Диссертация (1155159), страница 14
Текст из файла (страница 14)
Ортони),сказывается, в том числе, на составлении суждений об экономике и политике133.129Цит. по: Mayer F.W. Narrative Politics: Stories and Collective action. – NY: Oxford University Press, 2014. –P. 33.130См.: Bentley A.F. The Process of Government: a Study of Social Pressures. (New.
ed.) – Evanston, IL:Principia Press of Illinois, 1949.131См.: Truman D.B. The Governmental Process: Political Interests and Public Opinion. – Westport, Conn.:Greenwood Press, 1951.132См.: Dahl R.A. Who Governs? Democracy and Power in an American City. – New Haven: Yale UniversityPress, 1961.133См.: Rumelhart D., Ortony A. The Representation of Knowledge in Memory // in R.C. Anderson, R.J. Spiro,Наосноветакихпростейших67схемслагается,например,фундаментстереотипов, которые могут владеть любой социальной или политическойгруппой и, например, дополнительно усложнять коммуникацию между теми,кто поддерживает власть, и теми, кто поддерживает оппозицию. Таким образом,бехевиористыоперируютнетолькорациональнымиинструментамивосприятия, но и иррациональными, одним из которых может считаться работас сюжетикой и сторителлингом.Важен в контексте нашей темы и тот факт, что некоторые последователиконцепции, например, С.
Маршал, указывают на то, что схемы в сознаниивозникают на основе многократно повторенного и воспринятого опыта 134. Нанаш взгляд, изучение сюжетики в целом и блуждающих сюжетов, в частности(как наиболее древних, часто повторяющихся и интуитивно понятных длячеловека схем), способно облегчить понимание механизмов коммуникации,способствующих формированию политических протестов или политическихдвижений.Завершая обзор интересующих нас подходов и теорий, нельзя не отметитьв поле социальных наук и теорию фреймов, разработанную И. Гоффманом,которая, по сути своей, также довольно близка теории о блуждающих сюжетах.Гоффман определял фреймы как простейшие схемы, которыми оперируетчеловеческое сознание для интерпретации любого полученного опыта,упрощенияпостроениясужденияоНовом,встреченномчеловеком,категоризации новых концептов и определения их места в уже сложившейсясистеме взглядов.
Теория фреймов находит свое применение в поле socialstudies и media studies, встречается применение в психологии и экономике, атакже при анализе современных политических коммуникаций. Так, один изисследователейполитическихкоммуникацийвСША,Дж.Лакофф,анализировал с помощью фреймов коммуникацию американских политиков воW.E. Montague (Eds.), Schooling and the Acquisition of Knowledge. – Hillsdale, 1977.
– P. 99-135.134Mayer F.W. Narrative Politics: Stories and Collective action. – NY: Oxford University Press, 2014. – P. 38-43.68время дебатов .135Стоит, однако, отметить, что теория подверглась критике со стороныисследователей коммуникации уже в XXI веке. Соображения о слабых сторонахтеории фреймов резюмировал Ф.
Майер в своей книге: «Narrative Politics:Stories and Collective Action»: «Теория фреймов куда лучше подходит дляописания того, что происходит с коллективным действием, чем для объяснениятого, как именно эти фреймы сконструированы, как встраиваются в сознание,адаптируются к нему — и как именно они мотивируют коллективноедействие»136.
Майер подчеркивает, что, хотя существование таких схем вчеловеческомсознаниидовольноочевидно,темнеменее,«продемонстрировать, что фреймы действительно имеют значение — не значитобъяснить их происхождение, их привлекательность или их силу» 137. Такимобразом, несмотря на то, что теория фреймов действительно, по мнениюМейера, предлагает новый взгляд на формирование общественного мнения, онасама нуждается в том, чтобы объяснить, по какой причине фреймы имеютвлияние на человеческое сознание.
Именно здесь, с точки зрения Майера,открываются новые перспективы для понимания и применения теории онарративах, так как, возможно, именно сюжеты, а точнее, их элементы —мотивы, являются теми самыми звеньями, которые помогают запускать фреймыи дают им силу воздействия.Отметим, что в своей работе Майер отмечает также идеи более раннихисследователей — Р.Д. Бенфорда и Д.А. Сноу, 138 — которые очень похожи навыводы, сделанные советскими литературоведами относительно блужданиясюжетов еще в XX веке, а именно: что восприятие фреймов зависит от«культурного резонанса». Во-первых, те фреймы, которые совпадают с135См.: Lakoff G. Don`t think of an Elephant!: Know Your Values and Frame the Debate : the essential guide forprogressives. – Canada: Chelsea Green Publishing Company, 2004.136Mayer F.W.
