Диссертация (1155329), страница 27
Текст из файла (страница 27)
Выход из лабиринта уВ. Пелевина, как всегда, оказывается ложным. Героя просто «вытаскивают» израздвоенного сознания в реальный мир, где его ждет в виде награды долгийвлажный поцелуй лечащего врача и слова: «Полный катарсис» [там же, с.384].Выздоровление героя означает исчерпанность его психической энергии, то естьотсутствие наполненности и, следовательно, в метафизическом плане этопредставляется как невозможность осуществления чего-либо. Однако доктор ненапрасно сомневался в успехе лечения. В последней главе Петр Пустота сновавозвращается к своему гуру Чапаеву и направляется в милую его сердцуВнутреннюю Монголию.
Круг замкнулся. Герой в очередной раз оттолкнулся отпустоты, начал все заново, пытаясь сохранить прошлый опыт.Таким образом, образ пустоты как путь из бесконечности в бесконечность,из Ничто в Никуда в романе является и отправной точкой, и конечным пунктом126пути. Континуум романа выстраивается как максимально жесткая структура, вкоторой принципиального значения не имеют реальность (истинность) иливиртуальность (ложность, иллюзорность) пространства и времени, которыеуравниваются в сознании героя.
Гражданская война и перестройка, две эпохи,изображенные В. Пелевиным, осознаются как кризисные, переломные моментыистории, которые должны быть преодолены.Прохождение и возврат к одним и тем же точкам внутри целого, то илииное повторение процессов и явлений понимается как цикличность в широкомсмысле слова. Цикличность акцентирует внимание на целостности и гармониипроцессов исторического развития.
Цикличность в художественном произведенииможет трактоваться как вариант кругового движения, создающего особуюпространственно-временную модель.В организации временной моделей в романе В. Пелевина «Чапаев иПустота» можно выделить несколько типологических признаков, которыеприсущи многим его текстам. В самом общем виде это проявляется в том, что«произведения В. Пелевина фиксируют бесконечное движение по кругу,постоянное возвращение к исходному» [37, с. 92]. Возникает цикличное время, вкотором, по замечанию И. Дитковской, главное заключатся в том, что происходит«подмена последовательности одновременностью, уничтожение пространства ивремени» [37, с.
154].В. Пелевин в романе «Чапаев и Пустота» использует традиционный прием,рассказывая в предисловии о некой рукописи, якобы найденной в одном измонастырейВнутреннейМонголии,инапечатаннойподфамилиейподготовившего ее редактора. Однако В. Пелевин не пытается скрывать основныесоставляющиееголитературноймистификации,напротив,онподробноразворачивает их содержание. Читатель сразу получает несколько важныхзамечаний, которые становятся отправной точкой для осмысления романа.Предисловие представляет собой своеобразный план-конспект романа, в которомизначально декларируется смещение (совмещение) времен и пространств.127Исходные тезисы (жанр, герой, метод, источники), представленные впредисловии, далее в тексте получают развернутое воплощение. Принципиальноезначение имеет указание на жанровую форму произведения, принадлежащеенеизвестному автору, который обозначил ее как «особый взлет свободноймысли».
Определение жанра расценено автором предисловия как шутка и потомуопущено, однако слово сказано, и оно реализовано в тексте в полной мере. Этотприем называния неназываемого, обозначения несуществующего станет одним изосновных в романе. В предисловии также дано развернутое замечание о«судорожности повествования», поскольку целью автора было не «создание«литературного произведения», а фиксация механических циклов сознания сцелью излечения от так называемой внутренней жизни» [119, c. 7].В.
Пелевин предлагает загадки без ответов, но еще чаще дает ложныеотгадки,задаваядляразвитиячитательскихинтерпретацийнескольконаправлений, которые ведут в тупик. В одном ряду оказываются логически иконцептуально несовместимые категории: критический солипсизм, монгольскиймиф о Вечном Невозвращении и отрывок из «Пира во время чумы» А.С.Пушкина, последние строки которого оказываются важны потому, что прямоотнесены автором к истории Василия Чапаева. Планы изображения главногогероя обозначены автором так, будто благодаря их наложению друг на другаможет быть создан его истинный облик. Чапаев представлен как порождениенародной мифологизированной памяти, как персонаж многочисленных анекдотов,герой кинофильма и книги «Чапаев» и Будда.
Попутно дезавуирован как автор исвидетель Дмитрий Фурманов: его книге о Чапаеве отказано в аутентичности.Зато настоящая рукопись, то есть роман «Чапаев и Пустота» претендует на правдуо реальном Чапаеве.В романе присутствуют такие типологические признаки постмодернизма,какигровыеэлементы,деконструкция,интертекстуальность,ирония,пародийность, некие коллажные жанровые форм, которые изначально отмечалисьв прозе В. Пелевина.
