Диссертация (1154425), страница 61
Текст из файла (страница 61)
С особой остротой этот путь и лик М.А. Волошин переживает в последний год Гражданской войны, когда казалось, что наступитмир. Но вместо мира в ноябре 1920 года в Крыму произошла самая страшнаябойня революции. Волошин так и назовёт стихотворение «Бойня». Это былане месть, это было уничтожение, но это уничтожение рождало не ненависть,а любовь, любовь даже к врагам. Чтобы воскресить души необходимо, видимо, было пройти через страшный террор.
«В основе историософской этикиВолошина заключена вера в божественное предопределение в неизбывностьпутей России» [253:545].И красный террор, таким образом, был закономерным итогом русскогопути. Ещё недавно в стихотворении, посвящённом «Сибирской 30-й дивизии», Волошин писал: «Пред вами утихает страх / И проясняется стихия / Исветится у вас в глазах / Преображенная Россия [10:230].Но не миновала Русь апокалипсическая чаша.
По словам очевидца, террор превратился в жуткую мясорубку: «В течении полутора месяцев еже300нощно выводилось на Чумную гору у Карантина и мыс Св. Ильи по 300 – 400душ, расстреливаемых из пулемётов и пачками … Единицам удалось убежатьи укрыться на чердаках, в норах, в сараях… Трупы казнённых зарывалисьнебрежно и утром собаки растаскивали куски мяса. Общее число пострадавших не менее 7000-8000» [22:449]. Эту мясорубку поэт наполняет апокалипсическими образами (см.: Откр 14: 18-20). «Отчего перед рассветом к исходуночи,/ Причитает ветер за карантином:/ - « Носят вёдрами спелые грозды,/Валят ягоды в глубокий ров,// Ах, не грозды носят – юношей гонят / К черному точилу, давят вино, / Пулемётом дробят их кости и кольем / Протыкаютяму до самого дна // Уж до края полно давило кровью,/ Зачервленели терновник и полынь кругом./ Прохватит морозом свежие грозды,/ Зажелтеет плоть,заиндевеют волоса»» [22:171].Читая данный текст, в котором ясная реминисценция из Откровения, вто же время окунаешься не в далёкое прошлое, а в современность гражданской войны.
И в этой современности главное – остаться человеком и бытьхристианином. А это значит исполнить волю Божию, до конца причастившись Кресту, т. е. со-участвовать в Святой Евхаристической тайне Богу. Аэта тайна – любовь, которая прощает и изверга, и плачет о тех, «кому долгожить»: «Кто у часовни Ильи – Пророка / На рассвете плачет, закрывая лицо?/Кого отгоняют прикладами солдаты:/ - « Не реви – собакам собачьясмерть!»// А она не уходит, а всё плачет и плачет / И отвечает солдату, глядяв глаза:/ - «Разве я плачу о тех, кто умер?/ Плачу о тех, кому долго жить…»[22:171].Это истинно христианская позиция, когда праведная душа молится запалача в первую очередь (такую же позицию на перепутьях Серебряного векабудет занимать Мать Мария, известная русская подвижница и поэтессаЕ.
Кузьмина-Караваева). Ибо расстрелянные уже в раю, а палача ждёт «геенна огненная» Не об этом ли плачет мать, как и плачет Мать матерей Неопалимая Купина, предстоящая Своему Сыну денно и нощно в мольбе. Ненапрасно упоминание и образа Ильи Пророка, известного и пламенного про301рока, обличавшего страшные беззакония израильского народа, видевшего ипросившего Бога избавить от этого видения [см.: 3-я Царств, 19:4]. Господьне только дал жизнь Илии временную, но и вечную [см.: 4-я Царств, 2:11].И эта вечность присутствует при реальных расстрелах и уничтожениицвета нации, как когда-то присутствовал и плакал о народе своём Иеремия(см.: Плач Иер.4:8-20).
Но именно в плаче для поэта рождается надежда.Плач Иеремии - это не просто плач о потерянном царстве, это плач надеющегося на Бога человека, а значит, обладающего историческим оптимизмом.В крови и ужасе, библейски показанными М.А. Волошиным, рождалось нененависть, а прощение. При этом связываются события в единую цепь времён: ветхозаветных, новозаветных и революционных. «Своими мифологическими образами Волошин стягивает самые различные явления в исторический узел, заставляет нас преодолеть ощущения временного разрыва событий и эпох. Эмоциональное родство явлений – вот что лежит в основе волошинской мифологии, ибо вечное этическое родство является и родствомэмоциональным.
