Диссертация (1154425), страница 64
Текст из файла (страница 64)
Ключевыми видятся фразы, являющимися переложениям евангельских текстов, повествующих о Тайной Вечери, где Христос преломил Хлеб-Тело и Вино-Кровь, «в жертву приносимое» [22:182].Хлеб и Вино воспринимаются как сакральные сущности, участвующие вЕвхаристической Тайне. С самого начала стихотворение вбирает в себя элементы Божественной литургии, в частности таинство жертвы Христа за грехимира.
Но простой пересказ евангельской истории не удовлетворяет поэта,ему важно утвердить величие царства Христа, Его жертву. Вот поэтому еговолнуют ключевые моменты Вечери, следующим из которых является осознание Христом своего предназначения, своей Голгофы. Здесь МаксимилианВолошин не столько поэт, сколько созерцатель Тайной Вечери. Отсюда предельная близость к евангельскому тексту [см.: Лк. 22:19-30]. Но есть важноеотличие: «Он же, в соль обмакнув кусок хлеба / Подал Иуде»[22:183].Соль не упоминается в Евангелии, когда происходило Таинство Евхаристии. Из этого можно сделать вывод, что Волошин связывает воедино триважнейших устойчивых образа Евангелия, которые составляют различныеипостаси нашей жизни: хлеб, кровь и соль. Хлеб – источник жизни, самоназвание Христа; Кровь - жизнь и жертва за жизнь; Соль – высшее проявление мудрости и духовности в человеке [см. Мф.5:13].
Тем значимее звучатслова, обращенные к Иуде: «Что делаешь – делай». Если далее выстраиватьструктурно-семантический ряд стихотворения, то становится ясным, чтонаиболее значимыми становятся строки «Какой он подвиг возложил на Иуду/ Горьким причастием»[22:183]. Молящийся в конце стихотворения аббат видит в Иуде верного ученика Христа.
Три микрокосмоса составляют единоецелое:1. Микрокосмос Христа, определяемый хлебом, кровью и солью, и в целом жертвой, которой суждено совершиться [см.: Ап. Павел, Евр. 9:22]3152. Микрокосмос Иуды, который определяется «Горьким причастием» и«подвигом», предательством, жертвой во имя Христа, дабы исполнилисьпророчества [см.: Исайя,53; Пс.21;Зах.11:12-13].3. Микрокосмос аббата Эжже, определяемый неистовой молитвой заХриста и за Иуду.Максимилиан Волошин допускает канонические отступления, но этиотступления вызваны позицией поэта.
Уместны слова самого художника: «Ая молюсь за тех и за других», и за предателей, и за палачей. Глубочайший метафизический смысл стихотворения заключается в том, что Тайная Вечеря визображении Волошина и молитва монаха есть сакральное проникновение всущность божественного Бытия. Так благодаря проникновенному прочтениюевангельского текста поэт создаёт подлинную мистерию человеческого духа,при этом не претендуя на каноническую истину.Следует отметить, что стихотворение близко по своему стилю и ритму кдуховным стихам: 1) нет классических рифм; 2) написано разностопным хореем, который позволяет передать духовную драму; 3) метафоры и эпитеты,используемые в стихотворении, практически повторяют евангельский текст.Такова в целом художественная ткань стихотворения, которое в полноймере соответствует художественной ткани сборника «Неопалимая Купина».В эту художественную ткань своеобразно вписывается следующее стихотворение цикла «Святой Франциск».
Оно посвящено католическому святомуХIII-го века. В стихотворении изложены некоторые отрывки из книги «Сказания о бедняке Христове» «Пафос и чувство св. Франциска» Волошин считал «новой струёй», переродившей католическую церковь»[22:450].В основе стихотворения обращение Франциска к тем граням Бытия Божия, которые в библейском предании определяют его сущность. «Волошинубыли близки у Франциска отказ от осуждения кого-либо, идеи бедности, сочувствия ко всему живому»[22:450] Но, главное, поэт обращается к конкретному историческому лику, который для церковной истории является архетипом, формирующим поведение и способствующему духовному становлению.316Франциск – католический святой, и к православной церковной истории неимеет непосредственного отношения.
Однако не будем забывать, что Волошин буквально проникнут мистическим сознанием, и готика XIII века быладля поэта краеугольным камнем его духовного здания. Кроме того, во Франциске художник усматривал не прелесть, но его поведенческий комплекс. Иэтот комплекс, как виделось Волошину, роднил его с такими русскими святыми, как преподобный Сергий Радонежский и св.
Серафим Саровский, жизнью своей исполнявших заповеди Христовы. Можно с уверенностью сказать, что в жизненный текст Серебряного века входила русская Святоотеческая традиция, начало которой положил Максимилиан Волошин.После предательской жертвы Иуды, поэта интересуют те, кто следовалза Христом буквально, начертав на теле своём знаки Христова страдания (какизвестно, у св. Франциска в 1224 году появились на ногах и руках стигматы).Так же художнику важно было показать неразрывность русского и европейского пути, связывая воедино католическую святость и русскую традицию.Волошин помнит, что в основе этих традиций лежит евангельская история,объединяющая и сформировавшая европейскую культуру.
