Диссертация (1155114), страница 24
Текст из файла (страница 24)
Далее следователь Роберт прямоговорит, что Анна «вознеслась» [1, 441], мечтает о ней написать роман, приэтом оставляя лазейку и для иного, не мифологического, а мистическоготолкования: «он на полном серьезе уверял меня, что «Нюта» … перенеслась вдругую, «зеркальную вселенную». … зеркальным коридором, образованнымзеркальной материей» [1, 442], и в нескольких абзацах излагается теорияЭлиэзера о сущности Анны и возможности перенесения в иную вселенную.Как и Иисус, Анна переживает смерть и воскрешение, причем дажедважды. Первый раз она «умирает» в комнате Женевьевы, когда скульпторшапытается ее убить за точное предсказание смерти ее возлюбленной: «Переднею, чуть привалясь к спинке, сидела абсолютно мертвая прямая Анна» [1,426]. Впрочем, Анна в данном случае, скорее всего, задействует навыки,приобретенные в цирковой юности: «А труп изобразить – это чепуха…Чепуха, балаган! Я тоже умею» [1, 390].
Этот трюк показывал и дед Анны,Вольф Мессинг, что также упоминается в романе: «… он, хотя и производилпотрясающее впечатление, был мало кому знаком. Трупом работал… Вцирке. … Умирал на публике, совершенно коченел, каждый сам могпотрогать. Я тоже вышел, потрогал… Потом он оживал… Это быллегендарный Вольф Мессинг, который предсказал конец Гитлера и потомувынужден был бежать в Советский Союз, где погиб» [1, 351]. В этомвысказывании профессора Мятлицкого содержится намек на еще одну«смерть» Анны – говоря о том, что Мессинг «погиб», он имеет в виду еговыступления на публику: «Человек, который видел будущее, свободно читалмысли собеседника и… и бог знает на что еще был способен… он – выс-тупал? Вот я и говорю: погиб!» [1, 351].
Эти слова, описывающие жизньМессинга, относятся и к самой Анне: ее дар мог бы открыть перед нейблестящие перспективы, от которых она полностью отказалась. Если ВольфМессинг хотя бы показывал публике «чудеса», связанные именно с егоуникальным даром, то Анна не пользуется им вовсе, предпочитая123эксплуатировать свою физическую цирковую подготовку и свой интерес кзеркалам.После этой «псевдо-смерти» от рук своей подруги Анна встает,выходит из дома Женевьевы, уезжает и посещает кафе, и затем ужепереживаетсвоювторую,ещеболеезагадочнуюсмерть,такженапоминающую о библейском тексте.
Как и в описании смерти Иисуса,ключевым моментом становится отсутствие тела, означающее воскресение:Владимира поражает тот факт, что ни тела Анны, ни ее мотоцикла необнаружили на дне залива. Как и Иисус, Анна является после смерти тем, ктознал об ее уникальных способностях: Сеня перед смертью видит ее на заднемсидении своей машины. Несколько лет он разыскивает Анну после смерти,однако лишь слышит суждения о том, что она только что была где-либо:«Дважды в каких-то медвежьих углах ему довольно точно описали женщинуна мотоцикле, а в одной забегаловке, в городке на границе с Америкой,уверяли, что только сегодня утром именно такая женщина спросила кофе свафлями, сидела вот здесь, у окна, курила и что-то чертила в блокноте» [1,449].Однако описание жизни Анны говорит не только о евангелическом, нои об «иаковском» коде178: Сеня в своем последнем письме сравнивает жизньАнны с борьбой Иакова с невидимым противником, и это первое письмо, вкотором слово «ты», обращаемое к Анне, пишется с большой буквы: «Янепрестанно думаю о Тебе, о Твоей жизни, в которой Ты была одна, всегдаодна – ибо выбрала быть одной, бороться одной до восхода зари, - и никто немог в этой яростной схватке с Невидимым встать рядом с Тобою!» [1, 446].
Вэтом письме Сеня описывает свои впечатления от картины Рембрандта,изображающей борьбу Иакова с ангелом.Следует также отметить, что «библейская» составляющая усиливаетсяк концу романа: словно бы от замысла описания жизни необыкновенной,178Зиятдинова Д. Д. «Иаковский код» в трилогии Д. Рубиной «Люди воздуха» //Известия УрФУ. Серия 2: Гуманитарные науки. 2014. № 4.
С. 180.124«зеркальной» девушки автор перешел к более грандиозному замыслу –описанию жизни сверхъестественного существа, которое разные люди,столкнувшиеся с Анной, называют то ангелом, то демоном, то ведьмой. Вконце романа, когда «слово» берет представитель Интерпола, прямосравнивающий Анну с Христом, роман «Почерк Леонардо» отсылает кследующему роману трилогии, «Белой голубке Кордовы».
СледовательИнтерпола пишет письмо, обращаясь к некоему Аркадию Викторовичу,«директору крупнейшего российского издательства» [1, 437], который мог бы«запузырить роман на эту тему» [1, 441]. Аркадий Викторович – имяотчествоодногоизключевыхгероев«БелойголубкиКордовы»,коллекционера Босоты, который, впрочем, в романе является отнюдь недиректором издательства, а ценителем живописи, коллекционером исексопатологом по профессии.В «Белой голубке Кордовы» христианские мотивы связаны с образомАндрюши – верного друга Захара, смерть которого перевернула всю жизньКордовина и вынудила его отказаться от написания авторских картин.Прежде всего, Андрюшу открыто называют «христосиком»: «СеменСеменович просил передать, что страшно сожалеет о том случае, что никтоне собирался убивать христосика…» [2, 119], и в его образе постоянноподчеркивается его светлая, чистая сущность.
