Диссертация (1154425), страница 37
Текст из файла (страница 37)
Наверно, поэтому Волошин от французской словесности придет, естественно, при ее непосредственном участии кантичному миросозерцанию, о чем говорилось выше. Это было естественноеобращение к миру Аполлона, в котором поэт видел «прекрасный сон жизни»[86:98].Мифопоэтическое становление духовного пути поэта должно было объективно ввести его в ткань античного миросозерцания, где Аполлон присут180ствует в силе, «которая клокочет и бьется в стройном согласии девяти муз»[86:110]. Эту силу Волошин отчетливо видит в театре, где лица и маски исполняют свои роли. И особенно важно для поэта: театр «творит только длянастоящего» [86:113].
То есть театральное действо «в душе зрителя» [86:113].В душе познается лик, познается автор произведения, и зритель и автор становятся участниками театрального действия, в котором выявляется сущностьтого или иного лица. На театральных подмостках М.А. Волошин хотел увидеть не просто ликотворчество, но образ творческого стояния человека вмироздании. В этом стоянии он способен рождать миф, воплощать мечту,увиденную на сцене, в реальность. Но это реальность не будет голым ипошлым натурализмом, но реальность, рожденная мифологическим сознанием, прошедшим через катарсис.
Поэтому М.А. Волошина интересует природа театральной маски, которая была создана из-за стыдливости духа [см.:86:122].«Образование маски – это глубокий момент в образовании человеческого лица и личности. Маска – это священное завоевание индивидуальностидуха <…> - право неприкосновенности своего интимного чувства, скрытогоза общепринятой формулой» [86:122]. Именно маской прикрывался французский лик, в то время как русский творился в обнаженности духа. В разномвосприятии действительности М.А. Волошин угадывал будущее театра какявление мирового духа. Через маски и лица к лику, в котором «высшая тайна».Эту «высшую тайну» пытался постигнуть художник, когда размышлял осмерти в своем этюде «Демоны разрушения и закона».
Тайна жизни и смерти– вот чем должно заниматься искусство. И поражало М.А. Волошина то, чтосмерть стало приходить невидимо, тем самым обезличивая время и пространство человеческого бытия. «Взрывчатые вещества несут с собой страшныенарушения равновесия силы и морали, на котором покоится каждый общественный строй» [86:178].181В результате нарушенного равновесия происходят революции и гражданские войны, действие которых поэт наблюдал в годы первой русской революции 1905-1907 г.г. Его «Пророки и мстители» - возвращение к традициям Святых Отцов, к традициям русской классической литературы, в которойпервоочередную роль выполняли А.С. Пушкин, Ф.И.
Тютчев, Е.А. Баратынский и, конечно же, Ф.М. Достоевский. С позиций Классики будет рассматривать поэт прошлые, настоящие и грядущие события. Не только с мифологических, но теологических позиций, вплетенных в сознание поэта, будетпроисходить осмысление действительности.Революция станет частью мировосприятия Максимилиана Волошина.Вне ее контекста уже не будет познание мироздания, вне революционногодейства невозможно и творение нового лика. Эта объективная реальность, скоторой приходилось считаться. В этой реальности – индивидуализм и традиция, искусство и искушение.
М.А. Волошин ищет пути развития человеческого духа, пытаясь понять самоограничительное творчество в искусстве, вкотором, как и в жизни, происходят революционные изменения.«Канон в искусстве, - писал художник, - не есть нечто мертвое и непреложное. Он постоянно растет и совершенствуется. Противоречие между живым духом и каноном то самое, которое есть между постепенным развитиемчеловеческого организма вообще и постоянным ритмическим возвращениемв него беглой искры индивидуального сознания, вспыхивающего между рождением и смертью» [86:259].В статье «Индивидуализм в искусстве» Волошин непросто размышляет опсихологии индивидуального в искусстве, его интересуют теологические вопросы, тесно связанные с жизнью человека. Отталкиваясь от понимания искусства Гете, русский поэт находится в поиске взаимодействия духа и материи, в поиске обретения личности.«Две противоположные силы самосохранения и самопожертвования делают эволюцию трагическим восшествием индивидуальности, соответствующим крестному нисхождению Духа.182Но Дух, самоограничиваясь, жертвует не всего себя: только один лучсолнца уходит в материю – не Бог, а сын Божий воплощается на земле, в тоже время как человек в своем восхождении должен целиком, безвозвратноотрешиться от самого себя, чтобы подняться на новую ступень <…> Тот, ктоотдает свою индивидуальность, снова найдет ее.
Тот, кто будет хранить, - потеряет.Семя, если не умрет, не принесет плода» [86:260].Максимилиан Волошин в своем духовном становлении каждым шагомприближал себя к богословию и к Св. Евангелию, в котором отрицание эгоцентризма, погружение в творчество, признается высшей человеческой ценностью, приближающей к Богу. В поиске истины поэт не играл, и не пряталсяза отточенные фразы, в чем его упрекал Б.М. Эйхенбаум, писавший в «Русской мысли»: «М.
