Диссертация (1154425), страница 32
Текст из файла (страница 32)
Характерен структурно-семантический ряд сонета: «Лампада снов», «Владычица зачатий», «Светильник душ», «Таинницамечты», «Богиня мглы и вечного молчанья», «Кристалл любви», «Алтарьночных зачатий»- действительно превращают Луну в один из источниковжизни наравне с солнцем. Тема любви и смерти усиливается в третьем сонете: «Кристалл любви! Алтарь ночных заклятий!» [22:87].В данном сонете художник усиливает особенно настойчиво мифологическую составляющую смерти, ибо смерть - это всегда тайна, поэтому в лунномпейзаже соприсутствуют смерть и тайна. Луна для поэта - начало, «Алтарьночных заклятий!», но это начало тесно связано со смертью и привидениями«яростной Гекаты»: Геката – многоликое божество преисподней стоит у истоков разделения человечества.
Согласно идеям антропософии («Тайная доктрина» Елены Блаватской и «Теософия» Рудольфа Штейнера) с отделениемлуны от земли произошло разделение полов. И в этом разделении и трагедия,и неотступное желание единства. Стремление к единству естественно, вдревности в нем находились. Но в цивилизационный период истории разделение необходимо, чтобы совершилось соединение.
И оно возможно черезпарадоксальный ряд: смерть-рождение-смерть-воскресение. Оно возможночерез соединение мужского (солнечного) и женского (лунного) начала.Солнце выступает символом могущества и постоянства, в астральном телекоторого сущность вещей и природы, в то время как Луна представляет собой женское начало, изменяющееся и непостоянное.Таким образом, луну характеризует чувственность и изменчивость, призрачность, магическая таинственность: «Царица вод, любовница волны»[22:87].
Для усиления своей мифологемы М.А. Волошин использует древнеэллинские поверья об Эмпузе: «Привидение из окружения Гекаты, многоликая и изменчивая (ослиная морда, пес, прекрасная дева)» [280:656].Можно сделать заключение, что рождение видится поэту некоей магией,в которой присутствует страстный порыв: «Плоть призраков есть ткань твоих157лучей» [22:87]. И этот страстный порыв потому призрачен, потому что изменчив, непостоянен, как волна.
Но, однако, без этого страстного порыва невозможно совершиться зачатью. Кодовыми ядрами данного сонета, безусловно, являются строки: «Кристалл любви! Алтарь ночных заклятий!»,«Стада Эмпуз; поют псалмы проклятий», «Плоть призраков есть ткань твоихлучей», «Царица вод, любовница волны».В четвертом сонете поэт, раскрывая тему зачатия, показывает болезненность материнского начала. При этом используется образ древнеиндийскоймифологии «Йони - женский половой орган, в древнеиндийской мифологии- символ божественной производящей силы» [17:444]. «Цветок цветов!Небесный образ Ионии!/ Твоим рожденьем женщины больны» [22:87]. Собственно, можно вспомнить библейскую истину, что рождение всегда будетсопровождаться мучительными болезнями.
И что болезнь есть результат греха (см.: Быт. 3:16). Болезнь и страдания, однако, по М.А. Волошину, краеугольный камень любви: «Но не любить тебя мы не вольны» [22:87]. Болезньи любовь становятся поистине мифическими спутниками мироздания, участниками переживаний поэта. Он ощущает себя микрокосмосом, имеющимравную ответственность с большим космосом: «И глубиной таинственныхизвивов / Качания приливов и отливов / Внутри меня тобой повторены».В ней, Луне, поэт видит глубину или, лучше сказать, глубинность мироздания: «К тебе растут кораллы темной боли, / И тянут стебли водоросли воли / С какой тоской из влажной глубины!» [22:87].Согласно учению Елены Блаватской, изложенной в «Тайная доктрине»,«глаз - Луна, чье отражение смотрит из Глубины и которая, заходя, погружается, наконец, в Океан». Океан символизирует начало и круговорот мироздания, к которому тянется «Всё смертное, усталое, больное, <…> Весь Океан,<…> Весь мутный ил задушенных приятий,/ Все, чем я жил, но что я неизжил - / К тебе растут сквозь мглу моих распятий» [22:87-88].
