Диссертация (1154425), страница 34
Текст из файла (страница 34)
Волошин в 12-м сонете. Структурно-семантический ряд выстраивается от Ужаса через Химеры антики, осколки Евхаристической Чаши,к Богу – Творцу, спускаясь к Деннице – Люциферу, который в сонете несетдвойственную функцию. С одной стороны – Утренняя заря, что соответствует славянской мифологии, с другой – Сатана, поднявший мятеж против своего Творца: «Лик Ужаса в бесстрастности эфира - / Вне времени, вне памяти,вне мер! / Ты кладбище немыслимых Химер, / Ты иверень разбитого Потира.// Зане из сонма ангельского клира / На Бога Сил, Творца бездушных сфер, /Восстал в веках Денница – Люцифер, / Мятежный князь Зенита и Надира»[22:90-91]. И в этом мятеже, который станет мифической сутью поэта, куетсясмерть, куется «огненное «Я»». М.А.
Волошин писал: «Чудовищные демоны< … > это раздельные биения какой-то великой космической силы, которуюмы можем познать лишь по слабому ее прообразу огня!Огонь, впившись в толщу звериного однородного человека, состоявшегоиз самцов и самок, выплавил из него семью, выявил из самки женщину в еетрех ипостасях – сестры, девушки и матери, огнем скристаллизоваласьнеприкосновенное жилище человека, из огня, как из семени, расцвела всянаша государственность. Мы привили себе яд огня, и он стал основой всейнашей жизни.
Огонь, разъединяющий все материальное, стал для человекацементом духа. Взрывчатые вещества пришли как новый огонь. Они плетутсвое гнездо в страстях человека: «в гневе, в ненависти, в жадности во властолюбии» [86:177-178]. Демоны огня и взрыва выкристаллизовывали нашу цивилизацию: «Ваяя смертью глыбы бытия / Из статуй плоти огненное «Я» / Внас высек он; дал крылья мысли пленной, // Но в бездну бездн был свергнут165навсегда. / И остов недосозданной вселенной - / Ты вопль тоски, застывшийглыбой льда» [22:91]Следует обратить внимание, что для М.А. Волошина Люцифер являлсяучастником творческого процесса мироздания (поэт не одинок в таком понимании, например, для М. Врубеля демон выступает не только в качстве разрушителя и создателя зла, не обойден вниманием демонический образ и втворчестве Леонида Андреева).
Вселенная творилась из взрыва, значит,налицо творение через смерть. Именно смерть взрывается в глыбах бытия.Образ Люцифера не столько привлекает поэта, сколько он понимает, что безэтого реального действующего лица истории невозможно сотворить мифологию бытия. Для мифотворчества необходим лик, и пусть этот лик темный, ноон лик, неизбежно участвующий в мироздании, если не в абсолютном творчестве, то хотя бы относительно. В 13-м сонете М.А.
Волошин повествует оледяном аде, который необходимо пройти и который есть часть страннического скитальчества, изгнание человеческого. Что человек изгнанник – дляпоэта аксиома. Адам – человек был изгнан из Рая. С этого момента начинается голгофская история человечества, с этого момента человек познал смертьи ад.
И луна к этому имеет непосредственное отношение. Художник писал:«Души разлагаются на Луне, как трупы». [17:444]. Луна для М.А. Волошинауже не просто мифологема, но одна из составляющих бытия, модель мира,вмещающая в себя время и пространство: «Ты вопль тоски, застывший глыбы льда! < … > Средь судорог погасшая звезда» [22:91]. В этом времени ипространстве происходит ковка нового фундамента мироздания. Фундаментальность же познания мироздания невозможно без ипостасийности, причастности к борьбе, в которой осуществляется человеческая личность: «Надухов воль надетая узда, / Грааль борьбы с причастьем горькой соли. / Голгофой душ пребудешь ты, доколе / Земных времен не канет череда» [22:91].Луна, по мысли поэта, обречена стать частью христианской литургии.Поэтому он использует смысловые знаки христианского Предания.
Как известно, Грааль – Чаша Причастия, из которой Иисус Христос возливал вино и166раздавал своим ученикам на Тайной Вечере. Перед нами встает реально евангельская история, история, когда Христос предзнает, что с Ним случится ужев ночь на пятницу. Он знает, в какой борьбе предстоит Ему участвовать, ноОн готов к «причастью горькой соли». Христос идет на это во имя спасениялюдей, во имя торжества добра над злом. Темный лик встретит Его Голгофой, но это необходимо преодолеть, преодолеть ради Вечности, ради Бога,который призывал человека в Нагорной проповеди быть солью земли.
Но чтобы быть солью, нужно пройти Голгофу. Причастившись соли, человек становится избранным (не забудем, что в этот период творчества М.А. Волошинаволновала теософская теория избранничества). Слова Христа прямо на этоуказывают: «Вы – соль земли» [см.: Мф. 5:13]. Но избранничество предполагает борьбу. И человек избран.
Это его голгофский крест. Луна же «Граальборьбы с причастьем горькой соли» напоминает Иуду, причастившегося, ноотверженного. В своем отвержении он несет смерть, но эта смерть в итогеприведет к Воскрешению. Этот лунный путь странный, но этот путь для поэта неизбежен. В нем мёртвые познают слова ада, разлагая «тела в земле, адуши на луне». Луна – это «жадный труп отвергнутого мира!» Она отвергнута, подобно Иуде. Однако личность Иуды привлекала и манила.
