оно пропустит дальше,не оставит в своих темных недрах того, кто стремится выйти из него.Драматически подобный выход Ганнеле из Преддверия осуществляется Г.Гауптманом следующим образом: сестра Марта встает между черным ангелом иГаннеле, говоря ей, что он не посмеет этого сделать – погубить ее («Er darf esnicht» [49, s.
42]), черный ангел исчезает, наступает тишина.Эта тишина весьма значительна, знаменует собой подтекст особого рода –едва уловимую грань между двумя пластами бытия, сновиденческим ибодрствующим. Драма Г. Гауптмана приобретает своеобразную форму –становится драмой в драме. Драматичен сам процесс включения Ганнеле вбытийную игру мира, но не менее драматично наблюдение и постижение этойигры «участниками игрового сообщества», «свидетелями представления». Такназывал Э. Финк зрителей, тех, кто сопричастен действию, присутствует при нем.332Последние сцены драматического представления вершатся в рамках текста и в тоже время проникают за его пределы, вводят в сферу открытого.
Жанр«Traumdichtung» расширяет свои поэтические горизонты – посредством него нетолько доказывается, как прежде, истинность сновиденческого творчестваГаннеле, но и подтверждается его самостоятельная творческая реальность, егособственное экзистенциальное бытие.Такое подтверждение дается «зрителями», они принимают участие в игре всмерть. Учитель Готтвальд, пожилые женщины, жители приюта для бедныхпришли проститься с бедной Ганнеле, они одеты во все черное («Zwei ältereFrauen, wie zu einem Begräbnis gekleidet,<…> Gottwald ist schwarz wie zu einemBegräbnis gekleidet» [49, s.
43]). Готтвальд печален оттого, что Ганнеле умерла, егосердце разрывается, поскольку надо расстаться с ней, но при этом он озабочентем, чтобы хорошо и правильно спеть похоронные песни, размышляет, какуюнадо исполнить в доме, а какую на кладбище.
Пожилые женщины выражаютсомнение, что девочка вообще умерла, поскольку выглядит как живая («Die siehtja wie's liebe Leben aus» [49, s. 48]). Все они подвержены единому смысловомуритму игрового мира, включены в него, но одновременно и выключены.На основании реакции «зрителей», а во многом благодаря именно ей,драматическое действие приобретает примечательную двузначность. С однойстороны, нет сомнения в том, что Ганнеле действительно умерла, с другой –весьма ощутима неправдоподобность данного утверждения.
Она еще болееусиливается с появлением некоего Der Fremde. Он величественно говорит, чтодевочка не умерла, она спит, велит ей встать, Ганнеле открывает глаза,поднимается из гроба. Действие внутри самой драмы приобретает характеригрового спектакля, разыгрываемого перед зрителями. Присутствующие ясновидят и определенным образом оценивают происходящее: благоговейноотступают, потрясенные величием Der Fremde, приходят в ужас, когда Ганнелевстает из гроба. В данный момент они принадлежат игровому сообществу,являются свидетелями события, которое не может происходить в реальности, новсе же вершится на их глазах. Благодаря «свидетелям представления», их333сопричастности, соприсутствия и соучастия в празднике смерти он становитсяэкзистенциально достоверен, его самостоятельное бытие не вызывает сомнений.Между тем с того момента, как заканчивается игра в праздник смерти наземле, начинается игра в праздник жизни в небесном королевстве.
Она ненуждается в подтверждении, для признания ее достоверности не требуются«земные» зрители. Недаром Г. Гауптман подчеркивает, что они разбегаются,когда девочка поднимается со своего смертного ложа. Свидетелей быть недолжно на последнем, решающем этапе вознесения Ганнеле.Следует отметить, что исследователи пребывают в нерешительности,рассуждая о том, произошло ли вознесение. В целом ответ отрицательный.Однако с этим трудно согласиться. Как писал Гадамер, «действие спектакля недопускает никаких сравнений с действительностью<…> выходит за пределывопроса, было ли все это на самом деле, в самом действии звучит истина болеесовершенная, чем можно было предположить» [110, с. 158].
