Орлов И.Б. Политическая культура России XX века (2008) (1152142), страница 17
Текст из файла (страница 17)
Я. Баталова,С. Р. Брыля, К. С. Гаджиева, М. Н. Марченко, М. М. Назарова,В. Ф. Пенькова, В. В. Пушкаревой, В. Л. Савельева, Г. Н. Сердюкова,А. И. Соловьева, В. А. Тихоновой, М. Х. Фарукшина, Е. Б. Шестопали других авторов, по*новому ставящие многие политологические про*блемы, в том числе и вопросы политической культуры. По мере прове*62Зарубежная и отечественная историографическая традициядения систематических исследований, взгляд на советскую политиче*скую культуру начинает усложняться. Возникнув первоначально в ра*ботах западных авторов, новый взгляд на политическую культуру со*ветского и российского общества начинает утверждаться и вотечественных исследованиях. Особенно популярной становится идеяцивилизационного раскола.
При многообразии подходов к анализу это*го явления, главенствующей становится точка зрения о модернизаци*онном расколе, вызванном антагонизмом между процессами модерни*зации и традиционалистскими ценностями. Именно этот раскол вразличных его модификациях и в настоящее время, по мнению многихученых, продолжает определять специфику современного состоянияроссийской политической культуры.Вслед за социологами и политологами к изучению вопросов массо*вого сознания и политического поведения масс, восприятия власти и ееинститутов, отношения к текущим политическим событиям, политиче*ским партиям и революционным вождям обратились в 1990*е гг.
и ис*торики. Акценты в изучении крестьянской проблемы были перенесеныв сферу противоборства государственной власти и крестьянства еще со*ветской историографией. Просто политические перемены 1990*х гг. при*дали новое звучание аграрной проблеме вообще и проблеме «власть иобщество» в частности. Особенности политического менталитета крес*тьянства на рубеже XIX–XX вв. фигурируют в качестве самостоятель*ной проблемы в работах историков Л. В. Даниловой, В. П.
Данилова,К. О. Касьяновой и С. В. Лурье, которые связывают специфическиечерты сознания, социальный опыт, духовные и политические ценностии архетипы поведения крестьян с жизнью и хозяйствованием на земле.В работах Л. Т. Сенчаковой проанализированы приговоры и наказысельских и волостных сходов шести центральных губерний, в том числеВладимирской, Московской и Тверской, направляемые в 1905–1907 гг.в различные государственные инстанции и Всероссийскому крестьян*скому союзу, что позволило выявить социально*политические требова*ния и пожелания крестьян. Приговорное движение нашло отражение ив исследованиях О. Г.
Буховца, написанных на материалах чернозем*ных губерний России и Белоруссии. Однако, несмотря на работыС. В. Авреха и Н. И. Черняева о характере российского традиционногообщества и его политической культуре, в современной литературе покаеще слабо разработан такой аспект культуры крестьянства, как монархизм.Вывод историков В. Л. Дьячкова и Л. Г. Протасова о том, что «раз*нокультурность России с наложившейся на нее “сверху” контролируе*мой модернизацией создала парадоксальную и удивительную ситуа*цию — огромная война, объективно вошедшая во все клетки и поры63ГЛАВА 3России, оказалась “посторонней”, ненужной», позволяет по*новому по*смотреть на политическую предысторию революции 1917 года.
Судя понаправленности и содержанию новейших работ по истории революциии эпохи военного коммунизма, исследователей в первую очередь вол*нует дилемма «государство и народ» или «власть и массы». Например,Ю. М. Волков полагает, что структура сознания человека в «социаль*ной машине» послереволюционных лет по большей части была подго*товлена всей крепостнической историей России, что позволяет говоритьо многокомпонентности последнего. Наиболее благоприятными черта*ми политической культуры для решения задач «идеократического ре*жима» автор считает: двойное сознание русского человека — индивиду*ализм и коллективизм; «отсутствие чувства формы» (по определениюотечественного философа М.
К. Мамардашвили), делающее такой типзародышевого сознания чрезвычайно восприимчивым к «безумным»идеям; чувство «социальной матки» или принадлежности к чему*либобольшему — партии, «родному заводу» и т.п. В постреволюционном про*странстве идеологически «главным» становится коллективистское со*знание, в котором идеология выполняет функцию различения «своих»и «чужих». Здесь же находится источник безграничного (почти религи*озного) доверия лидеру, безудержного нигилизма в мыслях и, как след*ствие, «беспредела» в действиях.Интересные аспекты социальной динамики, политической психо*логии и культуры масс в революции раскрывает монография В.П. Бул&дакова «Красная смута.
