Диссертация (1168614), страница 31
Текст из файла (страница 31)
Напрашивается несомненная аналогия со «Строителем Сольнесом»Ибсена – произведением, которое Г. Гауптман идентифицировал со своейжизнью40. Немецкому драматургу близка главная тема ибсеновского творения,которую Г. Гауптман определял как центральную – тема падения – поднятия.Последнее становится возможным тогда, как пишет Г. Гауптман о своемвосприятии текста Ибсена, «когда Юность стучится в дверь» [352, s. 50].Осмысливая символику Ибсена, Г. Гауптман усиливает в «Потонувшемколоколе» тему духовного подъема, душевного воспарения. Оно подверженозакону становящегося мира, должно осуществляться постепенно. О нечтоподобном пишет Баховен, называя этот закон метафизическим стремлением ксолярному бытию: низшая ступень – это теллурия (земля), средняя ступень –луна, самая высшая – солнце» [284, s.
99]. Баховен подчеркивает, что «этиступени составляют единый, общий для всех закон Вселенной: от темноты ксвету, от теллурии к соляризму» [284, s. 106]. Что касается мастера Генриха, то онмечтает не о постепенном, а о мгновенном восхождении, в этом его трагическаявина и трагическая ошибка. Он хочет освободиться от земных оков, навсегдазабыть о своих истоках – о теллурии. О последствиях, определяемых подобнымижеланиями, прозорливо говорит Водяной: люди вырывают свой корень из земли,40Он читал «Строителя Сольнеса» вместе со своей первой женой Марией, они вместе восхищалисьтворением Ибсена, Мария называла его «мой строитель», Г. Гауптман обращался к ней «Моя Хильда» [352, s.
244].Интересно отметить, что Г. Гауптман, признавая сильнейшее влияние Ибсена, парадоксальным образом от негодистанцируется. Так, Г. Гауптман пишет: «Я преодолел в себе Ибсена, но никто не есть к нему ближе, чем я» [353,s. 98].139тянутся к небу, но не могут вынести его света и увядают (« <...> den eignenWuzelstock im Grund zerstört / und also, krank im Kerne, treibt und schießt,/ <...> MitSchmachterarmen langt es nach Licht» [43, s.
100]). Увядание является результатоммгновенного восхождения, чрезмерно быстрый выход за пределы своего Я грозитпотерей Я себя самого. Такая модернистская амбивалентная диалектикаобретения – утраты драматически воссоздается Г. Гауптманом практически ссамого начала. Произведение построено таким образом, что возникает достаточночеткое ощущение – чем выше возносится Генрих в своих мечтах, связанных сжеланием создать прекрасный колокол, тем глубже его духовное падение. Чемсильнее, как ему кажется, он проникает в основы мироздания, тем слабее ихпостижение оказывается для него самого.В конце первого действия Раутенделейн, выполняя просьбу Генриха, чертитцветущей веткой магический круг, проговаривает, что отныне он принадлежит исебе, и ей, сохраняет свою сущность, но и вбирает ее – мистическую,гармоническую, всеобъемлющую («Bleibe, Kömmling, unversehrt!/ Bleibe Dein undDein und mein!» [43, s.
83)]). Раутенделейн, заключая Генриха в магический круг,тем самым связывает себя навеки с мастером-литейщиком. Отныне их связьстановится нерушимой и прочной. Раутенделейн приподнимает Генриха надземлей, отдаляет от теллурии, вводит в свой мир сказки. Правда, одногомагического круга оказывается недостаточно. Раутенделейн вынуждена свершитьеще один мистический обряд – сварить питье жизни Генриху.
Она делает то, чтооказывается под силу Мефистофелю в поэтическом творении Гете41. Однако еслиМефистофель, благодаря напитку ведьмы, способствует внешнему омоложениюФауста, то для самого доктора «простор, открывшийся эросу, означает сильныйрегресс в духовном развитии» [87, с. 104]. В отношении героя Г.
Гауптманаможно говорить, напротив, о душевном творческом подъеме, являющимсяследствием омоложения души. Раутенделейн в доме Генриха варит волшебный41«Потонувший колокол» Г. Гауптмана с самого начала сопоставляли с «Фаустом» Гёте. Так, Г. Бар,восторженно приветствуя выход в свет творение Г. Гауптмана, называл его шедевром, говорил, что оно равно похудожественной силе и поэзии образов «Фаусту» Гёте. Э. фон Вольцоген в венской газете «Время» (от 2 января1897 года) писал, что готов дерзнуть и указать «Потонувшему колоколу» Г.
