Диссертация (1168532), страница 37
Текст из файла (страница 37)
172.12170не был признан подлежащим немедленному обсуждению в Совете министрови, таким образом, не удостоился высочайшего рассмотрения. В тех жеединичных случаях, когда до сведения императора все-таки доходилосодержание той или иной записки, дело могло принять печальный оборот дляее составителей, к которым власть начинала испытывать «специфический,полицейский интерес»1.Чиновники,непосредственноработавшиеспоступавшиминарассмотрение Совета министров проектами, относились к ним как кдополнительному и в известной степени лишенному практического значениябремени.
По воспоминаниям одного из них, П.П. Менделеева, «все свелось кпрочтению поступающих петиций мною и одним из моих помощников. Затемони печатались особыми сборниками и…сдавались в архив»2. С подобнойоценкой в целом соглашался Н.С. Таганцев, отмечавший впоследствии, чтохотя «Свод заявлений», содержавший ключевые тезисы поступивших в Советминистровзаписок,былнаправленнаознакомлениеучастникамПетергофских совещаний3, в ходе заседаний «указания на поступившиезаявления сделано не было, и никакой роли в совещаниях они не играли»4.По воспоминаниям того же П.П.
Менделеева, когда на квартире у Д.М.Сольскогосостоялосьрассмотрениюобсуждениезаписках,первогоприсутствовавшиедокладаосановникипринятыхк«выслушаливнимательно, по временам посмеивались, а Сольский хохотал до слез в техместах доклада, которые касались особо нелепых, действительно комическихпредложений»5. Вчитываясь в эти записки сегодня, нетрудно предположить,И.К. Кирьянов приводит в своем исследовании ситуацию вокруг адреса «собрания присяжныхповеренных одного из округов одесской судебной палаты.
Адвокаты заявили о необходимости “отстраненияпоказавшей свою несостоятельность бюрократии”, предоставления населению основных гражданских свободи образования представительного учреждения при министерстве внутренних дел. Николай II, ознакомившисьс этим документом, начертал резолюцию: “Глупо и нахально”. Против подписавших адрес было возбужденоуголовное преследование, прекращенное только после 17 октября 1905 г.» (Кирьянов И.К. Российскиепарламентарии начала ХХ века: новые политики в новом политическом пространстве.
Пермь, 2006. С. 57).2Менделеев П.П. Указ. соч. С. 172. Выводы П.П. Менделеева некритически воспроизводятся некоторымиисследователями и сегодня (См., напр.: Степанов В.Л. Граф Д.М. Сольский: путь либерального бюрократа //Российская история. 2018. № 1. С. 139).3См.: Таганцев Н.С. Указ. соч. Вып. 2. С. 87.4Там же. С. 88.5Менделеев П.П. Указ. соч. С. 172.1171что же так веселило председателя департамента государственной экономии. Кпримеру, в одной из записок предполагалось для более эффективной борьбы среволюционным движением поднять государственное значение давнонегласно сотрудничавших с полицией дворников «путем увеличения ихжалования до 200–300 р.
в месяц, с целью привлечения на эти должностилюдей образованных или даже отставных чиновников»1. А проживавший вРиге Отто Янсон и вовсе предлагал основать «в Архангельской губернии,около Северной Двины» «политические колонии» для революционеров, где напредоставленных правительством 10 квадратных километрах площади онимогли бы воплощать в жизнь свои политические идеалы2.В историографии уже отмечалось, что «предоставленное право петицийвошло в противоречие с действующим законодательством»3.
Налицо былоявное несоответствие: земские собрания и городские думы, дворянскиесобрания и крестьянские волостные сходы, биржевые и сельскохозяйственныеобщества активно выступали с политическими требованиями. Согласнозакону, это являлось нарушением, поскольку обсуждение политическихвопросов не входило в их компетенцию. Но и запрет на подобныевысказывания мог бы справедливо трактоваться обществом как «ограничениемонаршей милости».
А поскольку на страницах направляемых в Советминистров записках, выражаясь словами Н.С. Таганцева, «высказывалсянаиболееэкспансивныйэлементмассы,таксказать,сангвиникиобщественных ячеек»4, то содержание записок было зачастую крайнерадикальным и нередко ставило чиновников в тупик.Наибольшеебеспокойствопредставителивысшейбюрократиипроявляли в тех случаях, когда записки составлялись на нелегальныхсобраниях. Особенно взбудоражила сановников записка, составленнаясобранием «из лиц разных слоев общества», состоявшимся в СаратовскойРГИА. Ф. 1276. Оп.
