Орлов И.Б. Политическая культура России XX века (2008) (1152142), страница 37
Текст из файла (страница 37)
Революция входила в свой последний этап, на котором «пожира*ние» своих творцов превращалось в ритуальное жертвоприношение.Революционная символика, все чаще окрашиваясь в культовые, крова*вые (в прямом и переносном смысле) тона, постепенно вытесняласьимперской символикой, а мифологема мировой революции — идеоло*гией национал*большевизма.142«Тоталитарная» модель и культовое сознание8«ТОТАЛИТАРНАЯ» МОДЕЛЬИ КУЛЬТОВОЕ СОЗНАНИЕ(1930+е годы)В политической культуре «большого скачка» или, по выражению пи*сателя*деревенщика Василия Белова, «великого перелома станового хреб*та народа» можно увидеть истоки и противоречия формирующегося куль*тового сознания сталинской эпохи.
Однако у этого процесса есть и другаясторона. Можно в целом согласиться с мнением А. К. Соколова, что«большевистская концепция построения социализма, включая индуст*риализацию, урбанизацию и культурную революцию, имела огромнуюсоциальную поддержку. Под флагом строительства социализма в стра*не происходила трансформация революционной и разрушительнойэнергии, охватившей российское общество в начале ХХ в., в созидатель*ную». Однако это высказывание требует уточнения. Всеобщего энтузи*азма в реализации планов первых пятилеток не было, хотя отдельныеслои, особенно молодежь, активно включились в строительство новогообщества.
Скорее, люди смирились, в глубине души надеясь на осуще*ствление очередной красивой сказки.1.Индустриализация и политическая активность массСтандартизированный энтузиазм — вот точная характеристика со*циально*психологической обстановки тех лет. Люди поддерживали иодобряли те или иные начинания власти, но зачастую это была тольковнешняя видимость. В первой половине 1930*х гг. именно производ*ственные собрания стали рассматриваться как центры борьбы за реали*зацию сталинского курса, а в середине десятилетия поддержка стаха*новского движения становится «алиби» политической благонадежности.Р. Майер в своем исследовании доказал, что стахановцы, получившиеправо вмешиваться в деятельность дирекции, по замыслу партийныхидеологов были призваны изменить структуру власти на предприяти*ях.
Кульминацией наступления стахановцев стали реанимированныеXVII съездом партии «контрольные рейды», которые с 1936 года актив*но проводились под руководством ЦК ВЛКСМ для устранения «сабо*тажников» на производстве, а также создание товарищеских судов иинститута «стахановских инструкторов». Любое противодействие со143ГЛАВА 8стороны хозяйственников становилось поводом для репрессий. Тем са*мым, стахановское движение на долгие десятилетия подорвало автори*тет и власть руководителей производства.Несмотря на все пропагандистские кампании, политические настро*ения периода индустриализации были в целом неблагоприятны длябольшевиков.
Уже к 1929 году рабочие сделали для себя вполне опреде*ленные выводы по поводу Советской власти — «Рабочие с плачем рабо*тают под гнетом». «При Николае мы и наши дети питались в сто разлучше, чем теперь, а получали меньше, теперь же дошли до того, чтокартошки и той стало недостаточно, а при социализме и совсем, по*ви*димому, не будут давать есть» — такие разговоры среди рабочих былиподслушаны одним из информаторов на заводе имени Степана Халту*рина в этом же году.
Особенно резкие настроения проявились в текстиль*ной промышленности, где заработная плата была ниже и где в большейстепени применялся женский труд. Недовольства, связанные преждевсего с экономическими проблемами, неизбежно принимали полити*ческую окраску. Озлобленные люди не церемонились в выражениях, иинформаторы были вынуждены корректировать это в своих отчетах:«Доправились подлецы (площадная брань), заставляют издыхать с го*лоду». В 1933–1935 гг. в рабочей среде все чаще будет звучать мысль,что «у Советской власти так и делается, что рабочие без хлеба сидят,а коммунисты и жиды обжираются».
