Диссертация (1155123), страница 27
Текст из файла (страница 27)
Астафьев, утого и другого подростковые споры заканчиваются поножовщиной. Онидемонстрируют «зверскую» природу героев, причем зверскую априори.Ломаются, «переделываются» у В. Тендрякова не отрицательные, а скорееположительные персонажи.Автор по-своему затрагивает извечную проблему допустимостинедопустимости «кулаков» у добра. Добрый Дюшка, спасаясь от злогоСаньки, носит в портфеле кирпич и это его спасло. Добрый Минька отрицаетполитику «кулака» и – поражен.
И у В. Тендрякова, и у В. Астафьева, и уЧ. Айтматоваразрешениеконфликтапрочитываетсяамбивалентно.В. Тендряков268, как и его современники, говорит о мобильности зла, отрудных путях добра.267Подробно о ней рассказано в главе II данной работы.О нем: Огрызко В.В. Затмения и прозрения: [о творчестве В. Тендрякова] //Литературная Россия, № 27, 2006.268134Идеи В. Тендрякова и других взрослых авторов продолжил и усилил всвоем творчестве детский писатель В. Железников269, особенно в вершинномсвоем сочинении, в повести «Чучело» (1975).Сюжетно-композиционно эта повесть примыкает к рассмотреннымдетски-взрослым повестям. Здесь определенно даны два выше описанныхтипа героев.
Положительный, нравственный представлен в единственномчисле – это Лена Бессольцева. Она, как, например, мальчики Ч. Айтматова иВ. Тендрякова, одинока, не сходится с одноклассниками, оторвана отродителей, но внутренне сильная. Лена противостоит мирскому злу,выраженному ее ровесниками. Справедливо отмечено, что в этом особом,стоическом непротивлении злу насилием раскрываются традиции писателейXIX века, в частности Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского270. Действительно,эти классики показали героя-ребенка как независимую и самостоятельнуюличность, наделенную с раннего возраста сложившейся системой ценностейи смелостью бороться за нее. Но, думается, важно сделать одно уточнение.Персонажи предшествующей литературы действуют из определенныхидейных убеждений.
Здесь же иначе, жестокие поступки подростков необусловленыкакими-либоопределенносформулированнымимировоззренческими факторами, они диктуются изнутри. Лена, носительдобра, добро же не требует каких-либо обоснований.«Озверение» предстает как нечто стихийное, безграничное. Лена носитдраматизм в себе, страдая от травли, гонений в прямом и переносном смысле,«казни на костре». Автор органично вводит анималистическую поэтику втекст произведения.
Лена не однажды сравнивается с затравленным зайцем,гонимым жестокими преследователями. Примечательно, на экскурсии нафабрике игрушек, когда класс имел возможность примерить маски разныхзверей, только Лена выбирает маску зайки, всех других привлекают маски269О нем: Мещерякова М.И. Железников Владимир Карпович // Русские детские писателиXX века: Биобиблиографический словарь.
— М.: Флинта; Наука, 1997.270Полева Е.А., Мячина Е.И. Образ центральной героини в повести В.К. Железникова«Чучело»// Вестник ТГПУ. 2015. № 6. С.208–214.135хищников. Тем ярче выделяется ее непобежденность, независимость. В концеконцов она побеждает то «звериное», что проявлялось в ее сверстниках, оноотступает.Тема, условно говоря, «зверства» развивается и в повестях другогодетского писателя, В.П.
Крапивина271 1970–х годов, с особой отчетливостьюв двух из них: «Мальчик со шпагой» (1974) и «Трое с площади Карронад»(1979). Здесь так же в центре повествования подросток-одиночка, и у него неполучается выстроить гармоничные отношения с окружением: ни совзрослыми, ни со сверстниками. Отстраненность усугубляется либо утратойблизкого человека, либо разочарованием в нем. Они «белые вороны» попричине врожденного чувства справедливости и принципиальности.