В тексте драмы Г.Гауптмана в высшей степени поэтично представлен сам процесс вознесения:Ганнеле становится ребенком неба, ее воспарение сопровождается дивноймузыкой, яркими световыми и цветовыми переливами и переходами. Der Fremdeкладет правую руку на голову Ганнеле и этим жестом, как он говорит, дарует ейвечный свет, он просит ее принять в себя много солнца, сияние вечного дня,принять в себя все, что сияет («So beschenke ich Deine Augen mit ewigen Licht.Fasset in euch Sonnen und wieder Sonnen <...> Fasset in euch, was da leucht» [49, s.55]).
Ганнеле, принимая в себя солнечный свет, становится ребенком неба,возносится под песню ангелов в небесный простор, обретает бытие в небесномкоролевстве. Ангелы, унося Ганнеле на крыльях, поют о прекрасном городе, вкотором живут дети небес – те, которые пришли в блаженный город детьми илистали таковыми перед смертью. Дети неба играют золотым мячом в ранних лучахвновь рожденного света («Wo Himmelskinder goldne Bälle werfen/ Im frühen Strahldes neugebornen Lichts» [49, s.
58]).Вознесение Ганнеле представлено Г. Гауптманом как творческая игра мира,непрестанно обновляющаяся игра, сама себя порождающая. Символ подобного334обновления – игра с золотым диском, в данном случае – игра золотым мячом,которым перебрасываются в ликующем игровом порыве дети неба. Это, считаетГ. Гауптман, и есть «сооружение храма солнца, фундамент которого заложен вглубинных мифологических истоках древнегерманской и греческой мифологии»[352, s. 154].
Храм солнца тем самым может осмысливаться как метафораигрового мира, в котором ведущая роль принадлежит ребенку. Г. Гауптманвыделяет три стадии, определяющие состояние человека: детство, вынужденнаявзрослость и возвращение к детству во время смерти или после нее. Таков путькаждого. Однако из общего правила есть исключения, касающиеся тех детей,которые приобрели раннюю, вынужденную взрослость. Но детское сознаниедоминирует, они с легкостью расстаются со своей взрослой долей, взрослойношей, радостно отрываются от земли и воспаряют вверх, во вновь рожденныйсвет.
Такова Ганнеле – героиня драмы Г. Гауптмана.Таким образом, вознесение Ганнеле представлено Г. Гауптманом как нечтобольшее, чем переданная в драматической форме мысль о райском блаженстве.Вознесение – это воспарение души, праздничное возбуждение, благодаря чему,как писал Г. Гауптман, «обретается благородная деятельность в боге. Ребенокиграет и должен через игровой порыв, через детство к богу прийти» [353, s.
18].«Бог играет с нами, как отец с детьми, мы не должны выходить из этойбожественной игры, надо быть арфой и дать богу сыграть на нас свои чудесныемелодии» [353, s. 28]. По Г. Гауптману, на ребенке лежит божественная печать,эта печать солнечная, яркая, светлая. Обретение бога – это обретение солнца,стремление к богу – это стремление к солнцу, игровой порыв ребенка в каждомслучае приближает его к постижению божественного солнечного мира.
Игра, воснове которой стремление вверх, ввысь, в безграничный простор небес, являетсяигрой света, игрой цвета, это есть игра самой жизни, игра самого великого бытия.3354.4. Игровой, танцевальный мир и его детская игровая модуляция вдраме Г. Гауптмана «А Пиппа пляшет»В пьесе «А Пиппа пляшет» речь идет о девочке Пиппе. Возраст ее не указан,Пиппу называют дитя, малышка, в тексте говорится, что она рождена из сердцаземли, подчеркивается, что она сделана из стекла. Она –дочь стеклодува, в финалеодин из главных героев – старик Гунн – определяет ее как раздувающую огоньискорку. Пиппа пляшет в таверне танец со стариком Гунном, он, пользуясьвсеобщей суматохой (дракой картежников в таверне), похищает ее.