Диссертация (1155302), страница 16
Текст из файла (страница 16)
Видно, за грехи наши.Но старик головой покрутил:– Нет, – говорит, – на все доложно быть свое объяснение из природы.Мне, – говорит, – один прохожий человек разъяснял. На севере стоит деревовышиной до самых туч. Само черное, корявое, а цветики на нем белые, ма-аахонькие, как соринки. На дереве мороз живет, сам старый, борода за кушакзаткнута. Вот как к зиме дело, как куры в стаи собьются да на юг двинутся,так мороз за дело принимается: с ветки на ветку перепрыгивает, бьет владоши да приговаривает: ду-ду-ду, ду-ду-ду! А потом как засвищет: ф-щ-щ 80 щ! Тут ветер подымается, и те белые цветы на нас сыплет: вот вам и снег. Авы говорите: зачем зима.Наивная вера в одухотворенность неодушевленной природы как частьмифологического сознания проявлена в языковом плане в антропоморфныхолицетворениях.
Смена суточного времени и времён года связывается всознании героев с деятельностью живых существ – девушка, рыба, говорящаячеловеческим голосом, старый мороз, живущий на дереве и пр.ИнтертекстуальностьОсобым подвидом времени мифологического становится выраженноецитатами время интертекстуальное. Проблема интертекстуальности в романе«Кысь» становилась предметом рассмотрения довольно большого числаисследователей(Ю.Л. Высочина,В.В. Десятов,М.В. Ерохина,О.Е. Крыжановская, О.А. Пономарева, О.В. Соловьева и др.).
Нас же онаинтересует исключительно в качестве одного из проявления семиозиса временив романе, поэтому остановимся лишь на общих характеристиках.Вся русская литература утратила для голубчиков автора, все тексты – отколобка до Пушкина и Бродского – присвоены Набольшем Мурзой и выдаютсяим за свои собственные. Культурные мифы, литературные произведения ипоэтические строки обрели для героев черты сакральности, стали одним изсредств осмыслить и объяснить происходящее. При этом, архаичное сознаниегероев включает «высокие» строки в новые, бытовые, приземлённыеконтексты.Например:(после обнаружения, что у Бенедикта есть физические последствиявзрыва – хвостик): Вот тебе и пожалуйста! Земную жизнь пройдя дополовины, я очутился в сумрачном лесу. Утратив правый путь во тьмедолины.
81 Много говорит, он стихов написамши, думал, не зарастёт народнаятропа, дык только если не пропалывать, так и зарастёт.… а верёвку привяжешь, кулобашки нанижешь, гром стоит, — милаи вымои, прямо гроза в начале мая…То есть основным приёмом актуализации интертекстуальных включенийстановится трансформация семантического контекста, что, несомненно,работает на проявление мифологического в темпоральной категории романа.Здесь же важно отметить сюжетные и образные реминисценции,относящиеся к сказочному дискурсу: сказочные мотивы запрета, выгоднойженитьбы, добывания чудесных предметов (по В.Я.
Проппу). А наличиесказочных существ – Кыси и Княжьей Птицы Паулин (образы зла и добра) –позволяет автору играть с читательским восприятием не только сказочного, нои шире – мифического.Календарное времяФизические координаты времени действия романа определены более илименее точно: 200 лет после Взрыва. Но с точки зрения семиотики календарноевремя не имеет принципиального значения. Оно оставлено автором длявыстраивания романного сюжета и реализации эстетической функции текста.Время календарное в художественном тексте – это указание на времягода, часть суток, праздники и даты. Этим фактом и определяется выборязыковых средств для экспликации данного типа времени:− Лексемы, денотативно указывающие на временной период:Лето в пышный цвет оболоклось, дни длиннее стали;Осень, подморозило;Пришла весна с большими цветами;Осень, брызнет дождём из тучи;День был обычный, четверг; 82 февральское солнышко;Одно слово: весна;Мартовский ветер шумел в верхушках деревьев.− Метафорические экспликанты, в иносказательной форме определяющиевремя года/время суток:Ветер дунул, бросил ещё снежной крупки; На дворе снег бесшумнопадает; Морозец нынче, изо рта парок пыхает, и борода вся заиндевевши;Потянул носом морозный чистый воздух; Снега лежат белые и важные; ещеморозы по ночам знатные, еще жди метелейСмена календарных периодов и природа вообще воспринимается героямикак часть жизни некоторого большого живого организма.