1. Д. 6. Л. 35.Там же. Д. 12. Л. 96–96 об. Разумеется, петиция О. Янсона была оставлена без последствий сформулировкой «по несбыточности плана просителя» (Там же. Д. 6. Л. 62 об.).3См.: Кирьянов И.К. Указ. соч. С. 56.4Таганцев Н.С. Указ. соч. Вып. 2. С. 82.12172губернии под председательством зубного врача Львовича, которое, средипрочего, постановило «поручить будущим народным представителямпрекращение войны и, наконец, ходатайствовать о различных политическихвольностях»1. «Я не могу не предвидеть возможности более серьезныхположений, когда противогосударственные собрания и союзы, доводя досведения Совета министров только известную часть своих постановлений,могут указанным путем получить косвенное одобрение своей деятельности, ивысшая правительственная власть окажется в непосредственных сношениях сподобными союзами», – поделился 11 мая 1905 г.
с Э.Ю. Нольде своимиопасениями А.Г. Булыгин2. Во избежание беспорядков, министр внутреннихдел предлагал установить новый порядок подачи записок в Совет министров –они, по замыслу А.Г. Булыгина, отныне должны были проходить черезместных губернаторов, которые предварительно цензурировали бы всепослания3. Э.Ю. Нольде возражал А.Г. Булыгину, что «если бы этот порядоккаким-нибудь образом разгласился» это могло бы породить в обществе«неосновательную мысль о влиянии местной администрации на производстводел в Совете министров». В итоге сошлись на том, что губернаторам былорекомендовано сообщать в Совет министров о незаконных собраниях, дабызаписки, направленные от них, были «принимаемы в надлежащее внимание»4.Подобная директива по сути легитимировала те хорошо известныечиновникам злоупотребления, которые местная администрация поройдопускала в отношении организаций-составителей записок5.
В частности,вятский губернатор А.Г. Левченко задержал отправку в Петербургпредставленной ему на рассмотрение местным губернским земскимсобранием петиции (составители требовали, чтобы текст петиции былРГИА. Ф. 1276. Оп. 1. Д. 6. Л. 43.Там же. Л. 44.3Там же.4Там же. Л. 64 об.5О попытках представителей местной администрации препятствовать проведению чрезвычайныхсобраний и посылке составлявшихся в ходе таких собраний адресов земств в Совет министровсвидетельствовал и Н.С.
Таганцев (См.: Таганцев Н.С. Указ. соч. Вып. 2. С. 84–85).12173безотлагательно передан в Совет министров по телеграфу). Когда же А.Г.Левченко спустя 13 дней все же направил петицию почтой, он приложил кдокументу «свои пояснения о том, что постановления собрания были принятыпод давлением переполнявшей зал заседания публики, состоявшей иподнадзорных и т.
п. лиц и не останавливавшейся перед прямым насилием поотношению к членам собрания, речи которых не соответствовали настроениюпублики»1. В итоге ходатайство вятского губернского земского собрания былопредсказуемо оставлено без последствий.Несмотря на то, что ни одна из поступивших в Совет министров воисполнение Указа Сенату от 18 февраля 1905 г.
записка не легла в основукакого-либо законопроекта, анализ их содержания позволяет сделатьсвоеобразный срез российского общественного мнения. Подобный прецедент,когда максимально широкому общественному обсуждению подвергалась неодна проектируемая реформа (как в случае с подготовкой правительства котмене крепостного права, когда в качестве своеобразной «фокус-группы»выступили только дворяне), а положение дел в стране в целом, представлялсобой абсолютно уникальное явление в истории политической мысли России.Уже после Революции 1917 г. Н.С.
Таганцев провел весьма любопытноеисследование опубликованных в 1905 г. общественных записок и проектов 2.Сравнивая опыт подачи записок в Совет министров «со сводом наказов,данных членам Екатерининской комиссии 1767 года»3, Н.С. Таганцевразделил их на две категории.
К первой он относил записки «от общественныхустановлений» (земств, крестьянских, мещанских, купеческих и дворянскихобъединений). Таких, по подсчетам Н.С. Таганцева, к середине июля 1905 г.поступило 118. Вторую категорию составили записки «от частных лиц». В ихчисло Н.С. Таганцевым включались и коллективные записки от «различныхорганизаций и единений», не входящих в первую группу, например,РГИА. Ф.
1276. Оп. 1. Д. 6. Л. 62.После выхода Манифеста 6 августа 1905 г. записки, поступавшие в Совет министров, перестали печатать,несмотря на то, что их поток не прекращался вплоть до конца года (См.: Таганцев Н.С. Указ. соч. Вып. 2. С.82).3Там же.12174сельскохозяйственныхобществиобществсодействиянародномуобразованию (всего – 98 записок)1.По утверждению Н.С. Таганцева, 90 из 216 записок «несомненноподверглись известного рода кастрированию» – цензуре со сторонысотрудников канцелярии Комитета министров. Статистика этой цензурывесьма любопытна.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
