Диссертация (1154419), страница 41
Текст из файла (страница 41)
Филиал. С. 68).Он не может, подобно журналистам, соизмерять свое творчество с задачамиидеологии текущего момента:«Бродского волновали глубокие истины. Понятие души в еголитературном и жизненном обиходе было решающим, центральным.Будни нашего государства воспринимались им как умирание покинутогодушой тела. Или - как апатия сонного мира, где бодрствует толькопоэзия...Бродский создал неслыханную модель поведения. Он жил не впролетарском государстве, а в монастыре собственного духа» (С.235Довлатов.
Ремесло. С. 29-30.)Более того, реальная жизнь обычно мешает, препятствует писательскомутруду – они несовместимы:«Тебя угнетают долги? У кого их не было?! Не огорчайся. Ведь этоединственное, что по-настоящему связывает тебя с людьми…Оглядываясь, ты видишь руины? Этого можно было ожидать.Кто живет в мире слов, тот не ладит с вещами.Жить невозможно. Надо либо жить, либо писать.
Либо слово,либо дело. Но твое дело – слово. А всякое Дело с заглавной буквы тебененавистно. Вокруг него – зона мертвого пространства. Там гибнет все,что мешает делу. Там гибнут надежды, иллюзии, воспоминания. Тамцаритубогий,непререкаемый,однозначныйматериализм…»(С.Довлатов. Заповедник. С. 212).Поэтому писатель недолжензаниматьникакиеответственныедолжности, партийные посты и т.п.:«Солженицын не государственный деятель, а писатель. Его дело –писать. С той же формулировкой были отклонены кандидатурыАксенова, Гладилина, Войновича, Львова» (С.
Довлатов. Филиал. С. 144).Ненормальноесуществование,ложныежизненныеприоритеты,фальшивые ценности – норма в писательской среде:«Мне сорок пять лет. Все нормальные люди давно застрелилисьили хотя бы спились. А я даже курить и то чуть не бросил. Хорошо одинзнакомый поэт сказал мне:- Если утром не закурить, тогда и просыпаться глупо…» (С.Довлатов. Филиал. С. 28).Однако совсем «заигрываться» в отрыв от всего земного и целикомпереходить в эфемерное, мистическое все же не следует:«Губин рассказывает о себе:- Да, я не появляюсь в издательствах. Это бесполезно. Но я пишу.236Пишу ночами.
И достигаю таких вершин, о которых не мечтал!..Повторяю, я хотел бы этому верить. Но в сумеречные озаренияповерить трудно. Ночь – опасное время. Во мраке так легко потерятьориентиры» (С. Довлатов. Ремесло. С. 27).Довлатов поражается тому, что писатели могут быть подлецами,предателями, да еще маскирующимися «под порядочного», «под своего», «поднормального». Растерянность такова, что Довлатов даже не находит слов дляэтих ситуаций, описывает их очень скупо, одинаковыми синтаксическимиконструкциями. Но за этим коротким «взял и посадил своего друга» видныболь, недоумение, потрясение:«ЕстьвЛенинградеписатель.Общительный,способный,добродушный человек. Как выяснилось - давний осведомитель ГБ.
Взял ипосадил своего друга Михаила Хейфеца. А ведь дружили. И до утрабеседовали. И последними рубахами торжественно обменивались...» (С.Довлатов. Марш одиноких. С. 549).«Есть в Союзе такой романист-Пикуль... Размашистый, широкийчеловек. И водку пить мастак, и драться лезет, если что... Взял и посадилсвоего (и моего) друга Кирилла Успенского...» (С. Довлатов. Маршодиноких. С. 550).Очевидно, именно эта «выделенность», тяготение по большому счету квнутренней порядочности, к высшим, вечным ценностям и Делает личностьДовлатова, его произведения выдающимися, известными многим людям илюбимым ими.Обратная ситуация – когда писатель «маскируется» вынужденно, сцелью собрать материал для своего творчества.
Именно такую цель и такойобраз жизни Довлатов оправдывает иподдерживает, сам становитсяблагодарным читателем подобных книг:«Однако лишь много лет спустя выяснилось, что официальнаядеятельность Поповского, его репутация чуточку строптивого, но в237целом лояльного советского писателя была лишь частью его жизни, егочеловеческого и творческого облика. Укрываясь маской дерзкого, но вглубине души правоверного литератора, Поповский годами собиралматериалы для своих главных книг, которые невозможно было издать всоветских условиях, вел образ жизни конспиратора и заговорщика,правдами и неправдами получая доступ к самым секретным источникам,черпая из них якобы лишь косвенные штрихи и детали для своихофициальных книг» (С.
Довлатов. Записные книжки. Эл. ресурс).Отношение к классикам литературыК тем писателям, которых Довлатов причисляет к когорте настоящих,он, независимо от времени их жизни, от места проживания, национальности,относится с большим уважением, ценит их искренность, правдивость, мужество– мужество владения словом, мужество высказать то, на что решится некаждый, мужество отстаивать то, во что веришь. Приведем примеры:«Я читал письма Бунина, Цветаевой, Куприна. Я не могсомневаться в искренности этих писем...
