Диссертация (1155153), страница 15
Текст из файла (страница 15)
В одних языках среди служебных словлидируют частицы, в других (йоруба) — союзы [Зубкова 2010: Указ.соч.].863.2. Особенности художественного билингвизмаи билингвальной личности Владимира НабоковаВведение данного параграфа в этот раздел обусловлен, как нампредставляется,посвящённыхлогикойисследования.особенностямВ большомнабоковскогообъемеписьма,работ,недостаточнолингвистических работ, анализирующих исследуемый нами русский ианглийский тексты В.
Набокова в выбранном направлении. Во вторых,в процессеработывыкристаллизовываютсядальнейшиеперспективыисследования частиц в художественных текстах как В. Набокова (так идругих авторов, в частности – би(транс)лингвальных). Перспективы мыусматриваем в том, что частицы в произведениях В. Набокова можнорассматривать как далеко не случайные языковые единицы в силу чуткости ивнимательности писателя ко всем нюансам, мельчайшим деталям в процессесоздания текста и перевода.
Если отталкиваться от понимания, что частицы всилу их референциального содержания принято определять как единицы,способствующиевыполнениюопределенныхфункций,товажнымпредставляется рассмотреть их в комплексе с единицами, содержащими всебе денотативное содержание. Такая перспектива позволит определитькакую роль частицы играют в создании образности произведения.Образность в понимании Владимира Набокова.Полагаем, что тонкое восприятие окружающей действительности,«обласканный» Российским государством род Рукавишниковых и родНабоковых, высокий уровень воспитания и образования ВладимираНабокова сыграли огромную роль в «целенаправленном» (КривошлыковаЛ.В.) становлении его как билингвальной личности, как писателя. Рухнувшийпрактически в один миг мир благо-состоятельного детства и юношества,который обусловил дальнейшие трудные «университеты жизни» будущеговеликого художника, стали для него новой точкой опоры.
По всей87видимости, можно согласиться с мнением М. Бродского о «жгучемчестолюбии»В. Набокова,еслиобратитьсякегоанглоязычнымпроизведениям.Лингвисты предлагают разграничивать понятия ‘эмотивность’ и‘эмоциональность’‘экспрессивность’‘оценочность’и‘образность’в метаязыке науки. Исследователи отмечают, что «между понятиями‘эмотивность’ и ‘образность’ существует взаимосвязь. С одной стороны,образностьможетвозникнутьвследствиеэмотивноговосприятиядействительности, в данном случае эмотивное присутствует в семантикеобразных единиц. С другой стороны, эмотивное может рассматриваться какпроизводное от образного, что связано с тем эмоциональным эффектом,который возникает у реципиента в процессе декодирования образных средствязыка» [Ленько 2011: 4-8].Этот вывод коррелирует с пониманием образности В.
Набоковым.«Образность» Набокова проявляется в семантике образных единиц. В своих«Лекциях по русской литературе» (далее ‘Лекции’) В. Набоков, характеризуяособенности письма Л. Толстого, пишет:«Образность можно определить так: писатель средствами языкапробуждает у читателя чувство цвета, облика, звука, движения или любоеиное чувство, вызывая в его воображении образы вымышленной жизни,которая станет для него столь же живой, как его собственное воспоминание.Для создания этих ярких образов у писателя есть широкий спектр приемов,начиная кратким выразительным эпитетом и кончая отточенными примерамиизобразительного мастерства и сложными метафорами» [Набоков 1996: 279].Спектр авторских «приёмов» Л. Толстого в романе «Анна Каренина»,оказавшийся в фокусе внимания внимательного к тончайшим нюансам языкаВ. Набокова, предоставляет возможность предположить, что они («приёмы)характерны его собственному — набоковскому письму.88Кроме того, предполагаем, что не вошедшие в письменные источникиразмышления писателя об образности, которые создаются при помощичастиц, имели место при создании каждого текста.Согласно исследованию А.Г.
Минченкова, а также нашему анализурусских частиц в романе «Защита Лужина» и их английских эквивалентовв авторизованном переводе «The Luzhin Defence», частицы русского языкаспособны выражать разнообразные эмоции, хотя проявление эмоций частоносит имплицитный характер. Например, частицы да, же, разве, неужелипередаютспектрэмоцийудивление-недоумение-раздражение.Книмпримыкают частицы вот и ведь, имплицирующие эмоции наряду свыполнением других функций. Степень эмоционального накала можетменяться от более или менее нейтрального вопроса с лёгким оттенкомудивления / недоумения до сильного недоумения, нетерпения и раздражения.Частица же передает эмоции в сочетании с вопросительнымиместоимениями типа когда, сколько, как и т.д., то же можно сказать и прочастицу да, которая, кроме того, часто употреблялась вместе с же.Частица неужели почти всегда имплицирует эмоции при передачезначения сомнения, но в сочетании с отрицательными словами типа нельзя,не, нет она передаёт в основном только эмоции-раздражение и крайнееудивление-значение сомнения отступает при этом на второй план.
Развеобычно выражает удивление самостоятельно.Частица ведь довольно часто выражает удивление говорящего поповоду внезапного открытия или осознания какого-либо факта. НередкоэмфатическоезначениеведьдополнительноусиливаетсяблагодаряВ. Набоковтщательноупотреблению другой частицы — да.Можновыдвинутьпредположение,чтоподходил к включению той или иной частицы в текст. Такое предположение89мы подкрепляем его наблюдениями над приёмами создания образностирусскими писателями.Исследуя роман «Анна Каренина» В. Набоков выделяет следующиеприёмы Л. Толстого: 1) Эпитеты; 2) Жесты; 3) Примеры иррациональногопрозрения; 4) Яркие комедийные черты; 5) Примеры изобразительногомастерства; 6) Поэтические сравнения; 7) Вспомогательные сравнения;8) Уподобления и метафоры.Уподобления и метафоры подразделяются на три группы: «Образцыуподобления», «Образцы метафоры» и «Морально-практические сравнения».Обращает внимание В.