В этой связиуместна мысль Д.С. Лихачёва: «Прежде всего европейская культура – личностная культура (в этом её универсализм), затем она восприимчива к другимличностям и культурам и, наконец, это культура, основанная на свободетворческого самовыражения личности» [189:15].В годы русской революции М.А. Волошин обращается к тому святому,который стоял у истоков европейской культуры. Обращаясь к нему, поэт показывал вектор духовного движения. Этот человек для М.А.
Волошина –предвестие реального рая, в котором когда-то обитал человек. В дни кровавых усобиц, в дни обещаний земного рая поэт показывает человека, жизньюво Христе преобразившего действительность, наполнив её божественнымБытием. И это преображение возможно только тогда, когда сущность самогочеловека стала синонимом божественной Любви, объемля весь мир и конкретно каждую часть Вселенной. Св. Франциск совершил выбор, но не как317Иуда, а как человек, прошедший длинный исторический отрезок времени исознавший правду жизни во Христе.
Для Франциска – это правда заключенав любви ко всему сущему. «Солнце», «Месяц», « огонь», «водица», «Матушка земля», «тело», «птицы», даже « смерть» - братья св. Франциска. Смыслзаключен в слиянии с природой, с неслиянным. Он поёт песнь Месяцу иСолнцу, но эта песнь о Свободе, которую Бог заложил в человеке ещё в первобытии и которую он восстанавливал своей жизнью, восстанавливал утраченную связь с первовременем. Это, видимо, привлекало Волошина в св.Франциске, одного из родоначальников европейского пути, по которому непошел Запад [см.: 8:19].Другую свободу показывает М.А.
Волошин, мастерски выстраивая привычные мифологемы. Вода – начало жизни, но не лунно-демонической, а божественной. Это начало Красоты, одним обликом своим творящей чистоту,ясность, евангельское смирение и труд. Там, где вода, обязательно появляется архетип огня, являющимся животворным началом для земной материи,освещающим ночь, который «прекрасен, весел, яр и красен»[22:184]. Огонь иземля – два устойчивых образа, связующие воедино мироощущение поэта,ибо в них сочетается Дух Святой (огонь) и Человек, сотворённый из прахаземного. Франциск слил два образа в единый богоподобный архетип, возвращая человеку его первосозданную вселенную, которая есть, по словамД.С. Лихачева, «книга, написанная перстом Божиим» [184:10].И в этой вселенной Бог любит нас, даже если человека одолевают болезни и смерть. Тело для Франциска не тюрьма души, но храм, в котором человек учится переносить «боли, смиряться и терпеть»[22:184] М.А.
Волошинаподкупает в Франциске признание данности, библейское предание себя вполную волю Божию, даже если придется встретиться со смертью. Благословенье должно исходить от христианина и в горестях и в радостях. Именно этачерта столь характерна для жизни и творчества поэта. Во Франциске художник нашел родственную душу. Как и Франциск, М.А. Волошин любит природу, животный мир, признавая их творениями Божиими, о которых Господь318имеет попечение и которых святой призывает: «Неустанно Господа хвалите,/Щебечите, пойте и свистите!»[22:185].
Стихотворение буквально следует заевангельским текстом [см.: Мф.6:26]. Кроме евангельского текста волошинский Франциск вспоминает ветхозаветный ковчег из книги Бытия [см.:Быт.7:2-3]. Связывается два завета, два основания, на которых держится Небои Земля. Только соединение двух космологических смыслов приведёт человека к райскому Бытию, где человек и животные пребывали в неразрывномединстве. Поэтому для Франциска волк такой же брат, как и самое кроткоеживотное: «Помирить тебя с людьми хочу я»[22:185].Мир во всей многоаспектности этого понятия – вот краеугольный каменьфилософии Франциска и М.А.
Волошина. Этот мир начинается с конкретногочеловека. И нет никакого оправдания тем, кто кивает на общество и ищетвиноватого не в себе, а в обстоятельствах и сложившихся ситуациях. Обретение мира в себе принесёт мир и самому лютому зверю. А этот мир творитискренняя и честная молитва. Поэт знал, что молитва смягчает самые жестокие сердца, открывает путь к прощению: «Люди все твои злодейства позабудут»[22:185].
Евангельское прощение возможно в крепкой вере и страдании,которые переносят и люди и звери. Через жертву к любви, не антропософской, не языческой, но евангельской. Пред которой «колени преклоняли»[22:185] и «Птицы пели, и ключи журчали,/ Господа хвалою прославляли»[22:186]. Максимилиан Волошин завершает стихотворение обновлённымвечно возвращающимся Бытием.Таким образом, поэт созидает в стихотворном тексте Град Божий, который он хотел бы узреть наяву. Ведь совершилась реальность во временаФранциска, почему бы ни повториться ещё раз. История движется по спирали, и, видимо, М.А.