Орлов И.Б. Политическая культура России XX века (2008) (1152142), страница 35
Текст из файла (страница 35)
Структуры ЦК установили жесткийконтроль над всеми стадиями информационного обеспечения внутри*партийной борьбы.В 1920*е гг. в рабочей среде отмечались открытые выступления вподдержку оппозиционеров. Были случаи, когда вывешивали портре*ты Л. Д. Троцкого и Г. Е. Зиновьева (1883–1936) и завешивали портре*ты Ленина. Однако подобные акции были редки, и в них участвоваловсего несколько десятков человек. Несмотря на все меры предосторож*ности, в рабочей среде знали о ленинском «Письме к съезду» и особен*но хорошо об оценке личности Сталина.
Но какой*то серьезной под*держки оппозиция в рабочей среде не получила. Рабочие хотя внекоторых случаях и симпатизировали оппонентам Сталина, но опятьже все сводили к критике экономических трудностей, которые волно*вали людей больше, чем борьба за власть в верхних эшелонах. Совре*менный российский историк С. А. Шинкарчук на материалах северо*запада России наглядно продемонстрировал, что рабочим надоелабесконечная борьба за власть, и часть из них связывала именно с этимматериальные трудности, наивно веря в связь единства партии с улуч*шением жизни.Можно утверждать, что основная часть населения не понимала сутиразногласий внутри партийного руководства. Отсюда и явно скептичес*кое отношение по поводу перспектив построения социализма.
Во мно*гих случаях рабочие даже поддерживали борьбу с оппозицией, хотя этобыл, скорее, заранее срежиссированный спектакль. Можно считать, чтов одобрении мероприятий власти проявлялось некое пассивное сопро*тивление режиму. Не было и всеобщего культа поклонения генсеку. Делов том, «низы» демонстрировали безразличие к тому, «кто будет у влас*ти, Пятаков или Сталин, лишь бы не делили Россию» и не очень меша*ли жить.Установление монополии партийно&советской печати стало важней*шим фактором формирования политической культуры населения. Еслиофициальная пресса фактически была огосударствлена и превращена вспецифическое ведомство государственного аппарата, то практическився печать политических партий и наиболее независимая «нэповская»пресса были разгромлены в 1922–1923 гг.
В литературе отмечается, чтов годы Гражданской войны легальную прессу имели анархисты, народ*нические группы и националистические организации. В конце 1920 годадаже Н. И. Махно (1888–1934) официально разрешили издание газеты«Голос махновца». Однако разраставшееся с 1920 года народное движе*134Трансформация политической культуры в послереволюционное десятилетиение обусловило рост значения репрессий как в отношении повстанчес*кой, так и легальной прессы («Максималист», «Знамя» и др.). Тем неменее, легальная пресса не просто устояла, но и стала расти. Образноговоря, Нэп породил свою «дочь Неп» — независимую печать, причемпомимо аполитичных журналов существовали и издания с выраженнымобщественно*политическим оттенком («Новая Россия», «Право ижизнь» и др.). С начала 1922 года репрессивная политика, направлен*ная на обеспечение партийной монополии, была возобновлена.
В пер*вую очередь запретительная политика в 1926–1927 гг. затронула изда*ния общественно*политического характера. Окончательная гибельальтернативной печати в 1929 году и закрытие частных издательств в1934 году были тесно связаны с переходом к форсированному социали*стическому строительству.Складыванию комплекса негативных оценок нэпа способствовалои фактическое отсутствие в нем правовой составляющей, тогда как куль&тура правосознания и атмосфера доверия являются стратегическимипосылками любой реформы и одной из важнейших предпосылок ее эф*фективности.
Сохранившаяся с эпохи военного коммунизма недемок*ратическая избирательная система предусматривала открытые и мно*гоступенчатые выборы, а также лишение избирательных прав самойэкономически активной части общества 1920*х гг. — так называемыхнэпманов.