Это«чудачество» приводит к насмешкам и издевательствам со стороны.Крапивинский конфликт предельно усложнен, его положительномугерою противостоят и сверстники, и взрослые, зло здесь обладает особоймобильностью, поражает и «вчера» добрых. Весьма ново у В. Крапивиназвучит утверждение права детей на свободное проявление чувствасобственного достоинства: «…у детей тоже есть чувство собственногодостоинства, которое никому не позволено оскорблять… каждый человекимеет право порвать отношения с тем, кто его оскорбил...»272.
Егооскорбленные положительные герои всегда обретают право на побег.Абсолютному злу может противостоять абсолютное добро: безупречныекрапивинские личности изначально не просто готовы к борьбе снесправедливостью, они жаждут этой борьбы. Как и в большинствепроизведенийэтойвзросло-серьезнойВ.
Крапивинафиналоптимистичен.направленности,Преодолевмногиевповестяхтрудности,271О нем: Крапивина Л.А. Педагогические идеи Владислава Крапивина. — Екб.: ДизайнПринт, 2012.— 159 с.272Крапивин В.П. «Мальчик со шпагой». [Электронный ресурс]. – Режим доступа:http://www.rusf.ru/vk/book/malchik_so_shpagoi/malchik_so_shpagoi_1_07.htm(датаобращения 10.03.2018).136испытания, они побеждают, обретают единомышленников, находят своепризвание и место в жизни273.Таким образом, детская литература вообще и образ героя-подростка вчастности с середины 1960-х до конца 1970-х претерпевает очевидныеизменения.
Проза для детства и юношества уходит от малых эпическихформ, более популярной становится повесть. Это связано с обращениемпрозаиков к более сложной тематике, с усложнением конфликтологии, какрезультат–детскаяивзрослаялитературысближаются.Авторыотказываются от упрощения, от умиления героем-шалуном и маленькимвзрослым. Детские характеры показываются во всей многогранности, вразвитии. Писатели стараются проникнуть в глубины «Я» подростка,объяснить их характеры, поступки внутриличностными, неочевиднымипричинами.273Об этом: Абраменкова В.В.
Социальная психология детства: развитие отношенийребенка в детской субкультуре. – Москва: МПСИ; Воронеж: НПО МОДЭК, 2000. – 416 с.137ЗаключениеОпределить своеобразие эволюции образа подростка в русскойлитературе 1930-х–1970-х годов – цель представленной диссертации. Для еедостижения были проанализированы все наиболее значимые опубликованныев анализируемый период художественные произведения заданной тематики,рассмотрены все известные теоретические публикации, посвященныедетской литературе вообще и затрагивающие отображение характераподростка в частности.На конкретных примерах, при менее или более подробном анализеболее ста произведений подростковой и детской прозы, рассмотреныобъективные причины, влиявшие на эволюцию образа подростка в русскойдетской литературе второй трети ХХ века, на изменение приемов егосоздания.
В работе объясняются хронологические рамки исследования. Ониопределяются необходимостью рассмотреть процессы в литературе напереломныхэтапахроссийскойистории:довоенной–военной–послевоенной. В силу методологической необходимости в I главе делаетсяэкскурс в более ранние десятилетия, а также в предшествовавшие столетия.Избранный период характеризуется исключительным многообразием тем,столкновением различных течений, тенденций, обновлением проблематики.По окончании работы делаются следующие выводы.
Эволюция образаподросткавторойтретиХХвекахарактеризуетсянелинейностью,скачкообразностью, причины которой имеют объективный, внелитературныйхарактер. Российский ХХ век, как, может быть, никакой другой, наполнендраматичными историческими событиями, которые, естественно, отразилисьна литературном процессе и на детской книге в частности. В зависимости отслагаемых обстоятельств, нередко от социального заказа менялся и характергероя-подростка, его прошлое, настоящее и предполагаемое будущее.
