Диссертация (1154425), страница 60
Текст из файла (страница 60)
Фактическиэто же встречаем в Священном Писании у прор. Аввакума [см.: гл. 3, с. 3-4].Именно в лучах «Трижды… Сияющей Славы» видится Волошину путьпостижения и сотворения человеком самого себя. Только в Троице поэт видит человека, сгорающего в огне ради воскрешения, чтобы опалять другихогнём.
Художник фактически перефразирует книгу Бытия, возводя историю ксамому началу человеческой цивилизации [см.: Быт. 2, 7]. «Отец рече сынови: / – сотворим человека / По образу и по подобию огня небесного… <…>Поди: вочеловечься / И опаляй огнём!» [22:141]. Волошинский Аввакум, «какуголь раскалённый», который «пеплом собственным одевшись, / Был извержен / В хлябь внешнюю» [22:141].В стиле церковнославянской поэтики Максимилиан Александрович показывает историю творения и грехопадения человека, потерю им благодатнойсвободы, данной ему изначально. Первородность греха превратила человекаиз земли блаженной в чёрный пепел для того, чтобы, пройдя путь испытанийи очищений, вознести сознательную молитву и сотворить во Христе новогочеловека: «Аз есмь огонь, одетый пеплом плоти, / И тело наше без души /есть кал и прах.
<…> Нам <…> тлеющим во прахе, подобает / Страдатинеослабно» [22:142]. То есть таким образом, человек возвращался к первобытию, в котором лик его был светел и ясен.Чтобы противостоять силе антихриста, необходимо укрепиться в вере. Вэтом отношении жизнь Аввакума видится Житием, но не каноническим житием, а как своеобразная духовная биография одного из ликов России. Болеетого, нам представляется, что вся поэма в целом выстраивается как полемикас каноническим житием, так как само житие Аввакума неканонично и, скореевсего, представляет собой неагиографическую литературу. Это противоречиево многом, по мысли поэта, определяет лик русского человека.
Напомним,что житие – «это жизнеописание людей, причисленных церковью к лику свя295тых. В построении и содержании житий было много условностей, общихмест: будущий святой (или святая) рождался от добродетельных и благочестивых родителей, с детства отличался любовью к Богу, много молился, преодолевал дьявольские искушения, удалялся от всего мирского, творил чудеса,нередко претерпевал мучения от врагов христианства и принимал мученическую смерть» [105:247].Конечно, жизнь протопопа Аввакума наполнена страданием, но, в отличие от Св.
Сергия и Св. Серафима, в ней нет благостного смирения. С точкизрения канона это антиномия: «Отец мой прилежаще пития хмельного»[22:141], т.е. уже не добродетельные родители, что рождает последующуюамбивалентность жизненного пути, ибо «мати – постница, молитвенницабысть» [22:141].Потому огненное стояние перед Богом протопопа Аввакума не представляет ли собой прелесть? К жизни или смерти ведёт? «Построен сруб –соломою накладен: / Корабль мой огненный – / На родину мне ехать. / Какстал ногой – / Почуял: вот отчалю! / И ждать не стал: / Сам подпалил свечой»[22:157]. Во имя того, чтобы, прикоснувшись к Неопалимой Купине, черезОгонь, который символизирует Святой Дух, очиститься и воскреснуть вновь.Так образ огня в поэме является одним из структурно-семантическихцентров, воплощает все три свои ипостаси: 1) очистительная сила; 2) силажизни; 3) сила Божьего суда.В этом смысле Волошин совершенно правомерно считал: «Воистину всяРусь – это Неопалимая Купина, горящая и не сгорающая сквозь все века своей мученической истории» [22:326].
Прикоснувшись к Неопалимой Купине,сгорая в ней, достигнет ли Русь, как Протопоп Аввакум, Небесного Иерусалима? В Образ Небесного Иерусалима, явившийся вторым семантическимцентром поэмы, поэт вкладывает содержание, соответствующее каноническому восприятию Града Божьего, и в котором исполняют волю Всевышнеготри ангельских иерархии, находящихся «в недрах Славы» «Пресвятой Троицы». «Согласно библейской мифологии ангелы делятся на три иерархии:296Высшая – серафимы, херувимы, престолы; средняя – господства, силы, власти; низшая – начала, архангелы, ангелы» [22:446].С одной стороны, волошинский Аввакум стремится вписать себя в этусистему библейских ценностей, с другой – его борьба против власти есть нечто иное, как греховный мятеж: «А Кирие – элейсон ты оставь. / Возьми-каты Никониан, латынников, жидов, / Да пережги их – псов паршивых»[22:154].В этой противоречивости чужеродного и своего кровного, русского, аскетичности и мятежности, смирения и гордыни, даже в страдании есть отличительная черта русского национального сознания и судьбы человека как такового.
Поэт в проекте предисловия к поэме писал: «Религиозная ценностьборьбы не в её причинах и лозунгах, а в том, как человек верит, борется имечтает среди извечных антиполий своей судьбы» [22:446].Вера Аввакума – это борьба не только с новым миром патриарха Никона, насаждавшего его вместе с царем Алексеем Тишайшим, но и борьба с самим собою: «А я их словами Апостола: / – “Мы ведь – уроды Христа ради: /Вы – славны, мы – бесчестны, / Вы – сильны, мы же – немощны”» [22:155].Напрашивается аналогия с посланием Св. Павла [см.: 1-е Кор. 4: 10].Действительно, истинная вера невозможна без онтологической амбивалентности: святого и грешного, небесного и земного.