(С. Довлатов. Марш одиноких.С. 534).Мы узнаем, чего достигает великий писатель, единственноеоружиекоторого-слово.Единственноепреимущество-вера.Единственное достояние - мужество. Единственная ставка - жизнь...»(С. Довлатов. Марш одиноких. С. 490).Довлатов способен увидеть в классике то, что не сразу бросается в глаза,не всегда осознаётся, например:«Больше всего меня заинтересовало олимпийское равнодушиеПушкина. Его готовность принять и выразить любую точку зрения. Егонеизменное стремление к последней высшей объективности. Подобнолуне, которая освещает дорогу и хищнику и жертве.Не монархист, не заговорщик, не христианин – он был толькопоэтом, гением и сочувствовал движению жизни в целом.238Еголитературавышенравственности.Онапобеждаетнравственность и даже заменяет ее.
Его литература сродни молитве,природе… Впрочем, я не литературовед…» (С. Довлатов. Заповедник. С.247-248).Русская литература – сродни религии, она так же сильно способнаоказывать влияние на человека, прорастать в него, изменять его в лучшуюсторону, становясь частицей его личности:«…нашарелигиявсегдабылаоблагороженалитературой.Западный верующий, причем истинно верующий, может быть эгоистом,делягой. Он не читал Достоевского. А если и читал, то не «жил им» (С.Довлатов. Записные книжки. Эл.
ресурс).«Наши дети становятся американцами. Они не читают по-русски.Это ужасно. Они не читают Достоевского. Как они смогут жить безДостоевского?» (С. Довлатов. Записные книжки. Эл. ресурс).«В имени Михаил – глухое предвестие ранней трагическойсмерти. (Вспомните Лермонтова, Кольцова, Булгакова…)» (С. Довлатов.Наши. С. 344).Втайне Довлатов мечтал, чтобы его сравнивали с Хемингуэем. Хотя быдаже сугубо внешне…«Я уже говорил, что познакомился с Бродским. ВытеснивХемингуэя, он навсегда стал моим литературным кумиром» (Довлатов С.Ремесло. С. 17).«Самое удивительное, что Толстой был как все» (С.
Довлатов.Записные книжки. Эл. ресурс).Великих писателей, классиков, Довлатов тоже подразделяет на«ранжиры», вознося превыше остальных Хемингуэя, Чехова, Бродского:«МожноблагоговетьпередумомТолстого.Восхищатьсяизяществом Пушкина. Ценить нравственные поиски Достоевского. ЮморГоголя. И так далее.239Однако похожим быть хочется только на Чехова» (С. Довлатов.Записные книжки. Эл.
ресурс).«Рядом с Чеховым даже Толстой кажется провинциалом.Разумеется, гениальным провинциалом. Даже «Крейцерова соната» провинциальный шедевр» (С. Довлатов. Записные книжки. Эл. ресурс).«Существует понятие «чувство юмора». Однако есть и нечтопротивоположное чувству юмора. Ну, скажем, - «чувство драмы».Отсутствиечувстваюмора–трагедиядляписателя.Вернее,катастрофа. Но и отсутствие чувства драмы – такая же беда.
ЛишьИльф с Петровым умудрились написать хорошие романы без тенидраматизма» (С. Довлатов. Записные книжки. Эл. ресурс).«Затемвыступилиписателикакавторитарного,такидемократического направления. В качестве союзника те и другиеупоминали Бродского, и я в который раз подумал:"Гений противостоит не толпе. Гений противостоит зауряднымхудожникам. Причем как авторитарного, так и демократическогонаправления"» (С. Довлатов. Филиал. С. 122-123).О Бродском:«Он не первый.
Он, к сожалению, единственный» (С. Довлатов.Записные книжки. Эл. ресурс).Отношение к плохим писателямДовлатов явно осуждает ненастоящее в литературном творчестве,противоречие между написанием и чувствованием, позёрство:«Отец мой тоже писал стихи. И речь в них шла о тяге к смерти. Вчем проявлялся, я думаю, избыток жизненных сил. Стихи увлекали его какэлемент театрального представления» (С.
Довлатов. Наши. С. 382).Осуждение может не проявляться явно. Довлатов даже употребляетслова с позитивной оценкой, например, «благоразумно». Однако последующиехарактеристики, типа «штампует», показывают истинное – негативное,240осуждающе-презрительное – отношение.(Некогда талантливый поэт, мятежник, хулиган и забулдыгаГорбовский) «спустя десять лет разбогател, обрюзг.
Благоразумноограничил свой талант до уровня явных литературных способностей.Стал что называется, поэтом-текстовиком. Штампует эстрадныепесни» (С. Довлатов. Записные книжки. Эл. ресурс).Ирония сквозит и в других описаниях, она подчеркиваетсянеявными противопоставлениями (одиночество – в компании; полчищаодиночек-анахоретов):«Поэты, как известно, любят одиночество. Еще больше любятпоговорить на эту тему в хорошей компании. Полчища сплоченныханахоретов бродят из одной компании в другую…Уфлянд любит одиночество без притворства» (С. Довлатов.Записные книжки.
Эл. ресурс).Они же, ненастоящие, – гордецы и себялюбцы, признаЮт лишьсобственное творчество, лишь его считая настоящим и отметая все прочее:«- Любимые писатели? - коротко спросил Вольф.Я назвал Хемингуэя, Белля, русских классиков...- Жаль, - произнес он задумчиво, - жаль... Очень жаль...Попрощался и ушел.Я был несколько озадачен. Женя Рейн потом объяснил мне:- Назвали бы Вольфа. Он бы вас угостил. Настоящие писателиинтересуются только собой...Как всегда, Рейн был прав...» (С. Довлатов.