Диссертация (1154425), страница 71
Текст из файла (страница 71)
Господство материальной культуры привело человечество к торжествующему злу. Но вместоосмысления наступило еще худшее сумасшествие: «Тогда раздался новыйклич: «Долой / Войну племен, и армии, и фронты: / Да здравствует граждан349ская война!» / И армии, смешав ряды, в восторге / С врагами целовались, апотом / Кидались на своих, рубили, били, Расстреливали, вешали, пытали, /Питались человечиной, / Детей засаливали впрок, - / Была разруха, / Был голод. / Наконец пришла чума…» [22:226].
То есть пришло уничтожение.Сколь раз после страшных потрясений человек задумывался, и начиналосьего духовное восхождение. Однако «в этой бойне не уразумели, / Не выучились люди – ничему» [22:227].Доведя нас до финала трагедии, М.А. Волошин призывает задуматься обосновах Бытия, о мироздании, которое издревле ассоциировалось с таким понятием, как Космос, что в переводе с греческого означает «строй, порядок».«Различные картины мира, созданные разными эпохами, - вот предмет главы«Космос».«Семичленная структура каждой главы, принятая Волошиным, как нельзя лучше подходит для рассказа о всемирной истории: пять историческихэпох (Древний Восток, античность, средние века, новое и новейшее время)плюс введение и эпилог – ещё раз поражаешься, как, казалось бы, самые невероятные мистические идеи у Волошина легко и просто оказываются вполнереальными!» [222:167-168].Открывается мифологическая картина творимого мира, самопознающаясамое себя.
Это история, рожденная библейским Преданием: «Созвездьямимерцавшее чело, / Над хаосом поднявшись, отразилось / Обратной тенью вбезднах нижних вод. / разверзлись два смеженных ночью глаза, / И брызнулсвет./ Два огненных луча, /Скрестясь в воде,/ Сложились в гектограмму./Немотные раздвинулись уста, / И поднялось из недр молчанья / Слово»[22:227].Характерно, что поэт делает нас, читателей, участниками им созданногомифа. Это не приводит к внутреннему протесту, ибо библейская история такова, что вольно или невольно проживаем её в своём сознании, принимая еекак часть собственного бытия [см.: 53:85-86].350М.А. Волошин показывает первозданный мир единым: «И двойники /Небесный и земной - / Соприкоснулись влажными ступнями.
/ Господь дохнул на преисподний лик, / И нижний оборотень стал Адамом. / Адам был миром, мир же был Адам» [22:227]. Этот первозданный мир для поэта был в какой-то степени прообразом будущего, потому что первый человек мыслил иощущал себя частью божественного мироздания: «Он мыслил небом, думалоблаками, / Он глиной плотствовал, растеньем рос, / Камнями костенел, зверел страстями, / Он видел солнцем, грезил сны луной, / Гудел планетами,дышал ветрами, / И было всё – вверху, как и внизу - / Исполнено высоких соответствий» [22:227-228].Именно к сохранению и познанию этого соответствия и был призван человек. Но далее началась собственно история нашей цивилизации, уже немыслимая без братоубийцы Каина: «Из жирной глины тучных межиречий /Себя забывший Каин разбирал / Мерцающую клинопись созвездий» [22:228].И в этой истории поэт желал «выяснить идейно-психологический фон эпохи– одна из самых трудных исторических проблем, ибо фон эпохи – одновременно и её отражение, и источник многих её важнейших качеств» [222:169].История начиналась на Востоке в той далекой мифологической реальности, когда человек пытался в образном восприятии соединить небо и землю,делая храм небесным отражением: «Кишело небо звёздными зверьми / Надхрамами с крылатыми быками» [22:228].
Это была попытка остаться в средевысоких соответствий, в понимании того, что мир возник благодаря некоейнадмирной силе. А раз так, то: «Всё в преходящем было только знак / Извечных тайн, начертанных на небе» [22:228]. Свое назначение человек понималкак исполнение разгаданных небесных тайн. Но неполное знание этих тайнвело либо к рабству, либо к свободе, что неизбежно вело к проблеме выбора.Эту проблему поставил Древний Восток, чтобы её попытался решить античный мир, ворвавшись в мироздание с изящной легкостью: «Мир стал ареной,залитою солнцем, / Палестрою для Олимпийских игр / Под куполом из чёрного эфира, / Опертым на Атлантово плечо» [22:228].351Древний эллин совмещает в себе поэта, астронома, физика, математика ивоина-спортсмена: «Играя медью мускулов, атлеты / Крылатым взмахомумащенных тел / Метали в солнце бронзовые диски / Гудящих строф и звонких теорем» [22:228].
Перед нами открывается идеальный мир. Однако это немир высоких соответствий. В этом его ограниченность: «И не было ни индиговых далей, / Ни уводящих в вечность перспектив: / Все было осязаемо иблизко: / Дух мыслил плоть и чувствовал объём, / Мял глину перст и разуммерил землю» [22:228-229].Максимилиан Волошин понимал, что по сравнению с Востоком, античность есть шаг вперед в понимании человека как гуманистического феномена, и назад – как существа духовного, можно сказать, внемирного: «Мир отвечал размерам человека, / И человек был мерой всех вещей» [22:229]. Это немогло не привести к краху античного миросозерцания и заменой его другойцивилизацией, которая, как это ни покажется парадоксальным, была болеемифологизированной, в том смысле, что человек ощутил себя частью библейского предания: «Сгустилась ночь.
