Орлов И.Б. Политическая культура России XX века (2008) (1152142), страница 36
Текст из файла (страница 36)
Не*редко первая в письмах характеризуется как «своя», радеющая за то,чтобы «устроить социализм, т.е. царство Божие на земле», в то времякак местное начальство — сродни «полицейским держимордам» ста*рого режима, которые, к тому же, тянутся «из социалистического раяв капиталистический ад».
Дело здесь отнюдь не в идеологической ок*раске подобного противопоставления. Отнесение всех бед на счет ме*стных властей — характерная примета властных отношений 1920*х гг.Подобные настроения были не только и не столько результатом наи*вности сельских жителей, якобы принимавших за местные перегибыто, что на самом деле выражало суть большевистской политики в де*ревне, сколько сознательной игрой на противоречиях местной и цент*ральной власти. При этом последняя, как правило, идеализировалась138Трансформация политической культуры в послереволюционное десятилетиеили, по крайней мере, на нее не возлагалась ответственность за безоб*разия, хаотичность и неэффективность в действиях мелкого низовогоначальства.Подобное отношение определяло и электоральное поведение сель*ских избирателей.
Что же касается выборности местного руководства,то население не питало больших иллюзий. Может быть, поэтому в ос*нове выборов ноября–декабря 1921 года лежали скорее покорность ииндифферентность населения в восприятии Советской власти, чем со*знательная политическая ориентация. Но затем положение меняется.Если сначала избирательные кампании, проходящие под лозунгом орга*низации и укрепления низовых органов Советской власти, демонстри*ровали повышение удельного веса коммунистов в волостных Советах,то уже в 1924 году рост избирательной активности в сельских районахпривел к непрогнозируемой активизации кулачества и совершенно не*значительной заинтересованности бедняцкой массы в результатах вы*боров. Дело в том, что сравнительно быстрое хозяйственное возрожде*ние аграрного сектора повлекло за собой и нежелательные для властипоследствия: рост самосознания земледельцев и их политическую ак*тивность.
Об этом свидетельствуют выборы в сельские советы в 1924–1925 гг., на которых крестьяне в большинстве своем не только проголо*совали за своих зажиточных односельчан и крепких середняков, но ивыступали с требованием создания своей крестьянской партии и с кри*тикой существующего строя.Нэповская политика в значительной степени учитывала традици*онно*патриархальные основы жизни большинства населения, вместе стем включая в себя и многочисленные элементы нового строя. Нэп, вкотором столь тесно переплелось «старое» и «новое», имел свою соб*ственную логику, не всегда согласовывавшуюся с политическими чая*ниями большевистского руководства. В связи с этим неудивительно, чтопостепенно мощная тенденция к авторитаризму подавила стремление кдемократизации, чему в немалой степени способствовали сами местныевласти.
Так, в июне 1925 года, выступая на сессии Тверского губиспол*кома, его председатель В. А. Алексеев отмечал, что «если муж женулюбит и ревнует, тогда он ее бьет, а если не любит, то и не бьет, так и унас: если крестьянин любит власть, значит, ругает ее». Подобные «бы*товые» определения сущности власти как нельзя лучше отражали про*цесс формирования административно*карательной системы, для кото*рой был неприемлем сам принцип самоуправления. В этой властнойпирамиде Советы всех уровней фактически выводятся с политическойарены, просто дублируя партийные решения.139ГЛАВА 7Крестьяне под мощным социально*экономическим давлением го*сударства довольно быстро утрачивали свои политические иллюзии.Уже во второй половине 1920*х гг.
скрытие истинных доходов от нало*говых органов, «самораскулачивание» и миграция в города, отказ от па*шенной земли и сельскохозяйственных угодий стали сочетаться с таки*ми формами сопротивления крестьянства политике властей, как срывыобщественных собраний, распространение антибольшевистских листо*вок, порча общественного имущества, поджоги, избиения обществен*ных и партийных работников и даже покушения на убийства. Однакоэто недовольство не вылилось в жесткую конфронтацию с властью, чторождало у правящего режима уверенность в том, что коренная ломкасельской жизни пройдет без особых эксцессов.8.«Военная тревога» 1927 годакак фактор свертывания нэпаРуководители страны утверждали, что население твердо поддержи*вает Коммунистическую партию и Советскую власть, а между тем в се*редине 1920*х гг. слежка, по словам начальника Секретного отдела ОГПУТ.
Д. Дерибаса (1883–1938), велась более чем за двумя миллионамичеловек. «Единение» власти и народа, декларируемое официозной пе*чатью, обретало свою плоть только в своеобразной форме поиска внеш*него и внутреннего врага. На протяжении всего межвоенного периодасоветская пропаганда традиционно культивировала в умах людей пред*ставления о том, что за «выживание» первого социалистического госу*дарства надо бороться. Успеху пропаганды со второй половины 1920*х гг.способствовало ухудшение международного положения.
