Диссертация (1168614), страница 56
Текст из файла (страница 56)
Гауптмана – натуралистическое произведение, котороепродолжает традиции «Бури и натиска»: драматург показывает женщину, которая,249боясь гнева отца, в ужасе от последствий прелюбодеяния, презирает себя и витоге убивает своего ребенка. Небольшие вариации подобных трактовок,связанные с акцентами на чувственность Розы, ее сильное влечение к Фламу, что,по мнению исследователей, несколько отличают драму Г. Гауптмана от трагедииXVIII века76, но не меняют сути вопроса. Сходство с традицией «Бури и натиска»,с бюргерской трагедией XVIII и XIX столетия («Эмилия Галотти» Лессинга,«Детоубийца» Вагнера, «Коварство и любовь» Шиллера, «Мария Магдалина»Геббеля) признается бесспорным.Конечно, нельзя отрицать влияние традиции прошлого, оно важно исущественно. Однако возникает вопрос о специфике подобного влияния, огенеральных отношениях, касающихся эпохальных скрещиваний.
Скорее всего,они не могут быть сведены к показу определенного типа женщины, котораясильно боится отца, общественного мнения, стыдится своей пробужденнойчувственности, ощущает ее как некую вину и позор. Главное сомнение в такихоценках вызывает намеренно подчеркнутая событийная аналогия, смысловойакцент на идентичное внутреннее состояние героини в драмах прошлого и в «РозеБернд» Г. Гауптмана. Создается впечатление, что в произведении немецкогодраматурга на рубеже XIX – XX вв. отсутствует какая-либо литературнохудожественнаяновизна,миросталсяпрежним,человеческоесознаниенеизменно.Между тем Г.
В. Стадников, говоря о смысле финала «Эмилии Галотти»Лессинга, одного из тех произведений, которое, по мнению большинстваисследователей, имеет весьма существенные параллели с «Розой Бернд»,подчеркивает, что героиня «интуитивно ощущает непосильность для себя технравственных норм, которые еще недавно казались вечными и непоколебимыми<…> в образе Эмилии нашли отражения <…> внутренние борения новогочеловека, который <…> оказывается во власти непосредственного чувства» [224,с.
28]. Подобный взгляд имеет принципиальное значение и позволяет сделатьважный модернистский вывод, касающийся толкования бюргерской трагедии в76H. J. Schrimpf. G. Hauptmann. Darmstadt, 1990.250целом. Главным в ней оказывается духовное прозрение индивида, которыйсомневается в верности старых традиций, но еще не научился доверять новым.Таков ее магистральный сюжет, такова ее глобальная сущность.Можно вести речь о том, что проникновение в прошлое, воспоминания олитературной традиции ориентировано не на передачу прежнего сюжета и его«старого» толкования, а на особое динамическое внутреннее движение.
Оноосновано на рефлексивном отношении к традиции: ее познание позволяетфокусировать внимание на том существенном и весомом, на чем данная традициявыстроена, что придало ей свежее дыхание, вызвало к жизни, способствовалорождению. В отношении XVIII века такой глобальной составляющей являетсяАнтичность, которая, по мысли Михайлова, выступает в качестве «живогокультурного фактора, <…> живой интуиции, связанной с тем, что культурадолжна непременно сходиться со своим началом» [187]. Поэтому обращение кбюргерской трагедии XVIII – XIX вв. есть обращение к Античности, немецкаятрадиция в «Розе Бернд» есть традиция античная, чем теснее связь с XVIII веком,тем теснее связь с Античностью. Курциус обращает внимание на то, что«античность – это не только и не столько классическая древность, а творчествоXVIII века» [302, s.
29]. Соответственно, XVIII век, будучи первой микроэпохоймодерна, предполагает рефлексию на себя в будущем. Эта рефлексия микроэпохимодерна на рубеже XIX – XX вв. пронизана идеей разговора с той эпохой, накоторую направлена эта рефлексия (XVIII век), и с той, благодаря которой эпоха,подвергаемая рефлексии, обрела свое бытие (Античность).Соответственно можно говорить не только о контексте эпох, но и оконтексте праисточника. Таковым являлась Античность, духовное наследиекоторой было столь важно как для штюрмеров, так и для драматурговпоследующего времени.
Поэтому Античность, само обращение к ней, «есть яркийпример непрерывности литературы в целом» [302, s. 408], той, благодаря которойи происходит зарождение «снова и снова» новой эпохи. Такое зарождение,связанное с рефлексией на Античность (XVIII, XIX, XX вв.), и позволяетпочувствовать «явленность древнего времени в современности» [191, c. 11]. Оно251(древнее время) становится современным, приобретает качества нового времени –времени макроэпохи модерна. В этом смысле Античность становится тойважнейшейтрадицией,коммуникативныекотораясвойства,конструируетпоскольку«вмодерн,раскрываеткоммуникативномегодействииприсутствует креативный момент совместного конституирования мира» [339, s.205].Неслучайнодраматическиеопытыштюрмеровсталиначаломмодернистского поиска духовной свободы, за открытием и осознанием которойони и обратились к Античности, что, как известно, объясняется сильнейшимвлиянием Гердера, Гете, отчасти Шиллера, но в большей степени Гамана,заложившего основы литературно-эстетических представлений штюрмеров.
