Диссертация (1168614), страница 58
Текст из файла (страница 58)
403]. Г. Гауптман, преклоняясь перед Платоном,восхищаясь его философскими концепциями, подчеркивал, что «его речи звучат,они как бы пропитаны огнем, проникают в душу» [344, s. 457]. Господин Флам,воплощая, по замыслу Г. Гауптмана, природное огненное первоначало, выбираетвторого коня, говорит, что он понес его, ломая все преграды, все сокрушая насвоем пути («<…> das hat ja schon Plato so richtig geschrieben – von den zweiPossen, im Phaidros steht's: da ging eben der schlechte Gaul mit mir durch, und da sindeben alle Dämme gebrochen» [53, s. 237]).
Столь же сокрушительно Фламдействует на Розу. Обвиняя ее в нечестности, в даче ложных показаний, наконец,в нарушении верности, Флам, больше, чем кто-либо, способствует сильнейшемупсихологическому потрясению Розы.Машинист Штрекман выполняет другую природную функцию. С самимзначением его имени связан эпико-драматический прием, заимствованный Г.Гауптманом у Гете и Шиллера и творчески переосмысленный немецкимдраматургом на рубеже XIX – XX вв. Гете пишет Шиллеру об особом приемеретардации, который, с точки зрения веймарского классика, подчиняется некоемувысшему закону, поскольку «благодаря ретардации интерес сосредоточен накаждом моменте движения сюжета» [128, с.
537]. Шиллеру идея ретардациикажется чрезвычайно убедительной, «в ней воплощается само природное бытие,любая простая истина представляется извлеченной из сокровенной сути вещей»[128, с. 538].259Можно говорить об особом значении имени героя Г. Гауптмана,наполненного ретардационным природным содержанием.
Этимологически имяШтрекман связано с глаголом «strecken» – «вытягивать», «растягивать»,Машинист«продлевать».Штрекман,наоснованиисвоейприроднойретардационной сути, придает драматическому действию эпический размах, непозволяет действию завершиться, растягивает его и во времени, и в пространстве.Г. Гауптман используеттакого рода эпико-драматическое растягивание длянескольких целей. Первая связана с идеей страдания и сострадания. Это идеярешающая для Гаутмана, поскольку именно «через них создавали греки своитрагедии» [348, s. 180]. Вторая цель определяется одним из ведущихдраматургических приемов Г.
Гауптмана – показ состояния возбуждения,душевного надрыва, раздражимости («der Reiz»). Г. Гауптман считает, что«надрыв заложен в натуре многих людей, определяется их нервной системой,<…> следствием чрезмерного душевного возбуждения становится разрыв спрежней жизнью, ее моральную нагрузку человек не в состоянии более выносить»[345, s. 250].
Страдание персонажа, приводящее к надрыву, сильнейшемувнутреннему возбуждению, оказывает наиболее сильное действие на душу,требует от героя нового усвоения ситуации на эмоциональном уровне, фокусируятем самым внимание природного бытия на своем собственном внутреннемспектакле.Онполучаетвозможностьсамостоятельноразвиваться,сосредотачиваться на самом себе, демонстрировать нечто такое, что должновершиться как бы само собой.Интересно, что машинист Штрекман появляется именно в те моментыдраматическогоповествования,когдаситуациякажетсясглаженнойиотносительно устоявшейся. Так, в первом действии Роза говорит Фламу онеобходимости расставания, а егерь, хотя и недоволен решением девушки,признаетправотуеедоводов.ОднакоШтрекманвноситвмирноурегулированную проблему сильнейший диссонанс, приводит своими речамиказалось бы на время остановившийся природный спектакль в новое движение.Машинист сообщает Розе, что давно знает о ее свиданиях с егерем, ничего260никому не скажет, если Роза станет его возлюбленной.
Г. Гауптман, раздвигаядраматические рамки, эпически их конструирует – Штрекман для доказательствасобственного всеведения сообщает Розе мельчайшие детали свидания с Фламом:как старшина заплетал ей косы, клал ружье в дупло, чтобы никто не мог егоувидеть, как они вместе сидели на пригорке. Природный спектакль, развиваясь посвоему собственному внутреннему сценарию, сосредотачивается на ему одномуведомом бытии сущего. Оно было значимо в прошлом, но властно заявляет о себев настоящем.Прошлое, как известно, приобретает важнейшее значение в драмах Г.Ибсена – прежняя тайна героев определяет их настоящее, влияет на будущее.
В«новой» драме Г. Гауптмана важна не столько тайна, взятая сама по себе, сколькоее природное постижение. Штрекман, беззастенчиво озвучивая в настоящемэмоциональные прошлые переживания Розы, действует сообразно своейприродной сути – «вытягивает» из девушки правду. В данном случае Штрекманиграет роль своеобразного природного динамита – взрывает поверхность, котораятолько на первый взгляд казалась ровной и неприступной. Так, он называет и отцаРозы, и ее жениха Августа, саму Розу ханжами, которые кичатся своимблагочестием, задирают нос, а на самом деле ничуть не лучше других.
