Диссертация (1155329), страница 28
Текст из файла (страница 28)
Третий раз напоминание о прошлом приходит кгерою в московской психлечебнице, где на него на всякий случай надетасмирительная рубашка («А вдруг ты душить начнешь») [119, с. 46].Апелляция к чужому сознанию становится необходимым средствомактуализации реальности, которая ускользает от героя. Петр постоянно пытаетсянайти точки опоры, болезненно воспринимая, как записано в истории его болезни,насмешки над его фамилией «Пустота».
В тот момент, когда Петр находится поддействием сильных препаратов на сеансе психотерапии и слушает рассказ Марии,он ловит себя на том, что может «одновременно видеть ее и смотреть на мир ееглазами» [там же, c. 59]Временная цикличность, постоянное возвращение к одним и тем жеэпизодам, закрепляется в романе системой повторов. Многие персонажи, детали,словесные формулы повторяются неоднократно.
Во сне Петру привиделсябеременный киборг Шварценеггер в виде пугающей металлической фигуры, навздувшемся животе которого яростно сверкало солнце. И эта же деталь сразупопадает на глаза героя, как только он, очнувшись от кошмарного сна, видит«далекие крыши под холодными лучами зимнего солнца. … обитый жестьюкупол, отчего-то напоминающий мне живот огромной металлической роженицы»[там же, с. 86].Чапаев всячески внедряет в сознание своего ученика Петра идею о том, чтосуществует только настоящее: «Не забивайте себе голову тем, что не имеетотношения к настоящему» [там же, с. 103].
Будущее при этом приобретает чертымноговариантной временной модели, при которой возможен любой исходсобытий. По словам Чапаева, этого мастера парадоксов, «быть может, выпопадете в такое будущее, где никакого Фурманова не будет. А может быть, выпопадете в такое будущее, где не будет вас» [там же, с. 103]. В противовес этой131идее Петр Пустота постоянно пытается выстроить, точнее, восстановитьлинейную последовательность, вспоминая прошлое и вглядываясь в будущее. Онпереживает сильнейший эффект déjà vu, увидев картину «Бой на станцииЛозовая», где был изображен «реальный» бой, в котором Петр был контужен икоторый он не помнил.
Особенно сильно его сердце забилось, когда он увидел накартине подробно изображенный броневик и стреляющую из пулемета Анну.Именно этот броневик будет колесить по просторам романа, чтобы в развязке спомощьюглиняногопулемета,мизинцаБудды,уничтожитьвремяипространство. От словесной эквилибристики сам Чапаев готов в любой моментотказаться,еслиемуэтовыгодно.Будучинепревзойденныммастеромсхоластических построений, Чапаев в случае необходимости в ходе короткогофилософского диспута с Петром мгновенно отбрасывает умозрительныепостроения и переходит на позиции банального примитивного материализма.Чапаева невозможно загнать в логический тупик: он разрывает цепь рассужденийоппонентов или с помощью примеров в духе наивного реализма, или прибегает кмаузеру как последнему аргументу. Отвечая на многие вопросы Петра Пустоты иГригория Котовского, в которые те вкладывают философский подтекст, Чапаевгрубовозвращаетсвоихучениковназемлю,указываянареальностьсуществования материальных объектов.Петр во многом под воздействием Чапаева начинает воспринимать мир какданность, как череду ярких неповторимых чувственных впечатлений: густыеволосы конской гривы, запах кожаного седла, пятно солнечного света на стене.Каждая из картин создает «ни с чем не сравнимое ощущение полноты,окончательной реальности этого мига.
… И хотя оно длилось всего однукороткую секунду, я в очередной раз успел понять, что эта полная и настоящаяжизнь никогда не длится дольше в силу самой своей природы» [119, с. 255]. Есливремя и пространство исчезают как длительность, протяженность и объем, топриобретают полноту, богатство и ценность благодаря осознанию их конечностии неповторимости.
В связи с этим нельзя однозначно утверждать, что время ипространство в романе уничтожаются, скорее, они становятся одномоментны и132неуловимы. Осмысление феномена времени в романе невозможно без осмысленияпространства, поскольку эти категории неразрывно связаны друг с другом. Длягероев нахождение в пространстве – означает нигде, то есть реальностьвоспринимается как ничто. Во всех случаях можно говорить об ограниченностивосприятия, которое основано на стереотипах и догмах, однако надежновыполняет свою основную функцию обеспечения стабильности.
Главные герои вмучительныхпопыткахвырватьсянасвободупытаютсяпреодолетьограниченность восприятия. Однако в терминах и категориях привычногосознания это невозможно. Пытаясь освободиться от иллюзий, герои неизбежнооказываются перед проблемой необходимости расширения сознания.Линейность времени предстает как частный случай бесконечности,представленной в виде возвратного движения по кругу. Однако точки возвратагероями почти не осознаются, поскольку память сохраняет только приметы,которые порождают эффект déjà vu. В частности, у Сердюка, якобысовершившего ритуал харакири, на животе как напоминание остается царапина отбутылки.
