Диссертация (1154425), страница 70
Текст из файла (страница 70)
Таков неизбежный путь человеческой цивилизации. И ангелпризван «не мечи им истин, а взрывай / Пласты оцепенелых равновесий: /Пусть истина взовьётся как огонь / Со дна души, разъятой вихрем взрыва!»[22:220].Огонь в древнеэллинской традиции несет в себе Божественные функции.Поэт прекрасно понимает, что поиск Божественной справедливости возможен только тогда, когда искатель будет обладать хотя бы частицей небесногоогня, дающую ревность по справедливости: «Кто хочет бунта – сей противоречья, / Кто хочет дать свободу – соблазняй, / Будь поджигателем, / Будьядом, будь трихиной, / Будь оводом, безумящим стада» [22:220].344Указывая на овода, поэт приглашает нас вспомнить последнюю речь Сократа, в которой философ сравнивал себя с оводом, будоражащим стадо. Значит, благоразумный Сократ, по Волошину, являлся мятежником.
Кроме античной традиции используется и библейская. Фраза «Будь поджигателем»вполне соотносима с притчей Соломона: «Если голоден враг твой, накормиего хлебом; ибо, делая сие, ты собираешь горящие угли на голову его» [см.:Притч. 25, 21-22]. Сжигая мосты, таким образом, не только разрушаем, но испасаем. Э. Менделевич тонко замечал, что данная «мудрость точно отметилапротиворечивость и устремлённость бытия: делая добро, человек всегда способствует добру, даже если это в своих проявлениях видится обратным»[222:160].Но присутствует ли небесный огонь в крайностях революционного взрыва? Не ведет ли это к внутреннему опустошению, нарушая так необходимуюдля истории парадоксальную антиномичность, что наблюдалось во временакак якобинского, так и красного террора: «Вы узники своих же лабиринтов! /Вы – мертвецы заклёпанных гробов! / Вы - суеверы, мечущие бомбы / В парламенты, и в биржи, и дворцы, - / Вы мыслите разрушить динамитом / Всё то,что прорастает изнутри - / Из вас самих с неудержимой силой!» [22:220].Создается впечатление, что Волошин против мятежа, тем самым противореча самому себе.
Это не так. Он против мятежа ради мятежа, он противтого, чтобы изменяли мироздание человека, не спросив его об этом. Он призывает творителей мятежа «к восстанью против / Законов естества и разума: /К прыжку из человечества - / К последнему безумью - / К пересозданью самого себя» [22:220].Это уже святоотеческая аскетика, требующая поступать не почеловечески, но по-божески.
В пересоздании себя поэт видел путь к освобождению. Ради этого он готов и на определенное самоограничение: «Свободы нет. / Но есть освобожденье. / Среди рабов единственное место / Достойное свободного – тюрьма» [22:220]. Борьба за Бога в себе приносит жизнь,даже если для этого необходимо умереть, за триединые революционные345принципы – небытие, то есть состояние, которое нельзя даже назвать смертью: «Не в равенстве, не в братстве, не в свободе, / А только в смерти правдамятежа» [22:221].М.А.
Волошин подчеркивает парадоксальность развития цивилизации:путь к материальной свободе приводит к духовному и физическому опустошению, к смерти. Поэт мечтает о Граде Божьем, ибо «Закона нет – есть только принужденье. / Все преступленья создает закон» [22:221]. Явный отсыл кизречению апостола Павла: «Где нет закона, нет и преступления» [6: Рим.4:15]. Художник своеобразно понимает христианскую заповедь, предлагаячеловеку понять «сущность зла.
/ Не бойтесь страсти, / Не противьтесь злому/ Проникнуть в вас; / Всё зло вселенной должно, / Приняв в себя, / Собойпреобразить» [22:221]. В преображении М.А. Волошин признает только однузаповедь: «Гори!» Он обращается напрямую к человеку: «Твой Бог в тебе, / Ине ищи другого / Ни в небесах, ни на земле: / Проверь / Весь внешний мир: /Везде закон, причинность, / Но нет любви: / Её источник – Ты! / Бог есть любовь. / Любовь же огнь, который / Пожрет вселенную и переплавит плоть»[22:221-222].
В данном отрывке поэт дословно цитирует св. евангелистаИоанна Богослова [6: 1-е Ин. 4:8] и апостола Петра [см.: 2-е Петр, 3:10], подтверждая свою приверженность христианской традиции, которая признаетзло как свершившуюся неизбежность, но и верит в конечную победу Божественной любви. Ради этой веры М.А. Волошин призывает: «Беги не зла, атолько угасанья: / И грех, и страсть – цветенье, а не зло; / Обеззараженность / Отнюдь не добродетель» [22:222].С христианских позиций он предлагает и свою социальную программу.Она, безусловно, утопична, но своими корнями уходит в реальность первобытного христианства [см.: Деян., 2:44-47] и не имеет, кстати, ничего общегони с толстовским анархизмом, ни с бакунинским, ни с прудоновским.
«Данои отдано? / Подарено и взято? / Все погашается возвратом? / Торгаши! / Вывыдумали благодарность, чтобы / Поймать в зародыше / И задушить добро?»[22:222] (совершенно очевидное напоминание о Нагорной проповеди Хри346ста). И, наконец, одна из причин зла: «Вы боретесь за собственность? / Нокто же / Принадлежит кому, - / Владельцу вещь, / Иль вещи помыкают человеком? / То собственность, / Что можно подарить. / Вы отдали – и этим выбогаты. / Но вы – рабы всего, что жаль отдать» [22:222].Конечно, М.А.