Настраницы книг для детства и юношества последовательно, чередой выходятгерои-беспризорники, воспитуемые, новые сильные личности, героические,138жертвенные натуры, позже в литературу возвращаются «просто дети» –озорники, подростки-маленькие взрослые. В огромном ряду детскихписателейвыделяются«ключевые»,вомногомпредопределившиеописываемое в диссертации движение литературы, в хронологии появления –Л. Пантелеев, А.
Макаренко, А. Гайдар, Л. Кассиль, В. Богомолов, Н. Носов,М. Коршунов, Н. Дубов, Ч. Айтматов и другие.Особенности изменений образа героя-подростка в указанный периодобозначеныпреодолениемдавнихтрадицийклассическойдетскойлитературы, заложенных в прозе Ч. Диккенса в западной литературе иФ. Достоевского в российской словесности.
Традиционно ребенок, подростокизображался от природы нравственно чистой личностью, способной насобственные, независимые суждения и поступки, но нуждающейся в заботе ивнимании взрослых, прежде всего отца. Писатели конца 1920-х–начала 1930х годов отходят от этого канона, представляя героев-беспризорников,оторванных от корней, по-своему не нуждающихся в заботе и вниманииродителей. Они жертвы военных и политических событий.
Исправить их, какутверждает литература этого периода, может только особый педагогическийподход, строгий контроль и «мудрая власть коллектива». В связи стребованиями времени классический психологический подход в изображенииличностиподросткасменяетсянасоциально-педагогический,внутрисемейные взаимоотношения подменяются внутриколлективными,нравственная чистота юного героя от природы как бы дезавуируется,ребенок, как и многое другое в стране, ставшей на рельсы социалистическогостроительства, требует «переделки». Выводы основываются на обращении ктворчеству Л. Пантелеева и Г.
Белых, А. Макаренко, В. Сороки-Росинского,Т. Семушкина, Г. Медынского, О. Донченко, Ф. Вигдоровой.В следующем десятилетии обозначенные тенденции ввиду изменениясоциокультурной ситуации пересматриваются и даже усиливаются. Геройдетской литературы теперь уже не трудновоспитуемый подросток, астремящаяся к подвигу жертвенная личность. В конце 1930-х годов герой139подросток предстает преимущественно органичной частью коллектива,безболезненно лишенной семейных корней, он, требуя самостоятельности,бежит от любого диктата со стороны взрослых.
В описании этого типа герояподростка авторы, как правило, прибегают к знаковым и узнаваемым образамвремени: к Павлику Морозову, Тане Соломахе, Мальчишу-Кибальчишу.Здесь сильнее прописывается социальная атрибутика времени: собрания,сборы, горны и барабаны, клятвы и уставы, пионерские значки, галстуки,языковые неологизмы и т.д. Выводы основываются на обращении ктворчеству Р. Фраермана, В. Катаева, Л.
Будогорской, А. Гайдара,Л. Кассиля, Л. Жарикова и других.В годы Великой Отечественной войны (по Г. Гегелю – в «героическоевремя») соответствующий героический, патриотический, социалистическийпафос усиливается. Фокус внимания перемещается от коллективного киндивидуальному. Становится важным показать отдельного подростка,совершившего подвиг, пожертвовавшего жизнью во имя общей цели. Именноэта жертвенность приводит к сближению книг для детства и юношествавоенного времени с древнерусскими былинными и агиографическимижанрами. В то же время идеализация героя-подростка, начатая в 1930-х,продолжается. При этом, если раньше за прообраз брался узнаваемыйлитературный персонаж или известный герой недавнего прошлого, то теперьавторы идут путями идеализированного художественного пересказа жизниреальносуществовавших,какправило,погибшихпионеров-героев.Создаются уникальные в композиционно-жанровом плане произведения.Часть книг представляет собой смешение военной повести и древнерусскойбылины, другая часть сопрягает в себе героическую поэму и агиографию.Другие писатели стремятся показать героя-подростка и его героизм изнутри.Этот подход предполагает иные методы.