Егослова «штюрмеры воспринимали как пророчества оракула, идея красоты,прочувствованнаяГаманомблагодаряантичностииперенесеннаявсовременность, была близка штюрмерам» [376, s. 38]. Драматурги периода «Бурии натиска» находят в Греции героя – природного человека, чувственного,страстного, пылкого, «человека с горячей кровью и разбитым сердцем», – какотмечал З. Ленц в «Заметках о театре» [386, s. 370]. Такой тип человека Гаманвидит в Сократе. Гаман писал, что «высокий дух Сократа оживает в нас какэлегия прошлого, которое превращается в настоящее <…> мудрость Сократавсегда нова и актуальна, ибо он жил по велению сердца» [341, s. 25].Интересно отметить, что Гаман – единственный в свою эпоху верит ввозрождение античного мира, поскольку, как и драматурги последующей стадиимодерна, постигает его природно.
Он отмечает творческий дух, свободумышления,выделяетантичнуюинтуицию,страстностьипорывистостьприродного человека – качества, которые, с точки зрения Гамана, могут служитьистинным критерием гуманности. Веря в возрождение великого прошлого, Гаманутверждает, что «античности необходимо придать оттенок времени» [340, s.
14].Невидимое прошлое должно «воцариться вновь, его надо осмыслить в настоящем,в частности создать республику ученых по принципу сократовско-платоновскихидей» [341, s. 30]. Бессознательное постижение божественной мудрости мира,свойственное Гаману, приводит к восприятию природы как книги бога, его текста,252осознание бога как драматурга бытия. Учение Гамана об интуиции, «благодарякоторой происходит всеобщее обновление» [340, s. 23], о гармонии, связанной с«внутренней красотой сердца» [340, s. 25], о фантазии, «определяющей свободумышления» [340, s. 12], приводило штюрмеров к мысли о создании природнойдрамы. Ее героем должен стать природный человек, который через свой великийсубъективный порыв желает обрести свободу от внешнего мира.
Однако, какпишет исследователь драмы штюрмеров К. Герч, «притязания и претензиииндивида на его природное своеобразие раскрывают внутренние силы души, ноне способствуют реформации ни мира, ни индивида» [322, s. 119]. Но важнойоказывается не столько идея реформации, сколько попытка ее претворения вжизнь, та, которая в полной мере осуществилась на более поздних этапахмодерна, в частности под пером Г. Гауптмана.Интересно,чтоГ.Гауптманвсвоихдневниковыхзаписяхиавтобиографических произведениях нигде не упоминает Гамана. Однакоконтекстные связи между ними чрезвычайно прочны, определяются не прямымвлиянием, а сходным восприятием праисточника – античной культуры.
Оба верятв ее воскрешение в настоящем, обожествляют человека и очеловечивают бога,пишут о непременной трансформации души в том случае, если индивидпроникнется незримыми токами античной культуры. Гаман, эмоционально влияяна штюрмеровскую драму, вносит в ее внутреннюю структуру сильнейшиеантичные реминисценции.
Именно они оказываются интересны Г. Гауптману. Он,постигаясилуинтуиции,фантазии,великуюкрасотуантичногодуха,естественное, природное бытие – все то, что составляет сущность штюрмеровскойдрамы, творчески ее модернизирует.Г. Гауптман «всегда ощущал тоску по природному миру, не мог жить безвоздуха, свободы» [344, s. 48]. Он, признавая великую силу чувств, утверждает,что «знания приходят через чувство, знания могут культивироваться как мысли,открытия в этой области совершались в течение долгого времени» [345, s. 241].Неоднократно подчеркивая личное драматическое направление – в глубину, ввечность, – Г.
Гауптман усматривает в литературном движении «Буря и натиск»253то, что, с его точки зрения, составляет саму «идею идей», «сущность сущностей»– Античность. В Античности он, как и многие его собратья по перу, особовыделяет ионическую философию, размышляет о тех чувственно созерцаемыхвеществах, из которых происходят все вещи и в которые они вновьпревращаются. Г. Гауптман называет их субстратами, монадами, атомами,элементами, отчасти наделяет теми свойствами и значениями, которые древниенатурфилософы, исследуя мировое целое, ощущали в воде (Фалес), в воздухе(Анаксимандр), в числах (Пифагор), в огне (Гераклит), одновременно во всехчетырех стихиях (Эмпедокл).
Немецкий драматург, пытаясь проникнуть врудиментную основу природных вещей, пишет, что «через них воссоздаютсявсевозможные комбинации» [348, s. 48], «проявляется природное естество,создается ощущение целостности жизни» [348, s. 358]. Природа, ее культ, считаетГ. Гауптман, это своеобразная точка зрения на жизнь, поскольку «через природунаиболее полно можно воссоздать аттический дух, критериями которого являютсячувство радости, удовольствия и наслаждения <…> через погружение в природучеловек внутренне обновляется и обогащается, чувствует себя здоровым,сильным, смелым» [348, s. 91].Г. Гауптман создает произведение, в котором главная героиня живетсогласно своим природным воззрениям, полагаясь на свою природную этику.Драма «Роза Бернд» – природная драма. Наиболее ярко ее природностьподчеркнута в жанре – «Schauspliel».
Напрашивается вывод о сходстве с драмой«Возчик Геншель». Ее жанр «Schauspliel», посредством которого Г. Гауптманперетолковывает античный рок, делая главного героя участником спектакля осебе самом, позволяет говорить о внутреннем сходстве этих творений. Однаковажно отметить, что драма «Роза Бернд», в жанровом отношении близкая к«Возчику Геншелю», обретает бытие спектакля в несколько ином смысле.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