Волошин идеалист, но его идеалы жизненнее, чем идеалыдалекого коммунизма: «С собою мы уносим только то, / От обладанья чем мыотказались. / Неужто вы останетесь хранить / Железный хлам угрюмых привидений?» [22:222]. Поэт не согласен на жалкое угасание, его дух жаждет горения. Вместе с Христом он готов воскликнуть: «Огонь пришёл Я низвестьна землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!» [см.: Лк. 12:49]. Словнов исступленном восторге художник пишет: «Самовзрыватель, будь же динамитом! / Земля, взорвись вселенским очагом! / Сильней, размах! Отжившуюпланету / Швыряйте бомбой в звёздные миры.
/ Ужель вам ждать, пока комками грязи / Не распадется мерзлая земля? / И в сонмах солнц не вспыхнетновым солнцем - / Косматым сердцем Млечного пути?» [22:223]. Вспыхнет!Максимилиан Волошин и пророчество апостола Петра! Поэт погружается внего целиком: «Придет же день Господень, как тать ночью, и тогда небеса сшумом прейдут, стихии же, разгоревшись, разрушатся, земля и все дела наней сгорят» [см.: 2-е Пётр, 3:10].Наступит конец истории, который поэт видит апокалипсически. В следующих четырех главах («Война», «Космос», «Таноб», «Государство»)М.А. Волошин изложит свои основные взгляды на мироздание. И в этихвзглядах отношение к войне занимало первостепенное место, что собственносоответствовало религиозно-мифологическому отношению к Бытию.«Война» начинается со слов «Был долгий мир».
Поэт иронизирует: небыло мировой войны. Действительно, после франко-прусской войны в Европе царил мир (балканские войны не считались). Но это был мир, в которомсильные пожирали слабых: «Кидались на слабейшего и, разом / Его пожравши, пятились рыча…»[22:223]. И в это же время «Мыслители писали о всеобщем / Ненарушимом мире на земле» »[22:224]. Происходила на глазах ве347личайшая иллюзия на земле. Складывалось впечатление, что начало двадцатого века представляло собой прелюдию к царству справедливости и добра.В своей замечательной статье «Один из мифов нашего времени» Алехо Карпентьер писал: «У того, кто вознамерится в году эдак двухтысячном воссоздать историю нашего века и с этой целью примется листать страницы сегодняшних французских газет, создастся, наверное, впечатление, что два десятилетия, «опоясывающие» 1900 г., были «la belle époque» - прекраснейшейэпохой! – когда цивилизация достигла наивысшего расцвета, если говоритьоб изысканности и утонченности вкусов» [222:351] Это была эпоха, в которой «женщины качались в гибком танго / И обнажали пудреную плоть.
/ Манометр культуры достигал / До высочайшей точки напряженья» [22:224].В этих стихах понимание, что танго и пудреная плоть, на самом делепредставляет собой грустную имитацию культуры в высоком значении этогослова, ибо истинная культура, вспомним А.П. Чехова, не может радоваться,когда рядом происходит деградация человеческой личности. Поэтому неудивительно, что война наступила и пришел конец старой культуре. Дляизображения финала человеческой истории Волошин использует апокалипсические образы: «Тогда из бездны внутренних пространств / Раздался голос,возвестивший: «Время / Топтать точило ярости! За то / Что люди демонам, /Им посланным служить, / Тела построили / И создали престолы…»[22:224].Прослеживается четкая мысль, что гибель культуры происходитвследствие того, что материальные ценности стали предпочтительнее духовных.Духовный мир продавался за чечевичную похлебку, что неизбежно порождало зависть, ненависть, стремление к взаимному истреблению.
В этоммире господствовали демоны войны, изгнать которых возможно только вслучае, если «люди / Не победят их вновь, / В себе самих смирив и поборов /Гнев, жадность, своеволье, безразличье…»[22:224].Совершенно отчетливо слышен религиозный посыл и призыв к аскетическому подвигу, способному преобразить мироздание. Поэт словно возвра348щает нас к Нагорной проповеди, возвещающей милосердие и прощение дажеи к врагам. Ему отвратительно, что «…одни и те же речи / Живут в устах врагов: / Но смысл имен и емкость слов / Я исказил внутри» [22:225].
Это искажение народы, к сожалению, приняли за правду: «Понятья спутались, языкже стал / Безвыходно-единым. Каждый мыслит / Войной убить войну / Иодолеть жестокостью жестокость, / И мученик своею правдой множит / Моюже ложь» [22:225].
Происходило разрушение антиномичной истории, что,безусловно, не мог принять русский поэт. Налицо подмена истины: «Мудрость / Бесстыдно обнажившись, как блудница, / Ласкает воинов, / А истины,сошедшие с ума, / Резвясь, скользят по лужам / Оледенелой крови. Человеку,/ Достигшему согласия во всем, / Не остается ничего иного, / Как истреблятьдруг друга до конца!» [22:225].
Всему этому должно случиться, ибо человекперестал ощущать в себе Божественное присутствие, и вместо благодати Божьей «…бесы / На землю ринулись» [22:225].Ринулись, чтобы заполнить образовавшуюся пустоту. Мысль, перекликающаяся с евангельской: «Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходитпо безводным местам, ища покоя, и не находя говорит: возвращусь в доммой, откуда вышел.И пришед находит его выметенным и убранным;Тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и вошедшиживут там; и бывает для человека того последнее хуже первого» [cм.:Лк.11:24-26].История еще не знала такой масштабной бойни, каковой была перваямировая война: «Время как будто опрокинулось / И некрещенным водой Потопа / Казался мир: из тины выползали / Огромные коленчатые гады <…> Иникогда подобной пляски смерти / Не видел исступленный мир»[22:225-226].И это был тот мир, который мнил себя разумным.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