Narrative Politics: Stories and Collective action. – NY: Oxford University Press, 2014. – P. 47.137Ibid. P. 47.138Snow D.A., Benford R.D. Ideology, frame resonanse, and participant mobolization // in B. Landermans, H.Kriesis & S. Tarrow (Eds.), From Structure to Action: Comparing Social Movement Research Across Cultures.International Social Movement Research. (Vol.
1, Pp. 197-217). – Greenwich, CT: JAI Press, 1988.69господствующей идеологией и ценностями общества, будут восприняты лучшеи приживутся скорее, чем те фреймы, которые не совпадают с ними. Во-вторых,создание новых фреймов возможно, однако они должны базироваться на ужесуществующей культуре.Возвращаясь к тем синонимам и «псевдонимам», под которыми могутвыступать блуждающие сюжеты, следует назвать еще один похожий концепт –это так называемые «shared narratives» (распространенные истории), которыемогут быть охарактеризованы как истории, описывающие общий опытчеловечества и так или иначе разделяемые всеми людьми по причине ихуниверсальности и широкого применения.
Майер, анализируя эти «разделяемыенарративы», типологизирует их в четыре основные схемы (продолжая, такимобразом, работу по классификации сюжетов, описанную в первой главе иначатую Ж. Польти, В. Шиллером и иными). Четыре общие схемы «sharednarratives» Ф. Майера охарактеризованы по типам начал и концовок: такимобразом, если обозначить хорошее начало или хороший конец знаком «+», аплохие, соответственно, знаком «-», мы получаем:(1) + -(2) - -(3) - +(4) ++В качестве примеров классических сюжетов к каждой схеме Майерприводит: 1) историю изгнания Адама и Евы из Рая; 2) классические длятрагедий истории о взлетах и падениях, давая им общее название «прах кпраху» (“from dust to dust”) - здесь можно привести примеры истории об Икареи Эдипе, 3) историю Золушки, называя ее «из грязей в князи» (“from raggs toriches”), с альтернативой в виде «истории освобождения» (классическим в этомсмисле становится исход евреев из Египта); 4) историю о воскрешении (Иисус,Белоснежка, Красная Шапочка, Спящая Красавица и др.); 139.Майер при этом отмечает, что в рамках сюжетных схем возможны139Mayer F.W.
Narrative Politics: Stories and Collective action. – NY: Oxford University Press, 2014. – P. 56-61.70некоторые вариации, как возможны и открытые финалы, однако нам важен самфакт попытки сведения всего многообразия историй к четырем схемам, которыепозволяют лучше просматривать параллели между разными сюжетами,выделять «блуждающую» сюжетику с возможностью ее типологизации. Так,если сравнить две истории, формально принадлежащие к одной схеме, историюЗолушки и историю Гадкого Утенка, можно заметить, что между ними естьсущественная для смысла разница: Золушка получает счастье, благодарявнешним факторам, волшебству крестной и любви принца, в то время какГадкий Утенок становится лебедем просто потому, что вырастает, — и этоочень похоже на истории, которые часто можно встретить в контексте тех илииных политических деятелей, а именно — истории о людях, которые «сами себясделали»,«выросли»изсвоейсредыипредлагаемыхжизненныхобстоятельств...
В практической части исследования такие кейсы будутрассмотрены подробнее.Наконец, хотелось бы также рассмотреть некоторые современныенаработки в поле медиа-исследований, где ученые также начинают осмыслятьсюжетику в своем собственном предметном ключе. Здесь для нас интереснойможно считать идею о том, что сюжеты рассказываются не только о живыхлюдях, но и о явлениях, вещах или феноменах, а героем истории совершеннонеобязательно должен быть человек или кто-то антропоморфный. Так, С.Натале пишет о «биографиях медиа», постулируя мысль о том, что историямногих средств массовой коммуникации осмысляется теми же путями, что иистория отдельного человека, когда пишется его биография. Здесь Наталеупотребляет понятие «анекдотов» (anecdote), однако стоит заметить, чтоанекдоты по сути своей сходны с блуждающими сюжетами, так как часторассказывают распространенные, ставшие классическими истории.
Одну изтаких историй применительно к медиа Натале и анализирует в своей статье: этоистория «ужаса перед новым», которая рассказывается одновременно окинематографе (известный случай о том, как первые зрители «Прибытия71поезда» выбегали из зала, потому что думали, что их сейчас задавит настоящийпоезд) и о радио (история с «Войной миров» Г. Уэллса, когда слушателиприняли радиопостановку за реальные новости и подумали, что на Землюнапали инопланетяне).Итак, одно только наличие, разнообразие и упорное употреблениеучеными близких к блуждающему сюжету терминов, использующих понятия«narrative», «plot», «story» и т.д., должно было бы подвигнуть внимательногоисследователя к осмыслению нарративных подходов к коммуникации и далее –к феномену сторителлинга.