Милитариза*ция общества протекала на фоне глобального процесса складыванияновой социокультурной и политической идентичности — человека «со*ветского типа». Война стала неотъемлемой частью этой идентичности,а разрыв отношений с Великобританией был расценен как настоящая«военная тревога» и реальная опасность нового похода Антанты.1927 год стал периодом резкого роста сопротивления рабочих масс«Редкому Случаю Феноменального Сумасшествия России» (возниклаи такая расшифровка аббревиатуры РСФСР): в феврале в «колыбелиреволюции» бастовали Трубочный, Балтийский и Патронный заводы,одна за одной проходили рабочие демонстрации с требованиями свобо*ды слова, печати и свободных перевыборов завкомов и советов.
«Наммасло надо, а не социализм», — единодушно заявили собравшиеся накооперативную конференцию путиловские рабочие. Ухудшение мате*140Трансформация политической культуры в послереволюционное десятилетиериального положения в связи с «военной угрозой» заставляло рабочихс мрачным видом шутить: «Говорят, отменили букву “М” — мяса нет,масла нет, мануфактуры нет, мыла нет, а ради одной фамилии — Мико*ян — букву “М” оставлять ни к чему». Лозунг «догнать и перегнать» длямногих давно превратился в лозунг «дожить и пережить».В то время как пресса продолжала вещать об «улучшении благосо*стояния народа», введение в промышленных центрах страны нормиро*ванного распределения товаров первой необходимости все больше оз*лобляло население. При этом в обществе в целом нарастали настроенияобманутых ожиданий, которые ярко проявились в 1927 году при обсуж*дении Манифеста ЦИК к десятилетию революции.
В определенной сте*пени разочарование в революции было вызвано этим «комплексом не*сбывшихся ожиданий». На фоне усиливающегося недовольства новойэкономической политикой набирали силу уравнительные тенденции.Идя навстречу пожеланиям значительной части рабочих (прежде все*го, малоквалифицированных), в 1928 году была проведена тарифнаяреформа, которая нивелировала оплату квалифицированного и неква*лифицированного труда. Вряд ли верны заявления, что народные мас*сы не желали социализма, так как эгалитаристское настроение народане подлежит сомнению.
Это же уравнительное настроение было харак*терно и для периода нэпа, сыграв далеко не последнюю роль в его свер*тывании.При этом власти делали все, чтобы окарикатурить образ нэмпана вглазах народа. Нелепая фигура толстого человека во фраке и в котелкесделалась непременным атрибутом театрализованных шествий. Не былиредкостью на демонстрациях и трамвайчики, везущие в гигантском гробу«русский капитализм». Неудивительно, что в глазах обывателя пред*приниматели представали в столь же карикатурном облике.
Политика«валить с больной головы на здоровую» в поисках «стрелочника» малоспособствовала решению стоящих перед страной насущных задач. Бо*лее того, она загоняла вглубь одни противоречия нэпа и выпускала наповерхность другие. Дефицит инженерно*технических кадров не делалстарого специалиста желанным гостем на государственных фабриках изаводах. Рабочих, особенно низкооплачиваемых, раздражало многое:независимое поведение заводских интеллигентов и их оклады, заметнопревышавшие заработок рабочего. Немалая доля ответственности заразжигание антиспецовских настроений лежала на печати. Если веритьгазетным статьям, то спецы на производстве только и делали, что зани*мались вредительством.
Укоренившийся в советском новоязе термин«спецы» нес не только профессиональную, но и значительную отрица*141ГЛАВА 7тельную идеологическую нагрузку. В итоге негативная социальная энер*гия находила свой выход у широких слоев населения прежде всего вготовности «войны» с нэпманом и кулаком. В некоторых районах в1927 г. беднота открыто заявляла, что сначала расправится с местнойбуржуазией и лишь потом отправится сражаться с мировой контррево*люцией. Подобные настроения активизировали слои населения, стре*мящиеся к восстановлению своего статуса периода Гражданской войны(демобилизованные командиры и красноармейцы, бывшие красныепартизаны и др.) и позволяли сталинскому руководству достаточноэффективно манипулировать массовым сознанием и перекладывать всюответственность за собственные просчеты на «внешнюю и внутреннююконтрреволюцию».
Обстановка «управляемого кризиса» и «контроли*руемой напряженности», в создании которых львиная доля вины воз*лагалась на спецов и «новую буржуазию», обеспечивала переход от от*носительно «нормального» развития нэповского периода ксоциально*психологической и политической мобилизации «большогоскачка».Несмотря на все старания, 10*летие Октября не стало символомединства власти и народа, не говоря уже о сплоченности общества в це*лом. «Обновленческий» заряд революции все больше смещался в сто*рону усиления репрессивной практики. Юбилейные торжества быстросменились «буднями», наполненными поисками «врагов народной вла*сти».
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