«На рассвете Андрюшахристосовался со старушками, называл их всех «бабанями» и был просветлени возвышен» [2, 78]. В описании смерти Андрюши используется образ рыбы,традиционно являющийся символом Христа179: «на полу он увиделобнаженного Андрюшу, который плыл к нему в этой зыблемой толщевоздуха; плыл к нему, как во сне, покачиваясь в чьем-то протяжномзамирающем крике – большая белая рыбина с коричневыми плавниками…»[2, 295].179Пущаев Ю. Рыба: символ Христа // Электронный ресурс: https://foma.ru/ryibasimvol-xrista.html125Сам Андрюша, как и Христос, принял мученическую смерть, и Захаручасто является образ его обезображенного тела: «Как обычно, когда онпытался себя угомонить, произошло обратное — ослепительное, как удар:белеющее в сумраке мастерской тело мертвого Андрюши с треугольнымизаплатами ожогов на груди и животе, и рядом — утюг с запекшимисяошметками его кожи» [2, 19].
Этот фрагмент помещен в романе еще дорассказа о том, кто такой Андрюша и что связывает его и Захара. Особуютрагичность образу Андрюши в описании юности Захара, таким образом,придает сопровождающее читателя знание о его мучительной смерти, ещеболее трудное для восприятия в контексте всей трепетности и нежностиАндрюши, его тонкого характера и физической уязвимости.В описании облика Андрюши подчеркиваются черты святого: онпостоянно называется «нестеровским отроком»: «пацан, похожий на отрока скартины Нестерова: и без того светловолосый, он летом выгорал доневесомого цвета церковного серебра, и тогда его васильковые кроткие глазаказались глубокими полыньями.
Молчаливый до такой степени, чтонесколько первых уроков Захар вообще думал, что он немой, АндрюшаМитянин — его все называли именно Андрюшей, что очень ему шло, — дажесидел чуть поодаль от других; не важничал, не выпендривался, а вроде как…сторонился. Однажды мельком Захар услышал, что у Андрюши «пороксердца». Ему послышалось: «порог», и представился высокий порог, которыйобладатель такого робкого одинокого сердца переступить не в силах» [2, 48].В силу особенностей течения времени в романе первое описание Андрюшивозникает тогда, когда читателю уже известно, что Андрюша мертв, болеетого – умер под пытками, и, вероятно, его сердце просто не выдержало болии страданий от прижигания раскаленным утюгом…Дом Андрюши также описывается как некое сказочное пространство:«Захар остановился на пороге, не решаясь ступить ногой в ботинке на такуюкрасоту.Полбылглиняным,утоптаннымиотполированным,каккерамическая поверхность.
И весь разрисован: у порога «лежал», весь в126желтых подсолнухах, «половичок», а в центре пола — дивный мир животныхи трав расстилался ковром, убегая под круглый стол, под шкаф, под кровать.А на раскрашенном тою же, вольно-искусной рукой, деревянном сундуке,сидели сразу три живых, безупречно белоснежных кота, будто выпрыгнулипрямиком из сказки — вот из этого самого сундука» [2, 67]. В Андрюшепостоянноподчеркиваетсяегосказочная,«нездешняя»,мистическаяприрода: он кажется необычным даже Захару, который и сам живет в несамой обычной семье и общается с самыми разными людьми.Андрюша, как и Анна, обладает способностью лечить – «починять»:именно к нему Захар приходит отлеживаться после гибели матери и спитнеделю беспробудным сном.
«Наконец, однажды проснулся, сел на кровати,очень слабый, страшно голодный, но различающий все так ясно, будто отвсего его существа остались только огромные острые глаза. На расписномсундуке сидели рядышком Ваня – Маня, а Сидор с полу посматривал на них,приготовляясь прыгнуть. От порога сиял подсолнухами расписной «коврик»,и где-то во дворе, из сарая едва доносились до него голоса. Потом в комнатувошла Бабаня, ужасно обрадовалась, увидев осмысленного Захара, крикнула:- Андрюша, беги сюда! Починили мы его, починили!» [2, 155].
Впрочем,лечением самого Захара больше занимается Бабаня, а внук Андрюшавозвращает к жизни сломанные вещи – он становится прекраснымреставратором, а впоследствии – прекрасным «состаривателем» копийкартин, изготавливаемых Захаром.Как и в случае с Анной из «Почерка Леонардо», в образе Андрюшиотсутствует подчеркнутое целомудрие – напротив, он вместе с Захаромпостоянно говорит о девушках, встречается с ними, и в целом при постоянноподчеркиваемом внешнем сходстве с ликом святого во многом несоответствует этому образу духовно.
В начале учебы в Ленинграде«Андрюшакраснел,бледнелипо-прежнемуоставалсядурацкимдевственником с вечно завязанным горлом» [2, 196], но затем «оба в то времясловно с цепи сорвались» [2, 199], и через мастерскую Захара и Андрюши127проходит целая вереница девушек, что даже вызывает недовольствожильцов.Отсылка к христианским мотивам воплощена, прежде всего, в реакцииЗахара на смерть Андрюши: чувствуя себя косвенно виноватым в смертидруга, Захар посвящает всю жизнь отмщению за него, дав своего рода обет:«наложив на себя добровольную епитимью, запрет на творчество: Андрюшане напишет больше своих, но и ты – своих – не напишешь» [2, 300]. Данныйобет «творческого целомудрия» всю жизнь истово соблюдается – и, как вышеотмечалось, это служение роднит Захара с героем «Синдрома Петрушки»,полностью посвятившим себя служению Лизе и памяти умершего сына.В «Синдроме Петрушки» аллюзии к образу Иисуса связаны именно собразом сына Лизы и Петра – недолго прожившего мальчика, родившегося ссиндромом Ангельмана – «синдромом Петрушки».