Поэтому мятеж протопопа Аввакума является, по мысли М.А. Волошина, своеобразным состоянием, ощущением зияющего противоречия между Градом Небесным и градомземным. Эту антиномию, в понимании поэта, можно преодолеть через очистительную силу страдания, Огня. Интересно отметить, что старообрядческаякультура построена на самосожжении во имя воскрешения, на что указывалпрот. Г. Флоровский: «…Аввакум одобрил первых самосожигателей: “блажен извол сей о Господе”, и на его авторитет всегда ссылались» [310:72].
Такстихия огня во всех её проявлениях является связующим звеном между землёй и Небесным Иерусалимом, что в полной мере соответствует библейскомуархетипу огня, который в Св. Писании является символом Св. Духа и Источ297ником жизни. Кроме всего прочего, он – «мессианский аспект небесного огня(как символа Христа)» [318:275]Сопоставление Раскола и Революции даёт возможность МаксимилиануВолошину выявить на широком историческом фоне апокалипсический и антиномичный лик Руси и Человечества, который поэт мечтает обрести в ГрадеБожьем [22:330]. О Граде Божьем мечтали не только М.
Волошин и протопопАввакум, но и пророк Аввакум [см.: Авв. 3:18-19], к Граду Божьему обращается О. Сергий Булгаков, О. Павел Флоренский, о. Георгий Флоровский ифилософствующий вольнодумец Николай Бердяев..Историко-библейские мотивы, представленные поэтом, отражают борьбу Христа и антихриста. Поле же битвы – Россия, которой суждено «РадиХриста пострадати» [22:156]. Если Аввакум, несмотря на антиномичность,страдалец за Христа, то персонажи, изображенные в цикле «Личины», лишены божественного света. Представленная в нём Россия - это Россия, жаждущая свободы без креста, детская и доверчивая страна, желающая построитьземной рай. В этом трагедия России, о чём и писал художник Маргарите Сабашниковой [см.: 22:447-448].Его «Красногвардеец», «Спекулянт», «Матрос», «Большевик», «Буржуй» - проникнуты, с одной стороны, жутким эгоизмом и жаждой личногоблагополучия, а с другой – наивностью и детской верой в земной рай.
Онипротивопоставлены Граду Божьему, о чём М.А. Волошин писал А. Петровой:«С точки зрения Града Господнего и «буржуазия», и «пролетариат» - этоедино, ибо основано на том же эгоизме и жажде благополучия»[22:448].Россия, представленная в «Личинах», напоминает библейский Вавилон,где всё смешалось в столпотворении. Ключевым стихотворением цикла намвидится «Феодосия». Поэт противопоставляет древнюю, богоспасаемую Феодосию Феодосии современной, из которой пытались сделать рай, но получался Вавилон. В этом Вавилоне «толпы одесских анархистов <…> Специалистов из громил» [22:161].298Перед нами не град Божий, но смешение различных личин, а не ликов,ибо лик, даже тёмный, обладает формой, здесь же наблюдается полное отсутствие формы. Но «ликом познаётся безликое», и поэт это мастерски делает,отражая безобразность всех персонажей, представленных в цикле.На наш взгляд, его спекулянты, террористы, анархисты, коммунистыпротивопоставлены тем ликам творческих индивидуальностей, которые былипредставлены поэтом в предыдущих циклах «Неопалимой Купины» и в дореволюционных «Обликах».Лики, темные и светлые, и бесформенные личины представляют антиномичный путь России.
Правда, которую Волошин возвестил одним из первых.§4. Русская усобица и судьба русских поэтов в осмыслении Максимилиана ВолошинаХаос и Космос, Божественное и демоническое, лик и безликость исследует философ в следующем цикле «Усобица», который открывается стихотворением «Гражданская война». Для М.А. Волошина в гражданской войневиновны все русские люди. Его позиция как поэта, «молящегося за тех и задругих» [22:165], проникнута милосердием и перекликается с Нагорнойпроповедью Христа.Близко знавший М.А.
Волошина Э. Миндлин вспоминал: «Он молился иза тех и за других, как молился за Россию, за свою Россию» [22:391].Создавая цикл «Усобица», художник обозначил свой поэтический и человеческий символ веры. С этих позиций он смотрит и на свое опасное «Плаванье», и на свое «Бегство». Одним из ключевых стихотворений цикла нампредставляется «Северовосток». Уже в эпиграфе задается основная мысльпроизведения: «Да будет благословен приход твой, Бич Бога, которому яслужу, и не мне останавливать тебя» [18:168]. На широком историческомфоне поэт доказывает, что Господь наказывает Россию за отпадение от Него:«Расплясались, разгуделись бесы» [22:168] Напрашивается параллель изЕвангелия, А. Пушкина и Ф.
Достоевского, провидевших то, что Максимили299ан Волошин увидел воочию. Начало бесовского разгула лежит в глубокойрусской истории, где были и Аввакум, и Аракчеев, и Павел, и комиссары, которые, по Максимилиану Волошину, продолжали воплощать «дурь самодержавья» [22:169]. Но в эту Русь, окаянную и «бунташную», поэт верит и принимает ее с христианским смирением: «Все поймем, все вынесем любя <…>Божий бич, приветствую тебя!» [22:170].Путь России, представленный в стихотворении, - это путь испытаний,которые она выносит с апостольским смирением, чтобы слиться с Богом.М.А.
Волошин понимает антиномичность русского духовного пути, поэтомугражданская война видится ему национальной трагедией, Голгофой, на которую восходит Россия. Это восхождение окажется спасительным, если краеугольным камнем русского духовного фундамента будет любовь, приобщающая к Богу; любовь, заключенная в слове Апостола Павла [см.: 1 Кор. 13:48].Лишь только тот, кто способен любить, сможет понять историческийпуть и лик России.