Диссертация (1154425), страница 68
Текст из файла (страница 68)
Это не новость, но поэт собственное узнавание хочет донести донас, читателей.«Итак, сознание встретилось с природой в самых основах своих, не ожидая этой встречи, в шоке отшатнувшись от неё» [222:137]. «Освободить иразнуздать нетрудно / Неведомые дремлющие воли: / Трудней заставить ихповиноваться» («Магия») [22:206]. И это повиновение человек искал не «надорогах», где «легче было встретить / Бога…»(«Магия», 2), но на путях духовно очаровывающей магии, силы которой «в обезбоженной природе живы»и «овладевают / И волей и страстями человека» [22:207], который, «освобож335дая силы / Извечных равновесий вещества, / Сам делается в их руках игрушкой» [22:207], т.е.
потерял возможность и право на свободу, «Поэтому закаждым новым / Разоблачением природы / Идут тысячелетья рабства и насилий» [22:208]. Есть ли выход? Поэт предлагает его: «Ступени каждой в области познанья / Ответствует такая же ступень / Самоотказа: / Воля вещества /Должна уравновеситься любовью, / И магия: / Искусство подчинять / Духовной воле косную природу» [22:208].Оживают в памяти житийные сказания о Святом Сергии Радонежском,Марии Египетской и Серафиме Саровском, которые в согласии и любви жили с окружающей их природой, приобщая к служению животное царство.«Но люди неразумны.
Потому / Законы жизни вписаны не в книгах, / А выкованы в дулах и клинках, / В орудьях истребленья и машинах» [22:208].Так заканчивается глава «Магия», которая показывает, что «в основеволошинской историософии (а также космософии) – гармония равновесий,«зеркальный бред взаимоотражений». «Мир осязаемых и стойких равновесий», возникший из «вихрей и противуборств», обреченный на распад, но сохраняющий надежду на спасение, восстановление изначальной гармонии»[253:583].
Сам М.А. Волошин так определял тему «Магии»: «Равновесиемежду силой и моралью» [22:452].Характерно использование поэтом философского и мифологическогонаследия. Например, Легче было встретить Бога… - Прямая цитата издревнеримского писателя Марка Теренция Варрона; упоминаются ундины исаламандры, кобольды, эльфы и никсы – духи, пришедшие из германских искандинавских мифов; не забыта и реминисценция из тютчевского: «Нет веры вымыслам чудесным, / Рассудок всё опустошил» [22:452]. М. Волошинвесь в культуре человеческой цивилизации, поэтому его мифотворчество перекликается с мифобиблейскими образами и мотивами, немыслимыми внеэтой цивилизации.Эта цивилизация рождается в муках и насилии, потому за главой «Магия» следует глава «Кулак», построенная на библейском сказании о Каине.336Если в Адаме родилось человечество, то в Каине – общество. Как известно,Каин – «первый земледелец» - старший сын Адама, отец Тубалкаина – первого ремесленника.
Интересно мнение Мих. Лифшица, который писал: «Библейская легенда также содержит следы технологического грехопадения первых людей. Изобретателем земледелия был братоубийца Каин, а его потомокТубалкаин – первым кузнецом. Цивилизация связана с преступлением»[183:88]Надо признать, что и Михаил Лифшиц, и Максимилиан Волошин неоригинальны, они идет вслед за Святоотеческим преданием, в частности,Блаженный Августин уже подобное утверждал в своей знаменитой «Исповеди». Но поэт своеобразно интерпретирует евангельские тексты: «Каин первый / нашёл пристойный жест для выраженья / Родственного чувства, предвосхитив / Слова иных времен: / «Враги нам близкие, / И тот.
Кто не оставит /Отца и мать, - тот не пойдет за мной» [22:208]. Явная реминисценция с Евангелием от Матфея [см.: 10:35-36]. Однако это разные эпохи и потому разныеодними и теми же словами могут ставиться задачи. Волошинский Каин – невоплощенное зло. Он дарил Богу: «Плоды и колос вспаханного поля»[22:209], Который требует «испарений крови» [22:209]. Наивность рассуждений художника в данном тексте очевидна.
Каин убивает брата из зависти.Это детство человека, а в детстве из зависти, что не дали игрушкой поиграться, иной ребенок другого в песочнице закопает. Но М.А. Волошин поэт, и онсочувствуетмузыкантуипервомупоэту:«Создательмузыки-/Прислушиваясь к ветру, / Он вырезал свирель / И натянул струну» [22:209].Это сочувствие Каину присуще романтической традиции, от которой художник себя не отделял (достаточно вспомнить Байрона). Каин потому первооткрыватель искусства, что «понял / Хмель одиночества / И горький духсвободы» [22:209]. В этой антиномии, по Волошину, суть человеческогоестества, его трагедия.
Ведь познание, согласно премудрости Екклесиаста,умножает скорбь. Рождается парадокс: «Так стал он предком всех убийц, /Преступников, пророков – зачинатель / Ремесл, искусств, наук и ересей»337[22:209]. Но этот парадокс для М.А. Волошина оправдан. Такова диалектикадвижения: «В кулачном праве выросли законы / Прекрасные и кроткие всравненье / С законом пороха / И правом пулемёта» [22:210].Можно согласиться с Э.