Набор пазлов, которые обозначены в предисловии к роману,не позволяет построить общей картины. Для завершения концепции оказались в128равнойстепенинеобходимыдополнительныесоставляющие.Этоперекодированные персонажи эпохи гражданской войны как дополнение илиальтернатива Чапаеву (Фурманов, Котовский, барон Юнгерн). Запад представленкиборгом Арнольда Шварценеггера, к которому обреченно и безнадежно тянетсяотечественная (сериальная) просто Мария. Кодекс японских самураев в романенакладывается на поиски совести русскими бандитами 1990-х годов.
Текстпронизывают многочисленные аллюзии из русской литературы (А. Блок,М. Булгаков, В. Набоков, М. Агеев), элементы философии античности,экзистенциализма, солипсизма и буддизма.По сюжету Петр Пустота, поэт-декадент, оказывается не простымординарцем Чапаева, каким он изображен в классическом фильме «Чапаев». УПелевина – это ученик Чапаева, его комиссар и геройский командир эскадрона,потерявший память в результате контузии. И он же предстает как пациентпсихиатрической лечебницы в Москве середины 1990-х годов. Герой, пребывая вобеих ипостасях, пытается расшифровать свои кошмарные сны.
Для одного изних сны обращены в прошлое, для другого – в будущее, но все они одинаковынепонятны. Позицию героя можно обозначить как нахождение между прошлым ибудущим. Этот принципиальный момент многократно обыгрывается в романе,присутствуя уже в первых главах. Одной из причин бегства поэта Пустоты изреволюционного Петрограда стало написание им подозрительного для чекистовстихотворения о потоке времени и памяти, которая «уверяет нас, что вчерашнийдень действительно был, но как знать, не появилась ли вся эта память с первымутренним лучом»? [119, с.19].Поэт-декадент пытается интуитивно нащупать границы между реальностьюи осознающим ее сознанием, что является краеугольной категорией солипсизма.Влияние солипсизма на прозу В. Пелевина изучено недостаточно, хотя имеютсяотдельные интересные наблюдения и обобщения [53, 58].
В новейшихфилософских изысканиях делается вывод, что солипсизм не противоречитматериализму. В частности, В.Ю. Аргонов и С.И. Атина формулируют дваосновных подхода к решению данной проблемы. В первом случае признается129лишьтеория,согласнокоторойотвергаетсясуществованиематериииутверждается, что во Вселенной нет ничего, кроме «моего» сознания. Даннаятеория опровергается опытом. В романе В.
Пелевина это вариант Чапаева,который, отвергая реальность, тем не менее, остается твердым практиком истихийным материалистом. Согласно второй теории признается существованиелишь одной субъективной реальности (не конкретизируя число объективных).Здесь все «мои» субъективные факты могут иметь объективные проявления втеоретической материальной реальности, построенной для описания самих этихфактов. Такой солипсизм имеет лишь количественное отличие от несолипсизма:сознание может быть одно, три или миллиард [5]. В романе данный вариантбольше соотносится с построениями Петра Пустоты, которые формируются подвлиянием его наставника Чапаева. Здесь воплощается радикальная формасолипсизма, представляющая собой крайнюю степень субъективизма, прикотором не существует ничего кроме порождающего сознания.
Весь окружающиймир, философствует Чапаев, находится в нашем сознании, поэтому нельзяговорить, что «наше сознание находится где-то... Мы находимся нигде простопотому, что нет такого места, про которое можно было бы сказать, что мы в немнаходимся» [119, с. 184]. В контексте данного разговора логично будет задатьследующий вопрос: что происходит в таком случае со временем? Геройутверждает, что сознание создается им самим, и оно же создает мир. Но если«любое «где» могло появиться только в сознании, для которого просто не былоиного места, чем созданное им сами... Но где оно было до того, как создало длясебя это место»? [там же, с. 189]. В данном аспекте для нас важно подчеркнутьперетекание пространственной категории «где» во временную – «до того».Феномен порождающего сознания Петра Пустоты заключается в том, чтомир для него существует не сам по себе как реальность, а как результат прошлогоопыта.
Герой в начале романа совершает убийство, он задушил приятеля детства,ставшего чекистом и предателем. Происходящее герой воспринимает впривычных для него терминах «темной достоевщины». С этого момента, пытаясьизбавиться от преследующих его наваждений, Петр стремится изгнать прошлое130усилием воли, но неизменно вынужден возвращаться к исходным точкам. Уже вследующей сцене в литературном кабаре «Музыкальная табакерка» он наблюдаетза декадентским представлением, в ходе которого происходит удушениеРаскольникова. Герою кажется, что его тайна раскрыта, что это ловушка, как всцене мышеловки из «Гамлета».
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