В этой связи интенсивную кодификацию первой половины1920*х гг. можно рассматривать как попытку восполнить пробелы в за*коне за счет революционного правосознания. Например, с введениемнэпа начала проводиться достаточно либеральная политика в отноше*нии проживания и передвижения населения. Зато сами граждане в ат*мосфере нагнетания всеобщей подозрительности последних лет нэпа всечаще обращались во властные структуры с предложениями усилениянадзора ОГПУ, введения прописки для дачников и тому подобных мер,ограничивающих свободу передвижения.Следует признать, что ликбез не поднял крестьянина на качествен*но новую ступень и не восполнил тех небывалых потерь в сфере культу*ры, которые понесла страна.
Не лучше обстояло дело и с качеством ра*бочих кадров, которые в немалой степени формировались за счет детейкрестьян, принесших с собой на заводы и фабрики деревенские особен*ности психического склада и традиционной политической культуры.Реалии нэпа подпитывали негативное отношение к нему как в высшихэшелонах власти, так и в широких массах, которые с влиянием нэпа свя*зывали возвращение к «старым порядкам».135ГЛАВА 77.Центральная и местная власть глазами населенияОчевидно, что отсутствие у коммунистического руководства безус*ловной поддержки большинства населения заставляло его бояться ли*берализации режима и предпринимать широкомасштабные пропаган*дистские меры по формированию более благоприятного облика«народной власти». Значительному мифотворчеству «верхов» способ*ствовало то обстоятельство, что в СССР второй половины 1920*х гг.вызрела и оформилась культурная среда, характерная для переходныхобществ, основными признаками которой стали неустойчивость, теку*честь и податливость внешним воздействиям.
Стремление властвующейэлиты как можно дольше поддерживать сохранение массовых иллюзийзаставляло конструировать новые мифы, все больше удалявшиеся отпервоначального образа революции и облика ее творцов. Общее числоработ о Ленине начало убывать после 1925 года, а особенно резкий спаднаметился уже к концу 1926 года, зато рос удельный вес работ, связыва*ющих имя вождя с текущими политическими событиями и, особенно, сострой политической борьбой.
Ленин и революция в пропаганде посте*пенно переставали быть «близнецами*братьями». Уже с 1927 года непредпринималось новых кампаний по пропаганде ленинизма. Более того,в ряде мест вечера памяти Ленина превратились в вечера отдыха: в от*дельных учреждениях к официальной части были добавлены развлека*тельные программы.Придание официальной идеологии ярко выраженных мифологиче*ских черт во многом диктовалось ужесточением политического режи*ма.
Главным в структуре советских мифологем стал лозунг светлого, ком*мунистического будущего, который подкреплялся большимколичеством символов и формул, среди которых была и знаменитая идеяэлектрификации России. Коммунистическая власть «являлась» россий*ским городам и селам в электрическом свете, как предвестница буду*щей светлой жизни, а электричество при этом становилось нагляднымсредством агитации за Советскую власть. Но идеологический и мифо*логический камуфляж на деле скрывал глубинный процесс утвержде*ния административно*командной системы. Последнее обстоятельствовесьма неоднозначно влияло на процесс трансформации политическойкультуры различных слоев населения.Неоднозначное отношение к власти в целом и к конкретным носи*телям властных функций в частности, формировали в общественномсознании своеобразную картину мира в виде комплекса интуитивных инеосознанных представлений о советской реальности. Одной из фун*136Трансформация политической культуры в послереволюционное десятилетиедаментальных характеристик этой картины мира было чувство потеричетких ориентиров, незащищенности в сложном и малопонятном миреновых людей, идей и политических принципов.
Все вышеуказанное спо*собствовало формированию таких качеств «нового сознания», как: кол*лективное «идолопоклонство», обожествление «светлого будущего» ирассмотрение настоящего и прошлого поколений как материала дляунавоживания почвы в целях выращивания этого будущего, стремле*ние встретить наступление земного рая очищением земли от «вредныхнасекомых».Лакмусовой бумажкой подобной трансформации во многом высту*пает отношение основной массы населения Советской России к власт*ным институтам и, особенно, к вождям. Отношение к Советской властии в 1920*е гг. было неоднозначным у разных слоев населения. В 1922 го*ду Всесоюзная ассоциация инженеров считала, что «власть доверия незаслужила, а мы — наука и техника — пользуемся доверием».