Но не наоборот! Эмоциональное родство отнюдь не всегдаявляется одновременно и этическим. Волошин с его знанием Библии и любовью к ней не мог пройти мимо этой возможности» [223:28]. Например, стихотворение «Террор» не может не рождать эмоционального родства. Волошин рисует картину уничтожения, давно предсказанную св.
Иеремией в своём плаче. Но что потрясает: поэт передаёт картину происходящего обыденно(в какой-то степени это роднит его с Иваном Шмелевым, пережившим личную трагедию крымских ужасов и отразивший их в своей трагичекипронзительной книге «Солнце мертвых»). М.А. Волошин намеренно снижаетбиблейский пафос предыдущего стихотворения, чтобы участники – читатели- ощутили весь ужас обыденности свершаемого действия, в финале которогосовсем необыденная смерть. «Загоняли прикладом на край обрыва./Освещалиручным фонарём./ Полминуты рокотали пулемёты./Доканчивали штыком.//Еще не добитых валили в яму./Торопливо засыпали землёй./ А потом с широкою русскою песней / Возвращались в город домой» [22:172].302Обращает на себя внимание использование фольклорной лексики: «Рокотом», «С широкою русскою песней», воссоздавая, таким образом, обликрусской смуты, имеющей в себе глубинные народные корни.
Только не славу«Рокотали», а смерть несли. Почему автор подчёркивает, что уезжали послерасстрела «с широкою русскою песней»? Видимо, поэт показывает генетическую связь расстреливающих с разинщиной и пугачёвщиной. Вспомним, чтоэти движения остались в памяти именно в песнях, в них жил дух возмездия, вних жила русская волюшка, готовая сложить буйную головушку как свою,так и чужую. Но не песня завершает событие, она всё-таки лишь орнаментлика человека. Завершает событие то, что нельзя переживать обыденным,ничего не значащим языком: «А к рассвету пробирались к тем же оврагам/Жёны, матери, псы./Разрывали землю.
Грызлись за кости./Целовали милую плоть» [22:172]. Жуткая картина, но так близкая плачу Иеремии: «Воззри. Господи, и посмотри: кому ты сделал так, чтобы женщины ели плод своймладенцев, вскормленных ими?...» [см.: Плач Иер. 2:20].Картина Св. Писания словно переносится в годы Гражданской войны,когда происходило массовое убиение. По данным Волошина в Крыму подкомандованием Бела Куна «за первую зиму было расстреляно 96 тыс. на 800т. всего населения, т. е. через 8-го» (Письмо М.
Волошина к К.В. Кандауровуот 15 июля 1922) [22:449].Поразительно! События, происходившие в стране, не вызывают ропотау поэта. Наоборот! Его вера крепка. Страшный террор еще более укрепляетверу поэта. Он и не думал «возопить», подобно базаровскому отцу, потерявшего своего сына. Возопить способен тот, кто имел слабую веру в абсолютную Истину. Для М.А. Волошина же кровавые события только подтверждали истину. Важно отметить, что признание Божественной Правды дляВолошина было исключительно духом веры. И это была евангельская правда,хотя некоторым казалась, что она в блоковской метафоре, призывавшей нагоре всем буржуям раздуть мировой пожар в крови под Божье благословениеи шагистику 12-ти красногвардейцев.303И ни война, ни революция не могли поколебать твёрдо принятых решений, они еще более выкристаллизовали волошинское мировосприятие.Уместно высказывание нашего современника, которое соприкасается с волошинским мироощущением: «Абсолютного нельзя достичь посредством относительного.
То есть, к основополагающим причинам любой системы знаний нельзя придти через само это знание, а значит они, эти принципы, должны быть заранее и являться предметом не научной демонстрации, но веры»[272:526].Христианские принципы помогали поэту не просто творить, но жить.Даже тогда, когда он воскликнет, что «В ту весну Христос не воскресал», тоэто было не признание того, что не свершилась Победа Христа, а только то,что жатва смерти была настолько обильна, что увидать жизнь было практически невозможно.
В стихотворении «Красная Пасха» появляется мифологема «ветер», несущая смерть и разрушение: «Зимою вдоль дорог валялисьтрупы / Людей и лошадей. И стаи псов / Въедались им в живот и рвали мясо./Восточный ветер выл в разбитых окнах»[22:172]. Ветер уничтожающий,близкий народной стихии, которая даже «лицо природы исказило гневом/ Иужасом»[22:173] Но именно в ветер уходят души убиенных: «А души вырванных /Насильственно из жизни вились в ветре, / Носились по дорогам впыльных вихрях, / Безумили живых могильным хмелем / Неизжитых страстей, неутоленной жизни, / Плодили мщение, панику, заразу….»[22:173].Это не просто метафора, поэтический приём, усиливающий впечатления, это мифологическая реальность, достигшая эмоционального библейского пафоса.