Могильники земли / Извергли костипраотца Адама / И Каина. В разрыве облаков / Был виден холм и три креста –Голгофа - / Последняя надежда бытия» [22:229]. Этой надеждой, переплетенной с ожиданиями судного дня, жило человечество, погруженное в сумрак иночь. А.И. Герцен, оценивая эпоху раннего средневековья, писал: «Вера вбессмертие сделалась, напротив, одной из краеугольных основ христианства:признавая вечность свою и преходимость естественного, человек совсем иначе взглянул на все окружающее его. «Два града сделали две любви: земнойград – любовь к себе до пренебрежение богом; град небесный – любовь к Богу до пренебрежения собою (,, De civ.Del,,) [99:219-220].Максимилиан Волошин показывает эпоху, в которой кровь Христова икрест становятся не просто символами, но частью человека и мироздания.Созданный им литературный текст стал фактом жизни.
В этом мироздании «Бог был окружностью, а центром Дьявол, / Распяленный в глубинахвещества» [22:229]. Исследуя средневековый Космос, поэт идет вослед дру352гому поэту, уже писавшему историю мироздания. В тексте Волошина явнаяперекличка с дантовской «Божественной комедией»: «Встает для смертныхразными вратами / Лампада мира, ни их тех, где слит / Бег четырех кругов стремя крестами, / По лучшему пути она спешит… [26:«Рай» 1, 37- 40].Лампада мира (солнце) встает в разных точках горизонта (вратах), но вмомент весеннего равноденствия оно встает в точке, где четыре круга (горизонт, экватор, зодиак и равноденственный колюр) пересекаются и дают трикреста.
Возникает ассоциация как с голгофскими крестами, так и с СвятойТроицей (кстати, весеннее равноденствие приходит на знаменитый месяцНисан, когда произошло распятие Христа). М.А. Волошин мастерски передает мироощущение средневекового человека, знающего нахождение зла: «Изпод Голгофы – внутрь земли воронкой / Вел Дантов путь к сосредоточьюзла» [22:229].Согласно древнему преданию преисподняя (жилище сатаны) находиласьв центре земли. Поэт показывает путь человека, душа которого изначальнопринадлежала Богу, но вследствие первородного греха понеслась на всех парах в логово зверя – ад. Из этого логова начиналось и Дантово восхождениеобратно. Это восхождение отражено в любимых М.А. Волошиным готических соборах: «Неистовыми взлетами порталов / Прочь от земли стремилсячеловек.
/ По ступеням империй и соборов, / Небесных сфер и адовых кругов/ Шли кольчатые звенья иерархий / И громоздились Библии камней…»[22:229].В этом историческом и библейском восхождении были: «Отображеньядесяти столетий: / Циклоны веры, шквалы ересей, / Смерчи народов – гунныи монголы, / Набаты, интердикты и костры, <…> И сквозь мираж расплавленных оконниц / На золотой геральдике щитов - / Труба Суда и черный лучГолгофы» [22:229-230].Поэт намеренно акцентирует внимание на черном луче Голгофы, видимо, подразумевая то нравственное падение, которое совершил человек, распяв Христа. И в то же время этот луч – единственная надежда бытия.
Исто353рия цивилизации немыслима без голгофской жертвы Христа: «Вселенскийдух был распят на кресте / Исхлестанной и изъязвлённой плоти» [22:230].Это распятие было необходимым для равнодействия: «Был литургийно строен и прекрасен / Средневековый мир… [22:230]. Конец же средневековогомира произошел вследствие нарушения равновесия: «Но Галилей / Сорвалего, / Зажал в кулак и землю / Взвил кубарем по вихревой петле / Вокруг безмерно выросшего солнца. / Мир распахнулся в центильоны раз. / Соотношенья дико изменились, / Разверзлись бездны звездных Галактей / И только Богу не хватило места» [22:230].Происходило нарушение антиномичности бытия, в котором поэт виделбожественное зерно, дающее жизненное развитие мирозданию.
Отныне: «Человек, / Голодный далью чисел и пространства, / Был пьян безверьем – злейшею из вер, / А вкруг него металось и кишело / Охваченное спазмой вещество» [22:230]. История цивилизации входило в ту фазу, когда происходилаподмена Творца Левиафаном материализма, а творчества - его имитацией:«Творец и раб сведенных корчей тварей, / Им выявленных логикой числа / Изкосности материи, - он мыслил / Вселенную, как черный негатив: / Небытие,лоснящееся светом, / И сущности, окутанные тьмой.
/ Таким бы точно осознала мир / Сама себя постигшая машина» [22:231].Художник нарисовал картину мира, где господство материализма сталоопределяющим фактором существования. В относительно короткий промежуток времени произошла научно-техническая революция, о которой можнобыло бы выразиться словами А. Ф. Лосева: «Стала другой именно картинамира, в которой человек должен был превратиться в ничтожество, и толькобесконечно раздувался его рассудок» [190:549].Человек терял таинственную нить, связующую его с онтологическимБытием. Его «неуемный разум разложил / И этот мир, построенный на ощупь/ Вникающим и мерящим перстом» [22:231].
Этот разум подчинил себя математическим вычислениям: «На вызвездившем небе мы не можем / Различить глазом «завтра» от «вчера»» [22:231]. Неразличение ведет к сущностно354му заблуждению, такому, например, как смешению времени и пространство.М.А.
Волошин это остро чувствовал. Не забудем, что поэт в автобиографииуказывал, что «строю мысли учился у Бергсона», который предостерегал отвышеназванного смешения. Уместно будет привести высказывание АлексеяЛосева об открытии, сделанном Анри Бергсоном: «Наблюдая с часами в руках механическое движение в пространстве, естественнонаучный мыслительи не подозревает того, что им, в сущности, измеряется не время, а пространство. Бергсон гениально обнаружил это всеобщее заблуждение науки, пользующейся хронометром, то есть, в конце концов, солнцем, для определенияхарактера движения.