Диссертация (1154425), страница 45
Текст из файла (страница 45)
«Ключ от бездны» и «кладезь» М.А. Волошиным объединены дляусиления сакрального смысла происходящего. Образы Откровения оживалии становились реальностью, «Чтоб мир пасти жезлом железным» (см.:Откр.2:27) Собственно, жезл железный – единственный выход, единственныйпуть, по которому можно достичь Космоса. Только он может управлять бездной и апокалипсической саранчой (см.: Откр. 9:1-10;20:1). Преисподняявышла на землю, чтобы огнём очистить её. Поэтому Бог посылает Серафима,огненного ангела. Древний образ огня огня выполняет функцию очищения ипреображения мира, который живёт в сатанической традиции: «А на вратахземных пещер / Он написал огнём и серой: / «Любовь воздай за меру мерой, /А зло за зло воздай без мер» [22:101].«То, что «зло возмещается не только тому, от кого оно пришло, но и егоблизким, и его соплеменникам, и возмещается рукою щедрой, не считая»,«Волошин считал одной из «сатанических» традиций, утвердившихся «в европейской морали» (письмо матери от 13 августа 1915) [17:446].
Это ещё одно подтверждение признания Бога абсолютной субстанцией, абсолютнойсправедливостью, ибо зло, имитируя любовь, совершает преступление безмерное, но это зло есть результат человеческого греха. Человек пожинает то,что он заслужил. В природе существует правило бумеранга, возмездия, и этовозмездие бьёт, порой не разбирая ни своих, ни чужих. Но эту языческуюмораль установил не Бог, но человек. Творец лишь констатирует факт человеческого падения и преступления: «И, став как млечный вихрь в эфире, /Мне указал Весы: «Смотри, / В той чаше - мир; в сей чаше - гири: / Всё прорастающее в мире / Давно завершено внутри»» [22:101].Характерен образ чаши, имеющий, как известно, сакральное значение.
Вданном стихотворении это не евхаристическая чаша, но, безусловно, имеющая библейский смысл. Чаша символизирует восприятие мира. Для кого-то223чаша выступает спасением, а для кого-то, можно сказать, камнем преткновения. Но поэт знает то, что другим знать не дано. Вступая в апокалипсическиевведения, М.А. Волошин четко обозначил избранность поэта. Однако поэтпомнит, что он подмастерье, а не огненный вестник, но подмастерье, знающий тайны Мастера: «Так был мне внешний мир показан / И кладезь внутренний разъят.
/ И, знаньем звездной тайны связан, / Я ввержен был обратнов ад» [22:101].Ключи же от ада имеет Господь, и М.А. Волошин знает, что путь к Истине именно через ад и лежит. Это путь странника и поэта. Страннику же ипоэту присуще свобода. Для поэта свобода означает совершение нравственного выбора. В «Прологе», надо оговориться, фактически выступает не лирический герой, а Автор. Перед нами размышление и движение именно Автора,он настаивает на своём авторском послании и авторском видении. В принципе можно сказать, что лирический герой и автор слились в единое целое, творя миф, в котором реально соприсутствуют ангелы и определяется жизненное кредо.
Создавая стихотворение, М.А. Волошин прежде всего заботится,чтобы его мифическая символика отражала его мироощущение, потому чточерез субъективное мироощущение выковывается объективная доминанта. Иэта доминанта соединяет мироощущение поэта с объективной реальностью.Его мифопоэтическое отношение к бытию становится частью мироздания кактакового: «Один среди враждебных ратей - / Не их, не ваш, не свой, ничей- /Я голос внутренних ключей, / Я- семя будущих зачатий» [22:101].Таким образом, поэт совершил выбор.
Он определил своё нравственноеотношение к действительности, всё более используя библейскую образнуюсимволику, становясь соучастником древнего библейского сознания. Волошин принимал в своё мироощущение не антропософское восприятие Откровения, а каноническое. Канонический текст Откровения становится для поэта толчком к творчеству, к собственному откровению. «Каноническое искусство играет огромную роль в общей истории художественного опыта человечества. Вряд ли имеет смысл рассматривать его как некоторую низшую224или уже пройденную стадию. И тем более только его внутреннюю синтагматическую структуру, но и скрытые в нём источники информативности, позволяющие тексту, в котором всё, казалось бы, заранее известно, становитьсямощным регулятором и строителем человеческой личности и культуры»[202:441].Можно сделать обобщение, что волошинский «Пролог», насыщенныйбиблейской символикой и образами Откровения, фактически выстраивал поэтическую личность и ее отношение к бытию.
М.А. Волошин помнит, что онобращается к Андрею Белому, поэту-символисту, и потому подчеркиваетсвою внутреннюю связь с душой мироздания, готовность быть «голосомвнутренних ключей и семем будущих зачатий». Это соответствовало эстетике символизма. Но М.А. Волошин насыщает свой символизм реальным этическим содержанием.