Отсюда оставался один шаг до от*крытого столкновения. Однако призывы «стрелять коммунистов» в ра*бочей среде были крайне редки и не находили отклика. Несмотря на точто рабочие были на грани срыва, до открытых столкновений дело недошло. Вспыхнувшая в 1932 году в Иваново*Вознесенске забастовкарабочих и служащих против житейских тягот не переросла в открытоепротивостояние.
Антисемитские высказывания рабочих также встреча*лись крайне редко и были направлены не столько на евреев, сколько накоммунистов*евреев, находящихся, по их твердому убеждению, в при*вилегированном положении.Иногда рабочие в открытую заявляли о своем недоверии партии.Особое отношение было к лидерам ВКП(б). Хотя большая часть рабо*чих эту тему вообще старались не затрагивать, но это молчание говоритне о поддержке, а скорее о недоверии вождям. В целом к лидерам партиирабочие относились как к новым правителям, при которых мало что из*менилось: «при царе флаг был трехцветный, а теперь красный».
К кон*цу 1920*х гг. исчезла критика Ленина: к недавнему вождю рабочие ста*ли относиться более уважительно. Имя Сталина в рабочей средеупотреблялось в отрицательном контексте очень редко. Дело в том, что144«Тоталитарная» модель и культовое сознаниеза предшествующие годы власти удалось необычайно повысить статусрабочего человека: пролетариям, несомненно, льстило, когда их назы*вали самым передовым классом и «надеждой человечества».
Свою рольв том, что основная масса рабочих вполне лояльно относилась к режи*му, сыграли также демографические факторы. Рабочее пополнение пер*вых пятилеток рекрутировалось, главным образом, из сельской местно*сти и в основном за счет поколения, выросшего при новой власти иполучившего в процессе социализации (школа, пионерская организа*ция, комсомол) «идеологическую прививку» против любых форм вы*ражения социального недовольства. Помимо своеобразной социальной«терапии», важную роль в формировании политической культуры ра*бочего класса играли и «хирургические» методы. Сюда следует отнестишироко распространенную в 1920*е гг. практику выбрасывания за фаб*ричные ворота неугодных заводской администрации работников, а так*же репрессивные меры органов госбезопасности по отношению к рабо*чим, так или иначе поддерживавшим партийную оппозицию.2.Коллективизация и жупел «кулака»в массовом сознанииСплошная коллективизация и раскулачивание вызвали различныеформы гражданского неповиновения в сельской местности.
В много*численных источниках встречается цифра 90% сельского населения, неподдерживавшего так или иначе большевиков. Наряду с требованиямисмены власти зажиточным и средним крестьянством, раздавались уп*реки и со стороны бедняков. В целом же настроения крестьян были са*мыми противоречивыми. Документы показывают непризнание боль*шинством крестьян искусственно навязываемой классовой градациисвоего сословия. Очень многие, в том числе и кулаки, всего нескольколет назад с оружием в руках защищали Советскую власть и теперь рас*сматривали ее как родную, часто справедливо обвиняя во всех трудно*стях только большевиков.
Анализ крестьянской корреспонденции по*зволяет говорить, что среди селян, особенно неимущей и малоимущейих части, были и сторонники объединения в коллективы. Для многихиз них колхоз мыслился как предприятие, где они будут жить как рабо*чие: трудиться по 7 часов в день, получать зарплату и иметь социальныельготы. Сельские низы имели в коллективизации свой собственныйинтерес — пользовались имуществом зажиточных крестьян, занималиих избы, становились начальниками над своими односельчанами, тогдакак среди крестьян*середняков отношение к колхозам было, по мень*шей мере, негативное. Проблема коллективизации в сознании крестьян145ГЛАВА 8тесно смыкалась со свободой, хотя основной части было жаль терятьнажитое тяжелым трудом.