Это восприятиемифологизировано, по словам А.Ф. Лосева «мифологией мы называем именнопониманиевсегонеживогокакживогоивсегомеханическогокакорганического» [Лосев 1982: 259]. Отсюда и обилие метафорических,антропоморфных описаний природных явлений, использование активныхглаголов, глаголов действия: миновать, грянуть, светить, собираться,гаснуть и т.д.Вот миновали февральские метели, грянули мартовские бури. Пролилисьнебесные потоки, прошибли снег, будто кто его каменными гвоздями истыкалда исчернил.Потом, глядишь, опять подморозит, денек выпадет пронзительный,холодный; и снежок мелкой крупкой просыплется, и пузыри в окошкахизморозью подернутся.А потому он в ноябре, что в октябре погода обычно хорошая, ни снега,ничего. Воздух такой крепкий, палым листом пахнет, солнышко долго светит,небо, чать, голубое.А в ноябре как зарядят дожди, как зарядят, как зарядят, – и-и-и-и-и-и! –мутно так между небом и землей, и на душе мутно.
83 Вот опять, об вечернюю пору, как заре желтеть да гаснуть, как туманусобираться в низинах, первой звезде выходить на небо, древянице из дубравымякать.Вот уж муха пошла злая и крупная, крыло у ней в синеву отливатьстало, глазки радужные, а нрав неуемный; два работника умаялисьотгонямши, третий на подмогу прибежал; стало быть, осень.Очевидно, что для архаичного сознания голубчиков календарное времястановится способом упорядочивания представлений о жизни, «календарь каксистема счисления временных промежутков в мифологии выступает в ролиодного из способов освоения мифологическим сознанием природных явлений.Представление о календаре всегда связано с представлением о хаосе и космосе,об устройстве мира, о земле, небе, звездах, человеческой жизни» [Брагинская1987: 612].Отдельного внимания заслуживают календарные даты, сопряженные спраздниками. На глазах голубчиков рождается новый миф, который становитсячастью мифологического времени.
Внедрение Набольшим Мурзой посредствомгосударственного указа праздников сопровождается определённым им жеритуалами и прямыми указаниями по празднованию. Поскольку традицииутрачены (нет истории), культурных представлений о празднике, егоглубинном смысле и связанных с ним духовных ценностях также нет ни уголубчиков, ни у власти, то предлагаемые ритуалы призваны создать новуюмифологию, но мифология эта лишена сакрального ядра, вокруг которого бывыстраивались все остальные элементы праздничного поведения. Происходитобратное временное движение: сначала появляется (устанавливается) праздник,потомпридумываетсяегообрядовое/событийноенаполнение,такчтопраздники теряют сакральность, смысл, но приобретают только наборпсевдоритуальных действий, которые заменяют память.В качестве ключевого языкового средства здесь автор выбираетстилистическое смешение,котороенепозволяетчитателювсерьёз 84 воспринимать эту часть мифологии.
Текст указов об учреждении новыхпраздников(ауказ–высшийгосударственныйдокумент)наполненпросторечиями, сниженными словами: энтот, навроде, куды, покрепше, дак,проздравить,крометого,используютсясинтаксическиеконструкции,характерные для разговорной, сниженной речи:чего ни попадя, а то на вас не напасесси;всякая дрянь по углам всегда бывает другой раз и сгодится;бывает другой раз что буяните и все пожгете а потом разгребай;а то я вас знаю пылишша в избе хоть нос зажимай и пр.Такимобразом,национальныймиф,частьюкоторогоявляютсянациональные праздники, подвергается ироническому авторскому пересмотру,прежде всего, на лексико-семантическом и синтаксическом языковых уровнях.Историческое времяИсторического времени, по сути, в романе нет. У героев-голубчиков нетпамяти, а значит, нет и истории.