Менделевичем, что «нарастание историческойпарадоксальности – вот путь, по которому шествует трагедия материальнойкультуры» [222:142]. И эта трагедия приводит к тому, что поэт наблюдал воочию: «Когда из пламени народных мятежей / Вливается кровавый стяг с девизом: / - «Свобода, братство, равенство иль смерть!» - / Его древко зажато вкулаке / Твоём, первоубийца Каин!» [22:210]. М.А. Волошин принимает такой ход истории, как когда-то принимал как неизбежность и Божий бич, гуннские орды, святой Лу Труасский.Следующая глава книги «Меч» точный пересказ одноименной же главыиз статьи поэта «Демоны разрушения и закона», написанной, безусловно, подвлияниям Мориса Метерлинка.
Максимилиан Волошин размышляет о неизбежности насилия в истории: «Меч создал справедливость» [22:210]. Вспомним, что обостренное чувство справедливости неизбежно ведет к революционному насилию, невозможное без ненависти и… любви: «Насильем скованный, / Отточенный для мщенья, - / Он вместе с кровью напитался духом /Святых и праведников, / Им усекновенных, / И стала рукоять его ковчегом /Для их мощей.
/ (Эфес поднять до губ - / Доныне жест военного салюта.) / Ив этом меч сподобился кресту, / Позорному столбу, который стал / Священнейшим из символов любви» [22:210].Меч обретает мифологическую сущность, с помощью которого можемопределить добро и зло, как это будут делать в старой римской истории галлБренн и в средневековой - испанский рыцарь Сид.
Однако он не только символ жестокой справедливости, но и прообраз креста, справедливости жертвенной и потому приемлемой для самого поэта: «Когда же в мир пришлииные силы / И вновь преобразили человека - / Меч не погиб, но расщепился вдух…»[22:211].338В этом духе М.А. Волошин видел и Каина, и Христа. Дух Каина стал«характером, / Учением, доктриной: / Сен-Жюстом, Робеспьером, гильотиной- /Антиномией Кантова ума», дух Христа «принёс «Не мир, а меч!», / В насвдунул огнь, который / Язвит, и жжёт, и будет жечь наш дух, / Доколе каждый / Таинственного слова не постигнет: / - «Отмщенье мне и Аз воздам зазло»» [22:212].
В данном контексте интересно суждение С.М. Пинаева, который пишет: «Утверждая свой «единственный мыслимый идеал» - «Град Божий», «находящийся… за гранью времен», - поэт дает повод задуматься опостоянном, как говорил Бердяев, «противодействии вечного во времени, постоянном усилии вечных начал свершить победу вечности» [253:589].Ради вечности и пишется книга поэм, которую можно сравнить с так любимыми Волошиным готическими соборами, гармоничными, как знаменитая«Божественная комедия» Данте Алигьери.
Главой «Меч» заканчивается первый акт трагической истории, повествующей об истоках современности, заложивших парадоксальные и антиномичные принципы. Второй акт историипоэт начинает с главы «Порох». Уже в начале её Волошин заявляет о целисвоего повествования: «Права гражданские писал кулак, / Меч – право государственное, порох / Их стер и создал воинский устав» [22:212].Это уже начало Новой истории, и эту Новую историю творит БертольдШварц, любящий Христа, но посвятивший свою жизнь не только Ему, но иалхимии, этой средневековой магии (что противоречит учению Христа), создавший порох: «На вызов, обращенный не к нему / Со дна реторт преступного монаха, / Порох / Явил свой дымный лик и разметал / Доспехи рыцарей,/ Как ржавое железо» [22:213].
«Порох – это символ нового способа исторического насилия. Великолепна сама идея, что каждая эпоха имеет свой типнасилия. Эта идея свидетельствует о подлинном историзме мышления»[222:145].Интересен факт, что порох изобрел монах. Он искал философский камень, а нашел сатанинскую смесь. Так в поисках добра человек находит зло.Вновь очевидный, но объективный парадокс. Порох – материальное веще339ство – стал губителен для рыцарской культуры, разрушивший этическуюментальность Средневековья: «Горсть праха и кусок свинца способны /Убить славнейшего!...» [22:213]. Трус запросто мог прослыть храбрецом, амораль стала зависеть от серного вещества.
И это серное вещество, по М. Волошину, обладает «дымным ликом», как и Люцифер – ликом темным. Материализация пороха в лик подчеркивает, какое значение придавал этому факту художник. Именно лик был способен «в ярости случайных пробуждений /В лицо врагу внезапно плюнуть смерть» [22:213].Как смерть есть искажение жизни, несущее в себе демоническое начало,так порох, пройдя сквозь жизненный огонь, превращает всё в прах и пепел.Но этот прах и пепел сковал человека железной дисциплиной: «Связал узлами недра темных масс» [22:213], а потом: «Низвергнул знать, / Воздвигнулгорожан, / Творя рабов свободного труда / Для равенства мещанских демократий» [22:214]. Как точно и метко названо то, что мы наблюдаем и сегодня.Поэт не осуждает, он констатирует неизбежный факт.