Через болезненную страсть, через приливы чувств М.А. Волошин пытается прийти космыслению рождающегося Бытия. В этом рождении, по его представлени158ям, невозможно обойтись без зла. Через распятие, через мученичество к обретению Светлого Лика, к вхождению в поток, окружающий земной диск, ивлияющий на духовное становление человека (см.: Посидоний «Об Oкеане»).Духовное становление поэт, конечно же, связывает с Луной, она частьмиробытия, значит, к ней « … растут сквозь мглу моих распятий / Цветыглубин. < … > Круг сестер и братий // Разъяла в станы двух враждебных ратей» [22:88]. Поэт восходит к Божеству от обратного. Стоит вспомнить, чтодля того, чтобы достичь рая, Данте, оказавшись в темном лесу, не в рай былповеден прямой дорогой, а жуткой тропой ада и чистилища. Путь к Богу, поВолошину есть путь искушений, прохождения через круги ада, через мученичество страсти: « О, дай и мне к ногам твоим припасть! / Чем дух сильней,тем глубже боль и сжатей…» [22:88].
Но в этой боли творится поэт и человек. Мысль уводит поэта в античную Эгину, в начало лунного мифотворчества: « … лунный рог, / Спускаясь вниз, аллея, багровея…» [22:88].Так начинается поэзия, из мифа рождается личность, чтобы спуститься впреисподнюю, где царствует смерть, но и прародительница Диана: «С кладбищ земли, с распутий трех дорог / Дым черных жертв восходит на закате - /К Диане бледной, к яростной Гекате!» [22:88]. В преисподней начинается история известной нам человеческой цивилизации, ибо рай потерян, и осталасьтолько память о нем, но миф о Диане и Гекате реален, потому что плоть торжествует в окружающем мире и чтобы победить этот мир, необходимо егопреодолеть. А чтобы преодолеть, необходимо вознестись «к Диане бледной,к яростной Гекате!»Как Вергилий уводил Данте, так и М.А.
Волошин шел по лунным кругам преисподней. Мифотворчество М.А. Волошина наполняется эллинскоймифологией, чтобы раскрыть философию миробытия, чтобы в мифе совершить акт рождения человека. Поэтому поэт использует древний миф. Миф оГекате и Диане работает на становление поэтической личности, но не будемзабывать, что М.А. Волошин искренне верил в существование мифологических божеств. И, создавая свой миф, он исходил из собственной космографи159ческой веры, веры, способной помочь пройти через демонический лунныйдуховный ландшафт: « К Диане бледной, к яростной Гекате / Я простираюруки и мольбы: / Я так устал от гнева и борьбы - / Яви свой лик на мертвенном агате!» [22:88].Веры, способной пройти и обнаружить лик, именно подчеркнем лик, а неличину, ибо и в преисподней встречаем именно демонические лики. Когда-тосущности небесные обладали светлым ликом, но в результате страстного игордого греха падения они приобрели темный, но все-таки лик.
Это внутренняя глубина, этот душевный трамплин, с которого возможно восстановлениесветлого лика. Но история цивилизации такова, какова она есть. Миф долженсовершиться до конца, и М.А. Волошин это понимает: «И ты идешь, багровая, в раскате < … > На перекрестке слышен вой собак, < … > И пробуждаются в озерах глубины, / Точа в ночи пурпуровые яды, / Змеиные непрожитые сны» [22:88-89].Вне «пурпуровых ядов» немыслимо движение во вселенной.
М.А. Волошин объединяет Диану, вспомогательницу рожениц, с Гекатой, которая согласно мифу обладала всеобъемлющей властью, готовая оказать помощь.Именно поэтому М.А. Волошин в своём мифе обращается к тем богиням, которые способны оказать ему помощь. Кроме того, он обращается к ним, потому что видит в них родственные души. Как известно, Геката скиталась всопровождении псов и призраков [280:124]. И поэт ощущал себя причастными к миру призраков, и безусловным скитальцем. Таким образом, его скитальчество было не просто поэтической метафорой, но сутью его мифотворчества. В своём мифе он рождался, умирал, ходил с привидениями, носил засвоей богиней факел, бич и змей, которые становятся знаками данного сонета. Факел - символ лунного света, в мерцании которого происходит зачатье;бич - символ страстной власти и безудержной чувственности; змея - символискушения, нить которого протягивает нас до библейского змея-искусителя.Для М.А.
Волошина миф и библейское предание реальны, поэтому он сливает их в форме своего сонета. Миф, в котором привидения и призраки влива160ются в библейское предание об искушении Адама и Евы [см.: Быт.3:5] «Словами змия: «Станете как боги!/ Сердца людей извечно прожжены» [22:89].Обращение к библейской теме было не признаком моды для М.А. Волошина. Это обращение было вызвано не только художественным интересом кпограничному состоянию человека рубежа веков. Не только потому, что вСвятом Писании находили так знакомый духовный разлом и пролом сознания, но и потому, что библейские сюжеты и мотивы наталкивали поэта наосмысление вселенского и личностного бытия: они были для него сущностной истиной.