Особенноэто происходило во времена духовной расстроенности, каковой являласьэпоха рубежа веков. Практически представители всех национальных культуробращались к образу Иуды. Достаточно вспомнить и Анатоль Франса, и Леонида Андреева, и Оскара Уайльда, да и многих других. Сам М.А. Волошинобращался к образу Иуды нередко. Вот что он писал в своём этюде «Евангелие от Иуды»: «Человечество в лице своих самых беспокойных и ищущихпредставителей во все времена подходило с разных сторон и к вопросу обИуде Искариотском и старалось разгадать его». Для поэта Иуда – темноликий избранник.
Им же было создано стихотворение «Иуда Апостол», гденапрашивается аналогия с евангельским повествованием [см.: Ин. 13:26-28].Обращение к данной тематике было вызвано попыткой понять тёмныйлик человечества. Понять же его можно было, только совершив акт преда167тельства по отношению к «Солнцу Правды», Христу.
Надо признать, что таким путём шли многие представители Серебряного века (Валерий Брюсов,например, будет проводить так называемые «черные мессы»). МаксимилианВолошин в своём мифотворчестве показывает акт падения и борьбы. Но этоборьба не теософская, а борьба личностная. Фактически этим насквозь теософичным по замыслу венком сонетов поэт доказывает несостоятельностьдоктрины Блаватской и Штейнера, отрицавших боголичность Христа. УШтейнера личность подчинена безличному космосу, она безучастна и безжизненна. А личность подвержена падениям и восстаниям. Все это зафиксировано в библейской истории: «Ты жадный труп отвергнутого мира, / К живой земле прикованный судьбой. / Мы, связанные бунтом и борьбой, / С вином приемлем соль и с пеплом миро» [22:91].
Уже в первом катрене переднами евангельские образы: «вино», «соль», «пепел» и «миро». Вино, как известно, символизирует кровь Христову; соль - горестную избранность; пепел– жертвенное сожжение; миро – освящение пути человека. И евангельскаясимволика более чем не случайна. Максимилиан Волошин писал: «Каково быни было отношение к Евангелию как к книге человеческой или к книге божественной, евангельский рассказ незыблемыми кристаллами лежит в душекаждого. Язык нашего морального чувства возник из Евангелия, и каждоеевангельское имя, каждый евангельский эпизод, каждая евангельская притчастали гранями нашей души.
Поэтому каждое евангельское слово – символдля нас, ибо символом мы называем то слово, которое служит ключом от целой области духа» [86:460]. А человек по сути своей духовен, духовным жеможет быть только Личность. И Личность, прошедшая Голгофу, имеет правосудить Вселенную и человека, ибо «в день Суда единая порфира / Оденет нас– владычицу с рабой. / И пленных солнц рассыплется прибой / У бледных ногИошуа Бен-Пандира» [22:91].М.А. Волошин намеренно очеловечивает Христа, давая Ему талмудическое имя, обозначающее, как известно, не Бога, а человека, сына римскогосолдата.
Здесь он выступает против теософского понимания Иисуса Христа,168которые считали, как и гностики, что страдания Иисуса Христа есть лишьвидимость. Созданная лунная география говорила об обратном. Страданияпоэта, его жертвенность и путь так же, как и у Христа совершенно реальны.Но в отличие от Христа человек не Бог. И более подвержен скитаться по перекресткам мирозданий. Его теснит «венчальное кольцо», и он готов «в молчании великом» склонится перед непостижимой и «Тайной глубиной»,«Жемчужиной небесной тишины». М.А.
Волошина держит еще «Тайная доктрина» Блаватской, он еще не видит, какой дорогой идти окончательно. Емухочется познать все дороги, что свойственно эстетике символизма. Вспомнимотрывок стихотворения Валерия Брюсова «Я», с которым Волошин, по мысли В.В. Полонского, находится в интертекстуальном диалоге [260:352]: «Истранно полюбил я мглу противоречий / И жадно стал искать сплетений роковых. / Мне сладки все мечты, / Мне дороги все речи, / И всем богам я посвящаю стих» [9:66].М.А. Волошин склоняется ниц перед «жемчужиной небесной тишины»,в ней связуются все нити мироздания.
Она начало его вселенского мифа, вкотором поэт неминуемо ожидает чуда. Ибо склоняться ниц перед глубиной,значит, ожидать чуда. «Миф есть чудо» [190:537]. Но это не просто чудо,нарушающее законы природы, но чудо, раскрывающее личностную связь.«Итак, в чуде встречаются два личностных плана: 1.) Личность сама посебе, вне своего изменения, вне всякой своей истории, личность как идея, какпринцип, как смысл всего становления, как неизменное правило, по которомуравняется реальное протекание; и - 2.) Самая история этой личности, реальное ее протекание и становление, алогическое становление, сплошно инепрерывно текучее множество – единство, абсолютная текучая неразличимость и чисто временная длительность и напряженность» [190:548].Именно личность и вселенная, личность и история, личность и цивилизация, личность и мифотворчество в бытии интересовало М.А.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