На состо*явшемся в мае 1922 года съезде врачей выдвигалось требование введе*ния местных самоуправлений как свободно избираемых и строящихсяснизу форм самоорганизации населения. Геологи на своем Всероссийс*ком съезде, проходившем в это же время, договорились до полной «кон*тры», заявив о гражданском бесправии, в котором пребывает весь рус*ский народ. В 1924 году группа беспартийных студентов МГУ выпустилаброшюру*воззвание с протестом против политических гонений, а в1928 году в Екатеринодаре проходил процесс по делу «Первомайскойгруппы», члены которой выступали за свободу слова, печати и собра*ний.
Возможно, этим определялось и распространенное сочувствие ин*теллигенции к оппозиционерам.Впрочем, представления о центральной власти не оставались неиз*менными на протяжении 1920*х гг. и в рабочей среде. Сводки ОГПУ заотносительно благополучный 1925 год зафиксировали такие высказы*вания рабочих: «Рабочему живется сейчас много хуже, чем при Нико*лае II» (Покровск), «за границей рабочим живется лучше, чем в СССР»(Кострома), «Коммунистическая партия несет не свободу, а кабалу»(Урал). В рабочей среде политика укрепления «диктатуры пролетариа*та» за счет самого пролетариата вызывала, по меньшей мере, недоуме*ние: «Каждый год — новые лозунги.
Ведь их даже не запомнишь всех.Только возьмемся все дружно за одно, проглядим другое». Особеннобурную реакцию среди рабочих вызвала инспирированная партийнойверхушкой кампания по проведению «режима экономии», широко раз*вернувшаяся с 1926 года и ставшая символом «строительства социализ*ма» для одних и «антисимволом» для других.137ГЛАВА 7Недовольство политикой коммунистической власти подпитывалосьтеми привилегиями, которыми пользовался новый номенклатурныйкласс на различных ступенях аппаратной лестницы. По одному из ано*нимных писем из России в редакцию «Социалистического вестника»(Берлин) явственно прослеживается трансформация образа «всероссий*ского старосты» М. И.
Калинина (1875–1946) — совсем недавно «изовсех честнейшего» вождя — в глазах рабочих. Речь идет о рабочем со*брании в Подольске в 1928 году, где Калинину удалось вырваться изтолпы только с помощью конных чекистов. Один из старых рабочихпрямо высказал Калинину в лицо: «Тяжело приходится тебе, МихаилИванович! В деревне — под мужика рядишься, о его избе да сохе печа*лишься, на заводе — товарищами рабочих называешь, все вспоминаешь,как у станка стоял. А думки*то твои не с нами, рабочими и крестьянами,а в Кремле с твоими компаньонами».
Когда же Калинин сослался насвое высокое положение Председателя ЦИК, его прервали неуважитель*ными возгласами: «Кто тебя выбирал?», «Когда уже сменишься?». Не*сомненно, в целом положение вождей в этот момент сильно пошатну*лось. С одной стороны, причиной тому стали острые внутрипартийныедрязги («драка пауков в узкой партийной банке», по выражению фило*софа и историка — эмигранта Н. Н. Валентинова), а с другой — разоча*рование в справедливости высшей власти.
Чернорабочий Думенко вписьме секретарю ЦКК ВКП(б) Е. М. Ярославскому (1878–1943) исекретарю ЦК партии В. М. Молотову (1890–1986) в ноябре 1927 годаобвиняет власть в монархизме, направленном на то, «чтобы рабочий икрестьянин были рабами, казенными и феодальными».Если говорить об отношениях между представителями местнойвласти и населением, то они становятся более понятными через дихо*томическое восприятие людьми центральной и местной власти.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