И еслираньше Роза казалась ему недоступной, то теперь, как он говорит, нашел к нейдорожку («<…> suster seid ihr ni mehr wie mir andern» [53, s. 186], «jitut ieber a Weggelauf 'n» [53, s. 187]). С трудом обретенное, после свидания с Фламом,спокойствие Розы немедленно нарушается, она приходит в сильнейшеевнутреннее возбуждение – плачет, кричит, визжит, совершенно не владеет собой,сжимает кулаки, вытирает ими глаза.
Иногда она словно замирает внеестественном спокойствии, чтобы через некоторое время вновь закричать.Однако Штрекман, приводящий Розу в состояние эмоциональногонеистовства, не может осознаваться как противостоящий гармоничной природеэлемент. Являясь частью природы, как и Флам, как и Роза, Штрекманконцентрирует в себе определенную природную черту – динамичность,подвижность, изменение того, что казалось устойчивым и навсегда решенным.261Остановка гибельна для природы, тогда ее природный спектакль обречен наумирание, исчезновение, в нем должно быть вечное движение.
Природныйспектакль – это само бытие, мир в нескончаемом становлении, который не можети не должен исчезнуть.Драматически воплощая данную мысль в «Розе Бернд», Г. Гауптманпредставляет своего героя Штрекмана как носителя природной энергии.Поступаемая от мира внешнего (от слов и действий Штрекмана) энергия,направленная на определенного индивида (Розу Бернд), заставляет егоперерабатывать природные впечатления и способствует тем самым пробуждениюего внутренней, нервной активности.
Так, когда свадьба Розы и Августа решена,сама девушка отчасти успокоилась, желает устроить свое гнездо, как она говорит,Штрекман вновь нарушает мирную внешнюю картину. Спокойствие быломнимым, будущая семейная жизнь Розы и Августа иллюзорна. Во внешнейструктуре повествования подобное нарушение проступает через странные словаШтрекмана, обращенные к Августу, но понятные только самому машинисту и егожертве Розе – он помог, разрешил и все пошло гладко («Ich hoa dir die Sache dochbewilligt! Ich hoa's bewilligt, und da ging ' s glatt» [53, s. 215]). Что касаетсявнутренней природной активности, связанной с сильнейшей затратой нервнойэнергии, то она связана с особым состоянием Розы – сильнейшим эмоциональнымперевозбуждением.Так называемый диалог Розы и Штрекмана в третьем действии представленГ.
Гауптманом как сплошной надрыв, надлом. Трагическая коллизия в драме Г.Гауптмана определяется аффектами, с которыми Роза справиться не в состоянии.Г. Гауптман считал, что «драма без аффектов, определяемых нервной системой,немыслима, драма, построенная на аффектах, приобретает необычайнуюпсихологическую значимость<…> в аффектах раскрывается жизнь души, именноона и важна в искусстве» [345, s. 207]. Роза Бернд, находясь в сильнейшемнервном возбуждении, во власти нервных импульсов, забрасывает Штрекманакажущимися бессмысленными вопросами: кто он такой, что ему от нее нужно,называет его мерзавцем, подлецом, преступником («Was sag'n Sie? Wer sein Sie?262Wo hätt ich Ihn denn schonn gesehn?» [53, s.
222], «Schuft! Schubiack! Verbrecha!»[52, s. 223]). Роза находится в состоянии страшного смятения, с огромным трудомудалось, как ей кажется, еще раз сгладить ситуацию, а Штрекман вновь пытаетсявсе вернуть к трагическому началу: преследует ее, угрожает, напоминает опрошлом. Это прошлое для Розы теперь связано не с радостями любви Флама, а спозорным надругательством над ней Штрекманом. Роза уже начинаетсебяпрезирать, нравственно она уничтожена, напоминает Штрекману, как ползалаперед ним на коленях, себя не помнила от страха, он взял ее силой, кидался на неекак хищная птица («Ich bin uff a Knien gekruchen vor dir» [52, s. 222], «Du hust mirGewalt angetan! Wie a Raubvogel bist du gestoßa uff mich!» [53, s. 223]).Природный спектакль представляет сам себя, нескончаемо развивается.Формула Хольца «K = N – X», согласно которой природа вынуждена оттолкнутьот себя свое создание – ею сотворенный художественный текст, поскольку онсоответствует ей лишь в минимальной степени, для драмы Г.
Гауптмана «РозаБернд» может быть графически представлена несколько иначе: «K = N + X», знакплюс вместо минуса объясняется тем, что, согласно жанру Schauspie, так, как онакцентируется драматургом в «Розе Бернд», природа становится героем драмы,драматически участвует в своем собственном спектакле, создает его для себясамой. Г. Гауптман на позднем этапе модерна творчески воплощает то, о чемранее теоретически говорил И. Кант в § 42 «Критики способности суждения»:«Прекрасно то искусство, которое одновременно представляется природой.Природа прекрасна, когда она похожа на искусство, а искусство может бытьтолько тогда прекрасно, когда мы сознаем, что оно выглядит как природа» [150].Г. Гауптман показывает природу, как бы прорастающую внутрь художественноготворения, поэтому она не может отталкиваться от себя самой, признавать себянеполноценной, себе не соответствующей. Негации быть не может, природа неуходила от себя, что показывал знак минус в формуле Хольца, а непрестанносоздавала себя.