Волошин очень хочет писать так, как пишут французы. Онделает все возможное, чтобы быть самым французским из всех русских. Свидом изящного равнодушия говорит он о самых модных темах, о самых серьезных вопросах. Слог его замечательно словесен, но, к сожалению, лишенпризнаков искреннего и глубокого воодушевления.
Фраза живет у него самапо себе – он за ней ухаживает, украшает ее, сам со стороны ее любуется и,как истинный влюбленный, хочет, чтобы все ее восхищались. Он совсем незаботится о том, чтобы читателю открылся собственный его «лик творчества» - все приносится в жертву влюбленной словесности. И потому, когдадело доходит до общих положений, автор оказывается совершенно бессильным и даже просто банальным» [86:591].К сожалению, Эйхенбаум не увидел в творчестве М.А. Волошина стремления найти в мифологии идеальных символов и комбинировать «их согласно тому, как это мне кажется удобным» [86:591]. Не увидел искреннего желания познать действительность во всей ее антиномичности, не увидел, что«познать собственный лик можно только путем сопоставления с другими исо всем миром явлений» - писали В.П.
Купченко, В.А. Мануйлов, Н.Я. Рыко-183ва в статье «М.А. Волошин – литературный критик и его книга «Лики творчества»» [86:593].Конечно, в «Ликах творчества» критик во многом выступал с позицийсимволистской эстетики, о которой Д.Е. Максимов писал: «Стремление опереться на далекие и непривычные для большинства русских читателей сферыкультурного опыта всех времен и народов, обилие редких имен и названий,подчеркнутое внимание к чисто эстетическим оценкам, преобладание высокого, эмфатического стиля, насыщенного метафорами и условными формулами, иногда афористического, подчас декоративного, щеголяющего “красивостями”, склонность к импрессионистическому субъективизму, порою доходящему до иррациональных построений, и, конечно, отталкивающая демократическую интеллигенцию аполитичность – вот внешне взятые, но броскиеи характерные признаки этой критики» [145:196].
Но Волошин шире и глубже символизма. Уже указывалось выше, что символизм был фундаментомнового отношения к действительности, которое поэт называл неореализмом.В неореализме постигался лик – смысл и достояние искусства и жизни, в которой это искусство преломлялось.Чем же для М.А. Волошина был лик? «…Волошин называл ликом некийсинтетический образ человека, преимущественно творческого, в котором егодуховные особенности выступают в материальных, внешних проявлениях: вего обличии, в событиях его жизни, в его судьбе и творчестве. <…> Найтисамое характерное во внешности человека или страны, свести их многообразие к одной формуле и воплотить эту формулу в красках или слове – вот задача художника» [86:594].
«Конечная цель искусства в том, - писал Максимилиан Волошин, - чтобы каждый стал пересоздателем окружающей природы…» [86:266].Пересоздать же способен только человек творческий, обладающий ликом в мироздании, заключающий в себе возможность дерзновенно предстатьперед Творцом всего сущего. Это пересоздание неизбежно приведет человекак радости, что и несет истинное искусство. Но искусство несет в себе и ис184кушение. В этот период своего творчества Волошин приемлет и светлый, итемный лик. В этом его философия, которая зиждется на словах Христа, говорящему в Нагорной проповеди, что Бог-Отец «повелевает солнцу Своемувосходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (см.: Мф.
5:45).Однако это не значит, что художник не должен стремиться к совершенству, к которому призывает Своих последователей Христос. Осмысление истин христианства помогает М.А. Волошину следовать так называемым царским, срединным путем познания и миросозерцания. Особое значение в понимании действительности для поэта выполняла русская икона, котораяуникальным образотворчеством запечатлела лик древнерусского человека.Обратить внимание на эту уникальность, и призывал Максимилиан Волошин,писавший в статье «Чему учат иконы?»: «В дни глубочайшего художественного развала, в годы полного разброда устремлений и намерений разоблачается древнерусское искусство, чтобы дать урок гармоничного равновесиямежду традицией и индивидуальностью, методом и замыслом, линией икраской» [86:295].Возвращение к религиозной традиции неизбежно приведет к тому, что«дневное – логическое – сознание постепенно высвобождается из ночного,интуитивного, сонного сознания.
Последнее господствует в нас не только вовремя нашего сна, но и во время бодрствования, когда мы действуем подвлиянием желаний, страстей и чувств» [86:295].Можно сделать вывод, что логика духовного движения вела Волошина квысшему познанию, к познанию человека, в котором мифологическая традиция стала перекрестком мироздания, ее своеобразным центром. Поэтому онтак внимательно вглядывался в современников. Творя поэтические лики вцикле «Облики», Волошин воссоздает их и в критическом творчестве.