Романное время – время доисторическое,постисторическое,тоестьвнеисторическое.Осознаниесебячастьюисторического процесса у героев отсутствует, их сознание – сознаниеархаическое. Память есть только у «прежних», и все исторические событияотносятся к довзрывному времени, не оказывая никакого влияния нанастоящую действительность. Происходящее «теперь» также не оставляетследа в сознании голубчиков.
История не только завершилась со Взрывом, онаперестала писаться и после него: старая закончилась, новая не началась.Как основной приём работы с сознанием и восприятием читателя, авториспользует приём исчезновения смыслов у ещё используемых слов, то естьобнуления семиозиса слов и явлений, которые описывают эти слова.
И преждевсего, это слова, обозначающие приметы довзрывной ушедшей цивилизации.Потеря смыслового наполнения слов-примет утраченного временидемонстрируется на уровне графики – автор прибегает к искажённойорфографии, часто реализующей фонетический принцип правописания: 85 «МОГОЗИН»,«ОСФАЛЬТ»,«МОЗЕЙ»,«ПЕНЗИН»,«ШАДЕВРЫ»,«ТРОДИЦИЯ».Кроме того, подчёркивают смысловую пустоту этих слов искажённыеконтексты, в которых они употребляются в речи голубчиков:А Никита Иваныч говорит, что Бенедикт не ВРАСТЕНИК.
Ну что же, –нет, так нет, это уж как кому повезло. А только обидно до слез!МОГОЗИН этот у них был вроде Склада, только там добра большебыло, и выдавали добро не в Складские дни, а цельный день двери раствореныстояли. Что-то не верится. Ведь это ж каждый забеги и хватай?Вот и сегодня, к вечеру, в аккурат на самом рабочем месте, невесть скакой причины у Бенедикта внутрях ФЕЛОСОФИЯ засвербила.Биографическое времяТрадиционно биографическое время связано с прохождением главнымгероем некоторых жизненных этапов, со становлением личности, сделаннымивыборами,преодолённымитрудностями.Именнопоэтомучастотнойметафорой биографического времени становится мотив пути, дороги.
То естьвремя реализуется через пространственные характеристики.Важной особенностью романа «Кысь» является фактическое отсутствиедвижения, ограниченность сюжетного пространства (подробнее см. параграф«Семиотика и языковая репрезентация пространства в романе Т. Толстой«Кысь»»).Кроме того, на биографическое время оказывает значительное влияниемифологичностьсознаниягероевиавторскаяинтенциядатьиную,мифическую, ось координат для жизни героев. И здесь мы обнаруживаемреализациюмифологическихструктур,описанныхисследователями(вчастности, В.Я. Проппом [Пропп 1998]). Бенедикт проходит последовательноэтапы, важные для сказочного персонажа: «оставленный Эдем», связанный собразом матери и воспоминаниями о детстве; удачная женитьба; путешествие впоисках истины (книг); нарушение запретов, падение; духовная гибель.
Здесь 86 же можно говорить о других элементах мифологической структуры: о целиисканий (книге), о помощниках (Никита Иванович, Оленька), о противниках(Набольший Мурза) и др.Длядругихжеперсонажей,главнымобразомдля«прежних»,биографическое время замирает – они теряют возможность проживать жизнь,изменяться, время для них останавливается, они не стареют.На языковом уровне биографическое время проявлено в привычныхноминациях, отражающих возрастную шкалу:− абстрактные существительные: молодость, детство, старостьА Бенедикт их с детства добывать наловчился;Будто в ее молодости звери эти совсем другими были;А почему она страшней смерти;Смерть вырвала из наших рядов, – продолжал Виктор Иваныч;− существительные, характеризующие возраст героя: старик (старикан),старуха, юноша/молокосос:Он и в Прежнее время, до Взрыва, совсем стариком был, кашлял,помирать собирался;Раз так двое с юга подступили к городку: старик со старухой;Старик на ноги вскочил, даже закричал: где остальные?!Дурит старикан;Не стоит, юноша;Когда был еще Бенедикт юношей диким, некультурным;Необразованным был молокососом;− прилагательные, характеризующие человека по данным параметрам:молодой, старый:Он на нее почему серчал: она все молодая да молодая;Старого человека постоянно гоняете;Виктор Иваныч, распорядитель ихний, – моложавый такой.