Набоков и на «Имена». Все толстовские «приемы»иллюстрируются примерами.Отдельноостанавливаясьнатакомприёме,как«Морально-практические сравнения», В. Набоков удивляется тому, что «какие бысравнения, уподобления или метафоры он (Толстой) ни употреблял,большинство из них служит этическим, а не эстетическим целям. Инымисловами, его сравнения утилитарны, функциональны, автор воспользовалсяими не для усиления образности, не для открытия нового угла зрения на туили иную сцену, но для того, чтобы подчеркнуть свою нравственнуюпозицию.
Поэтому я называю их толстовскими этическими метафорамиили сравнениями» (выделено нами. — Е.М.) [Там же: 280-284].Определяя сравнения и метафоры Л. Толстого, «чисто практическими,довольно окостенелыми и построенными по одной и той же схеме»,В. Набоков, как мы предполагаем, должен полностью исключать ихв процессе создания образности в своих произведениях.«Герои романа удивительно часто краснеют, пунцовеют, багровеют,покрываются румянцем и т.д.
(и наоборот, бледнеют), что вообще былосвойственно литературе этого времени. … На самом же деле, Толстой всеголишь следует старинной литературной традиции, в которой внезапный90румянец служил своего рода кодом или знаком душевного волнения. Но всеравноавторслегкаперебарщивает,иприёмобнаруживаетявноенесоответствия с отрывками, где эта особенность обретает ценность иреальность индивидуальной черты (например, у Анны). Этот штрих можносравнить с другим оборотом, которым злоупотребляет Толстой: ‘слабаяулыбка’,передающаямножествооттенковчувств:насмешливуюснисходительность, вежливую симпатию, озорное дружелюбие» [Набоков1996: 286].В лекциях, посвящённых творчеству Н. Гоголя, В.
Набоков замечаетмельчайшие детали в характеристике главных гоголевских героев. Своиособые «трюки» (определение В. Набокова) запасены у Гоголя и дляпобочных персонажей: «Побочные характеры в его романе (‘Мертвые души’)оживлены всяческими оговорками, метафорами, сравнениями, лирическимиотступлениями. Перед нами поразительное явление: словесные оборотысоздают живых людей» [Там же: 83].В. Набоков считает, что в период создания «Диканьки» и «ТарасаБульбы» Гоголь стоял на краю опаснейшей пропасти: «Он чуть было не сталавтором украинских фольклорных повестей и красочных романтическихисторий. Надо поблагодарить судьбу (и жажду писателя обрести мировуюславу) за то, что он не обратился к украинским диалектизмам как средствувыражения, ибо тогда бы он пропал» [Там же: 51].Именно Гоголь привнес в русский «материал» то, чего сами русскиеписатели не внесли: «А.С.
Пушкин чувствовал какой-то изъян в Петербурге;приметил бледно-зеленый отсвет его неба и таинственную мощь медногоцаря, вздернувшего коня на зыбком фоне пустынных проспектов и площадей.Суть города была по-настоящему понята и передана, когда по Невскомупроспекту прошёл такой человек, как Гоголь». Внимательный взглядбилингва В. Набокова критически оценивает и стихи А. Блока, и роман91А. Белого «Петербург», которые «лишь полнее открывают город Гоголя, а несоздают какой-то новый его образ.
Пропущенный сквозь восприятие Гоголя,Петербург приобрел ту странность, которую приписывали ему почтистолетие; он утратил её, перестав быть столицей империи» [Там же: 38].В ‘Лекциях’ В. Набоков иллюстрирует толстовские эпитеты такимпримером:«Средисамыхизумительных(эпитетов)отметимтакие:‘шлюпающие и шершавые’ — прилагательные, великолепно передающиескользкую внутренность и грубую поверхность выбранных Облонскимустриц, которые он с наслаждением уплетает в ресторане во время обедас Левиным» [Набоков 1996: 279].Из этих наблюдений можно заключить, что «шлюпающие ишершавые» прилагательные — эпитеты Толстого и «трюки» Гоголя, которыеНабоков анализирует в ‘Лекциях’, настолько захватили его внимание, что онне смог о них не упомянуть при создании главного образа в романе «ЗащитаЛужина»: «Ему (Лужину) понравилась ‘Анна Каренина’ — особенностраницы о земских выборах и обед, заказанный Облонским.
Некотороевпечатление произвели на него и ‘Мертвые души’, причём он в одномместе неожиданно узнал целый кусок, однажды в детстве долго и мучительнописанный им под диктовку» (выделено нами. — Е.М.) [Там же: 177].Сила произведений В. Набокова заключается в раскрытии природымногообразия и многоцветия форм окружающего мира посредствомчувственно-выразительных языковых средств. Подвергая критическомуанализу принципы создания «образности» русскими классиками, Набоковписал, что до Пушкина и Гоголя русская литература была «подслеповатой»('purblind')»: «Формы, которые она замечала, были лишь очертаниями,подсказанными рассудком; цвета как такового она не видела и лишьпользовалась истертыми комбинациями слепцов — существительных ипо-собачьи преданных им эпитетов, которые Европа унаследовала от92древних. Небо было голубым, заря алой, листва зеленой, глаза красавицчёрными, тучи серыми и т.д.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