Особенно категорично против колхозов былинастроены женщины.Впрочем, крестьян больше волновали не политика партии, не пла*ны построения социализма и не борьба с оппозицией, а налоговое обло*жение и землеустройство, причины свертывания кооперативной тор*говли и недостаток промтоваров. Даже вопросы войны и мира волновалисельских жителей не под углом защиты социалистического Отечестваили помощи другим народам, а в связи с тем, что придется идти в армиюи оставить семью без средств существования.
Наличие таких противо*речивых настроений было одной из причин того, что крестьяне в 1928–1929 гг., резко выступая против большевиков, так и не начали массовойвооруженной борьбы против Советской власти. Самой распространен*ной формой протеста были не мятежи, убийства, поджоги или саботаж,а жалобы в различные инстанции.Для начала второй пятилетки было характерно, что единоличниквышел из подчинения партийно*хозяйственных руководителей на мес*тах и демонстрировал свои преимущества перед колхозами. В то же вре*мя в 1933 — первой половине 1934 гг. внимание местных руководителейк проблеме объединения единоличников в колхозы было ослаблено.Считалось, что процесс завершения коллективизации пойдет «самоте*ком», однако в июле 1934 года на совещании в Кремле Сталин объявилоб очередном «наступлении» на единоличников. В итоге значительнаячасть единоличных хозяйств за этот период «раскрестьянилась» — по*рвала связь с сельским хозяйством, перешла в город или же была реп*рессирована.
О пассивном сопротивлении крестьян колхозам говорит итот факт, что только в 1931 году более 4 млн селян (всего за две пяти*летки эта цифра составила 12 млн) покинули деревню и перебрались вгород.Эти опасные симптомы свидетельствовали, что крестьяне мало ин*тересуются социализмом и не очень*то верят большевикам.
Тем не ме*нее, сначала крестьяне обходились в основном без террора и занималивыжидательную позицию. Тяжелое положение вызвало первую реак*цию — обращение за помощью к властям. Затем, почувствовав, что боль*шевики загоняют их в угол, в крестьянской среде в 1929 году все чащестали раздаваться антисоветские лозунги и даже иногда призывы к воо*руженному восстанию. Секретные донесения работников ОГПУ из де*ревни этого периода иногда воспринимаются как сводки из районов, ох*ваченных всеобщим гражданским неповиновением, причем подобныенастроения отмечались повсеместно, а не только среди кулачества. По146«Тоталитарная» модель и культовое сознаниесвидетельствам современников, недовольство населения Советской вла*стью приближалось к состоянию времен Гражданской войны.
Резко воз*росло и количество антисоветских выступлений. В сводках ОГПУ речьшла о серьезных проявлениях недовольства (избиения и убийства ак*тивистов), а мелкие случаи (угрозы, срывы собраний и мелкий имуще*ственный ущерб) в конце 1920*х гг. ОГПУ даже не регистрировало. Од*нако в большинстве своем крестьяне не поддерживали такую линию внадежде, что их не тронут.Несмотря на то что кулацкий террор был ответной мерой на уси*лившееся наступление власти, из кулака сотворили жупел, который глу*боко внедрился в сознание основной массы как сельского, так и город*ского населения.
Едва ли не половина шедшей снизу корреспонденциибыла посвящена именно вредительству и злоупотреблениям в колхо*зах, совхозах и МТС. Речь, таким образом, идет о своеобразном фено*мене массовой политической культуры. Уже в 1929 году сводки «Об от*ношении к продовольственным затруднениям» отмечали угрозы состороны толпы в очередях у булочных. Распространенным явлениембыло массовое хождение по разным учреждениям, которое сопровож*далось возмущенными выступлениями и угрозами в адрес большеви*ков и Советской власти. Одновременно вспыхнула вражда к кулачеству,и раздавались лозунги конфискации у них хлеба.3.Интеллигенция как «потенциальный враг»Советской властиПоложение интеллигенции при Советской власти было самым слож*ным, так как власти никогда не забывали, что это «бывшие люди» и со*циально*чуждые элементы.