Концепты - «Великая Брань», «Вестник», «ключи»,«саранча», «жезл железный», «Весы», «чаша», ад» - отражают реальную систему координат, в которой пребывает поэт и мир. Он не бальмонтовский «я– для всех и ничей» [4:102], но голос внутренней правды. Его Господь и в адснизошел, чтобы возвестить истину. Этот же шаг совершает и поэт, ощущающий себя частью Христа, даже ассоциируя себя с Ним.
Для Максимилиана Волошина это символизирует начало новой эры, начало Армагеддона.Очевидно, потому ключевое девятое стихотворение цикла названо «Армагеддон». Число 9 вообще представляется значимым (девять кругов ада в дантовской «Божественной комедии», девять чинов в ангельской иерархии). Ужесамо название несет в себе конкретную библейскую символику. Поэт беретза основу событие, происходящее в Откровении.
Иоанн Богослов повествуето семи чашах гнева Божия, которые вылиты на землю. Весь этот ужас поэтубыл показан, но кем? Поэту это не столь важно: «Взвёл на холм и указал вокруг» [22:101].Максимилиан Волошин ассоциирует себя с пророком, которого, как пугливую лань, «пронзил испуг» и у которого «упало сердце человечье». Этакартина могла произойти именно потому, что утеряно человеческое сердце, в225результате чего получили пустоту: «И таких невыявленных мук / Я не грезилв смутном сновиденьи!» [22:101].
Поэт для усиления впечатления рифмует:«запустенья» и «сновиденьи». Пустыня отражает смутное ожидание хаоса,виденное во сне, в том самом сне, где, видимо, переплелись Аполлоново искусство и дионисийская игра, в связи с чем и используется эпитет «в смутном». До того времени, пока поэта не взвели на холм, он пребывал именно в«смутном сновиденьи» и «грезил». Но открываемая впоследствии библейскаякартина не могла не потрясти певца мифического мира: «Сквозь огненныежерла/ Тесных туч багровые мечи / Солнце заходящее простерло…» [22:101102]. Однако перед нами не просто описание апокалипсической картины, перед нами структурно-семантический код, шифр поэта, пытающегося сквозьметафоры и эпитеты донести смысл грандиозного исторического события,знакомого нам по Апокалипсису, но вплетённому в пространственновременную сеть великой мировой войны.Эту сеть необходимо распутать так же, как необходимо понять код Апокалипсиса.
Ключ к коду может дать только структурная поэтика, потому чтоМ.А. Волошин нанизывает на нить стихотворения пергаментные фрагментысобытия. «Структурная поэтика всегда исходит из того, что наблюдаемыйфеномен – лишь одна из составляющих сложного целого» [204:64]. Вот этимсложным целым для поэта выступает картина Армагеддона, в которой: «Цепенела в мертвом исступленье / Каменная зыбь материка» [22:101]. Строканасыщена эпитетами, передающими образ наступающей смерти. Через картины природы передается оцепенение самого поэта и мироздания.
Этот мирнаходился в исступлении: «каменная зыбь материка» представляет собой едва уловимое движенье «мертвых душ» или «живых трупов». М.А. Волошинусиливает душевную неустроенность повтором прилагательного «смутный».Да и не может быть ясности у того, кто ощущает себя частью бытия, даже если это бытие превращается в пустыню (вновь повтор).Поэт рядом со смутой употребляет слово «пустыня», усилив концептом«саваны пустынь», что является символом смерти. В этих саванах заверша226лось историческое путешествие человека: «И клубились свитками простынь/ Облака».
Странники истории обрекли солнце на «багровые мечи»кровавой войны. Это конец и исполненье сроков. Но разве на самом деле дано человеку знать волю Провидения? Вот почему, придя к осознанью своегонезнания, Подмастерье молит и получает ответ: «Сюда // Приведут в деньСтрашного Суда / Трое жаб царей и царство мира / Для последней брани всехвремен» [22:102].От мирового незнания поэт приходит к знанию, уподобляясь пророку.Это пророчество он получил, личностно исстрадавшись в смуте и грезах. Этобыло не воображение, но видение художником реальной перспективы. Трижабы символизируют дракона, зверя и лжепророка. Следует обратить внимание на число три.
Сатана - не творец, он лишь повторяет божественное триединство, имитируя Его в своем дьявольском воплощении.Несомненно, важно видение Страшного Суда, оно изображается поэтомсимволично, но предельно канонично. Канон помогает осмыслить происходящее, осмыслить историю: её начало – «По иссохшим ложам океанов» – иконец – «день Страшного Суда» [22:102]. В финале человечество ожидаетбожественная чаша.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