Гауптмана место в историилитературы сразу за первой частью «Фауста» Гёте [350, s. 196].140напиток, который должен сделать его здоровым и физически, и духовно, влить внего жизненные силы, обновить душу.Необходимо иметь в виду, что романтики воспринимали медицину какнатурфилософскую науку, мысль об использовании природных сил, скрытых вчеловеке, позволяла врачам эпохи романтизма прошлого столетия заниматьсялечением тела и души. Не случайно выдвигается понятие жизненной силы – сутидуши, происходящей из самого организма. О жизненной силе говорил и писал, кпримеру, К. Г.
Карус: он считал необходимым «одновременное лечение кактелесных, так и духовных недугов» [374, s. 284]. Многие врачи, писатели ифилософы начала XIX века ориентируются на медицинскую натурфилософиюПарацельса, которого называли Лютером медицины: « <…>он стремилсяпостигнуть дух болезни и дух всего организма, видел нездоровье в первуюочередь в разорванной человеческой душе» [374, s. 290].На следующем рубеже веков взгляды и выводы знаменитого врачапрошлого оказываются не менее интересны. Сам образ Парацельса приобретаетособуюкультурнуюзначимость,становитсясвоегородасимволоммодернистского понятия трансфер: переходит из одной эпохи модерна в другую,тесно связывает, подчеркивает их непрерывность.
Так, Г. Гауптман чрезвычайноценил книгу своего современника Ф. Гартмана о Парацельсе, сам много читал обэтом уникальном человеке, размышлял о его алхимических опытах, считал, что «валхимиипрослеживаютсятаинственныедействияжизни,происходитконцентрация непостижимых химических и органических процессов. Алхимиюможно только чувствовать и ощущать, суждения о том, что возможно, что нет,неприемлемы в ней. Огонь надежды все освещает, он играет и сверкает, валхимии – вечная юность, счастье, радость» [353, s.
256]. Нетрудно увидеть, что в«Потонувшем колоколе» магический обряд Раутенделейн почти дословноповторяет советы и рецепты Парацельса42. Раутенделейн призывает на помощь42Он считает, что «лечение болезни ˗ это восстановление гармонии. Для этого должно быть проведеноомоложение организма очищением. Для такого омоложения Парацельс предлагает препарат алкагест, в которомдоминирующим ингредиентом служит известняк.
Его надо перетолочь с негашёной известью, добавить спирт,перегнать его на умеренном огне, порошок должен стать сухим. Процесс повторить 10 раз» [111, с. 258].141природные стихии – Огонь и Воду (в действии драмы такой призыв выражен вовнешних действиях феи – она бросает в воду, стоящую на огне, майские травы ишепчет тайные слова).
Она пытается возвратить Генриха к первоначалам,которые, по ее мнению, позволят ему обрести необходимое гармоничноеединство, то, которое есть в ней, но отсутствует в нем. Раутенделейн подкрепляетсвою связанность с первоистоками – Огнем и Водой – особыми природнымизвуками («surre, surre, singe»), в которых слышится жужжание, гуденье, кипенье.Она произносит чрезвычайно важные слова: «Wer es trinkt, der trinkt sich Mark»43,магическая направленность которых состоит в восстановлении нарушенногодушевного центра Генриха, употребляя лексику Шеллинга, способствуетвозвращению архея – животворящей силы – в центр44.В. фон Вилл, размышляя о символическом языке в работах Г. Гауптмана,совершенно правильно подчеркивает, что Генриху в целом свойственны лишь двавнутренних состояния – жизненное ликование и душевная угнетенность [471, s.116].
Действительно, нечто среднее, серединное чуждо герою Г. Гауптмана, оносознает свою замкнутость в сфере конечного – в мире долины, в которойневозможно, считает Генрих, высокое творение. Его мечты о духовномвоспарении приобретают характер томления по неведомому («Was in mir ist,/ seitich dort oben stand, will bergwärts steigen,/ im Klaren überm Nebelmeere wandeln/ undWerke wirken aus der Kraft der Höhen» [43, s. 117]). Генрих мечтает о работе, вкоторой воплотятся все его духовные силы и стремления, но понимает, чтоподобное может осуществиться, если он вновь станет юным, обретет новоерождение – «Widergeburt». Это оказывается возможным лишь в тот момент, когдамастер-литейщик выпивает целительный напиток Раутенделейн.Следует отметить, что понятие юности для Г. Гауптмана, как и для многиххудожников слова рубежа веков, определяется свойством духа, мир видится43Перевод сложен, в русском варианте – это питьё жизни, но подобное определение кажется слишкомобобщённым, «das Mark» ˗ сердцевина, костный мозг, стержень, поэтому можно говорить о том, что Раутенделейнменяет и обновляет весь организм Генриха, его средоточие.44Шеллинг в сочинении «О сущности человеческой свободы» выдвигает понятие архея – животворящейсилы.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