В памяти героев сохраняются из прошлого не связные картины, а толькоотдельные яркие детали. В этом плане особое место в романе занимает японскийвариант цикличности. В притче, которую рассказывает представитель корпорации«Тайра» Кавабата, содержится аналог указательному придорожному камню изрусского фольклора, предсказывающему судьбу путникам. Жизненный путь ведетчеловека к вожделенному императорскому дворцу Судзаку, где его судьба можетиметь три традиционных варианта: прямо, налево и направо. Они приводятпутника в Ворота Вечного Покоя, Ворота Вечной Радости и Ворота,Одаривающие Светом.
Однако существует одно принципиальное дополнение,которое уничтожает вариативность выбора: вне зависимости от выбора пути,точнее, ворот для въезда в императорский дворец, «вы оказываетесь в одном итом же дворе. … Ведь каким бы путем ни шло ваше сердце, какой бы маршрут нинаметила ваша душа, вы всегда возвращаетесь к одному!» [119, с. 228]. Сердюк,который в ходе собеседования дает правильные ответы, потому что полагается133только на свою интуицию, и в данном случае точно понимает, что возвращение к«одному» означает возвращение «сюда» и к себе.Важную роль в романе играют сны. В.
Пелевин использует прием, которыйможно назвать двойным сном. Петру Пустоте в сумасшедшем доме снится эпохагражданской войны и ему же в ипостаси комиссара Чапаева снится сумасшедшийдом в Москве. В кошмарных снах все меняется с фантастической легкостью ибыстротой, и эта «однообразная деятельность» позволяет создать «нечто вродефиксированного центра» [119, с. 257].
Для литератора Петра Пустоты записьэтого однообразия сновидений становится реальностью, которая позволяетизбавиться от кошмара, причем снова создается эффект двойного проецирования:записи о сне делаются во сне. Для понимания цикличной временной модели вромане принципиальное значение имеет описание путешествия Петра Пустоты взагробный мир с бароном Юнгерном. Это своего рода постмодернистскаяаналогия сошествия Данте и Вергилия по кругам ада.
Именно здесь Петрпереживает поворотный момент своей судьбы, начиная понимать смыслпроисходящего и видеть конечную цель пути.Именно Петру Пустоте в романе даются мгновенные озарения, посещающиеего в моменты экзистенциального напряжения, которые приходят в результатенеустанных попыток понять, «что происходит из дня в день, и кто такой он сам»[там же, с. 273]. При этом неизменно подчеркивается, что подобные озаренияединичны и мгновенны. Барон Юнгерн говорит о секунде «милосердия ко всемживым существам». Петр Пустота мечтает найти свою золотую удачу, «когдаособый взлет свободной мысли дает возможность увидеть красоту жизни» [тамже, c.275].Только в такие мгновения удается разорвать замкнутый круг и вырваться изунылого круговорота существования, где все повторяется с неизменнымпостоянством: безмолвный башкир, проводы и встречи ткачей, бой на станцииЛозовая, «Музыкальная табакерка», кокаин и галлюциногенные грибы.
И найтисебя можно только в «нигде», но для этого надо реализовать метафору, то есть«выйти из дома умалишенных на свободу» [там же, с. 281]. В терминах романа134это означает движение из «ничего» в «нигде». Именно об этом пишет в своемстихотворении Петр Пустота: «мчится бабочка сознания из ниоткуда в никуда».Данной пространственной категории равнозначен временной аналог «никогда».
Врезультате остается только «сейчас» как единственная реальность. В конечномитоге, Петр шаг за шагом приближается к просветлению. В загробном мире Петрпереживает один из таких ярких моментов, который, однако, он затрудняетсяописать. И эта невозможность выразить обретенное просветление являетсяпринципиальной: всякий раз, делая шаг за пределы ограниченного кругапредставлений, герой оказывается не в состоянии выразить новое знание словами.Вместо этого он обычно использует развернутую метафору. В данном случае этоописание перемены декораций, когда «одну сдвинули, а другую не успелипоставить на ее место, и целую секунду я глядел в просвет между ними» [119, с.284].
Симптоматично, что секунда приобрела столь непривычную длительность(«целая»), что позволило герою разглядеть обман, который он принимал зареальность и увидеть такое простое и глупое устройство Вселенной, что ему сталостыдно за себя. Последние сомнения Петр преодолевает в ту секунду, когда послеуничтожения мира с помощью глиняного пулемета, ему открылась последняяистинная пустота в виде «светящегося всеми цветами радуги потока, неизмеримоширокой реки, начинающейся где-то в бесконечности и уходящей в такую жебесконечность» [там же, с. 382]. Как обычно, герой нуждается в точках опоры.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