Природа и последствия революционного наси*лия» (М., 1997). Здесь заслуживает внимания главный тезис автора, чтостихийное движение низов в революции есть не бессмысленное истреб*ление сограждан, а особая форма поиска обществом нужного пути и«выкристаллизовывания» из своей среды жизнеспособной власти и ав*торитета, соответствующего его критериям, которому оно готово под*чиниться. Исследуя феномен «человека с ружьем», известный россий*ский историк пришел к выводу, что солдаты и матросы оказалисьносителями «коллективного бессознательного», в котором сочеталисьэлементы традиционного крестьянского бунтарства и разнузданностивынужденного маргинала, а в основе революционизма солдатской мас*сы лежало архаичное неполитическое бунтарство.К числу наиболее удачных исследований политического сознания«низов» первых послереволюционных лет можно отнести работуО.
В. Великановой, посвященную анализу феномена культа вождя че*рез категорию «гражданской религии», т.е. видения мира посредствоммифов и символов. Трансформация полифонического образа вождярассматривается автором с позиции различных социальных ролей: ре*64Зарубежная и отечественная историографическая традициялигиозного, родового, политического и даже сексуального символа, цен*тра национальной интеграции и образца для подражания.
При этом про*блема культа вождя тесно увязывается с вопросами структурирования«нового общества» и легитимации режима.Значимой приметой времени стало исследование В. Д. Тополянскимвозможностей использования прессы для изучения политических воп*росов через искусственно организованный обмен мнениями, скрытойборьбы в печати, влияния газет на вождей и их решения. В этой связиукажем на выводы С. А. Павлюченкова о дезориентирующем властныеструктуры характере публикаций в периодической печати.
Важнейшеезначение имеет становление нового направления научных исследований,рождающегося на основе сформулированного В. С. Измозиком понятия«политический контроль». Еще одним из наиболее заметных направле*ний в современной историографии следует признать разработку А. В. Блю&мом ранее закрытой темы цензурных преследований.Одним из значительных достижений в освоении проблематики по*литической культуры стали исследования инакомыслия и политичес*кого протеста в СССР.
Так, Л. А. Королева дала следующую классифи*кацию диссидентства:1) гражданские движения, среди которых со временем ведущим ста*ло правозащитное;2) национальные, в том числе за национальную независимость де*портированных народов, за возвращение в места обитания и заэмиграцию;3) религиозные движения.Близка к этому и классификация Ф. М. Бурлацкого, различающе*го три основных направления в оппозиционном движении 1970*х гг.:собственно диссидентское движение как борьба за политическую сво*боду, особенно свободу слова и убеждений; правозащитное движение;движение еврейской, армянской и иной эмиграции.Определяя суть любого протеста, как возражение и несогласие, со*временные историки исследуют инакомыслие через призму социально*исторического творчества и социально*политической активностисубъектов политики.
Исследуется инакомыслие и как объект каратель*ной политики. Известный российский историк А. А. Данилов в своихработах, и, прежде всего, в «Истории инакомыслия в России» (Уфа,1995), не только дал краткую хронику основных событий движения, нои рассмотрел взаимосвязь двух процессов — зарождения и эволюцииплюрализма в верхах и легитимации инакомыслия снизу. Тема граж*данского сопротивления в СССР рассматривается и в основательной65ГЛАВА 3монографии Р. Г.
Пихоя «Советский Союз: История власти. 1945–1991»(М., 1998).Несмотря на то что работы конца 1980*х – начала 1990*х гг. чаще всегоограничивались лишь рассмотрением уличных выступлений (восстаний,митингов, захватов общественных зданий и др.), не затрагивая забастов*ки, сборы подписей под петициями и прочие формы, в них был выдвинуттезис, полностью подтвердившийся в более поздних исследованиях: «Вос*стания же происходили преимущественно на обездоленной пролетарскойпериферии, захватывали массу люмпенизированных слоев, и кровавыерасправы государства над их участниками были типичными явлениямипослелагерной эпохи».
Авторы учебного пособия по истории диссидент*ского движения А. Б. Безбородов, М. М. Мейер и Е. И. Пивовар объяви*ли правозащитное движение «ядром диссидентского движения, полемпересечения интересов всех иных течений — политических, социально*культурных, национальных, религиозных и др.». А. Б. Безбородов в ис*следовании феномена «академического диссидентства» рассмотрел кос*венную роль научно*технической интеллигенции в процессеполитического и духовного раскрепощения советского общества.Довольно неожиданной на этом фоне выглядит книга В. А. Козло&ва «Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе (1953 –начало 1980*х гг.)» (Новосибирск, 1999), расценившего диссидентскоедвижение в качестве либеральной (интеллигентской) альтернативы ком*мунистическому режиму как слабое и маловлиятельное, так как дисси*денты не «смогли заразить своими идеями массы населения». Впрочем,отчасти это объясняется тем, что на протяжении последних лет в отече*ственной историографии не смолкают споры вокруг теории тоталита*ризма, рассматриваемой как главный и единственный ключ к понима*нию и уяснению советского прошлого.
Противники тоталитарногообъяснения советской истории (ведущие сотрудники Института рос*сийской истории РАН А. К. Соколов, С. В. Журавлев и другие) твердоуверены, что истинная причина краха социалистического эксперимен*та в стране выглядит гораздо сложнее, чем его трактовка в версии борь*бы общества против репрессивного тоталитарного государства.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
