Диссертация (1149104), страница 4
Текст из файла (страница 4)
Герман Шмитц в своей«Феноменологии телесности» выразил это через категории тесноты и простора:«Стеснение преобладает, например, при испуге, страхе, боли, напряжённом внимании,подавленности, голоде, дурном настроении, тогда как расширение превалирует, когда унас становится радостно на сердце, при глубоком расслаблении, тогда, когда мы готовыпрыгать от радости или чувствуем себя словно бы парящими в невесомости, когда мызасыпаем, дремлем на солнце, в момент наслаждения или приятной усталости»3.Эта внутренняя связь между означающим и означаемым характерна для символа, ив этом смысле жест лучше называть не знаком, но символом: «Символ характеризуетсятем, что он всегда не до конца произволен; он не вполне пуст, в нём есть рудиментестественной связи между означающим и означаемым.
Символ справедливости, весы, 1Ф. де Соссюр. Там же. С. 100.Там же. С. 101. 3Schmitz H. Phänomenologie der Leiblichkeit // Petzold H. (Hg.) Leiblichkeit. Philosophische, gesellschaftliche undtherapeutische Perspektiven. Paderborn, 1985.
S. 82. // Цит. по: Гугутцер Р. Что такое тело. // Архетипы телесности.Сборник статей под ред. Кузина. СПб, 2014. 362 с. С. 271.2 17 нельзя заменить чем попало, например, колесницей»1. С этой позиции язык жестов, какмы его понимаем, для де Соссюра хоть и является языком, но не вполне«совершенным».
Он акцентирует внимание на том, что идеальная система знаков – этота, в которой знаки совершенно произвольны, не имеют внутренней связи междуозначающим и означаемым, как это имеет место в вербальном языке: «знаки, целикомпроизвольные, лучше других реализуют идеал семиологического подхода»2. Это ещёодно существенное различие вербального языка и языка жестов, которое необходимоиметь в виду, применяя семиотический метод к анализу языка жестов (однако посколькужесты образуют систему языка, применение этого подхода оправдано и необходимо ине может быть отвергнуто на основании того, что знак в языке жестов не произволенили не вполне произволен).Важным для нашего рассмотрения языка жестов является также соссюровскоеразделение языка и речи.
Как известно, Соссюр выделяет в речевой деятельности двесоставляющие, речь и язык, первая из которых является индивидуальной, а вторая –социальной: «… мы прежде всего выделили внутри общего явления, каким являетсяречевая деятельность, две её составляющих: язык и речь.
Язык для нас – это речеваядеятельность минус речь. Он есть совокупность языковых навыков, позволяющихотдельному человеку понимать других и быть понятым»3. Язык – это социальноеявление, которое немыслимо вне социума, коллектива. Это вполне можно отнести и кжестам: жест и как составляющая языка, и как отдельное телодвижение являетсясоциальным продуктом, так как человек имеет не наследственную, а приобретённуюмоторику и пластику тела. Вместе с тем, язык тела, имеющийся в данном социуме,осваивается каждым его членом, постепенно становится своим, естественным дляданноготела.использованиеТакстановитсявозможностейвозможнойязыкаданнымжестоваяречьиндивидом.–Речь,индивидуальноекакявлениеиндивидуальное, подразумевает наличие особенных пластики и взаимодействия сосвоим телом, например, субъективного ощущения тяжести тела (веса), ощущениясвободыилистеснённостидвижений: «исполнение никогда не производитсяколлективом; оно всегда индивидуально и здесь всецело распоряжается индивид»4.Проведение различия между речью и языком помогает осознать неразрывное наличие в 1Ф.
де Соссюр. Там же.Там же.3Там же. С. 110.4Там же. С. 51.2 18 жесте индивидуального и социального, то есть личного, творческого начала иколлективного, воспринятого из социума. В этом отношении очень ярким оказываетсяопределение, данное жесту Дж. Агамбеном: «Жест – это нечто среднее междусотворением и исполнением»1.Будучи социальным явлением, язык жестов, как и любой другой язык, подлежитобучению: «… чтобы знать его (языка – Е.Ш.) функционирование, индивид долженучиться; ребёнок овладевает им лишь мало-помалу»2. Обучение это происходит какрационально (существует огромное количество норм относительно жестов, которымвзрослые специально обучают детей), так и нерационально: через мимесис, черезвзаимодействие тела с одеждой, техникой, вещами, принятыми в данном социуме.Очень важно, что при обучении языку жестов, в отличие от обучения вербальномуязыку, значение нерационального обучения неизмеримо выше, чем рационального,основывающегося на проговаривании.
Это делает необходимым повышенное вниманиепедагогов и преподавателей именно к жестам: например, можно сколько угодноговорить о необходимости аккуратности во внешнем виде, но это пройдёт впустую, еслисам воспитатель своими жестами противоречит тому, что говорит.Язык жестов можно освоить только лишь наблюдая за жестами других людей икопируя их в своём теле, для этого не обязательно даже рациональное обучение, котороетолько ускоряет этот процесс.
С другой стороны, язык жестов принципиальноневозможно освоить вне живой практики, вне общения на нём, и в этом ещё односущественное отличие его от вербального языка, который «составляет предмет,доступный самостоятельному обучению. Мы не говорим на мёртвых языках, но мыотлично можем овладеть их механизмом»3.
В овладении языком жестов мимесис играетрешающую роль: только лишь находясь в данном социуме, можно обучиться егожестам. Попытки воспроизводить в своём теле жесты других социумов, например,жесты другой культуры или другой эпохи, обречены на неудачу. Мы часто сталкиваемсяс этим, когда видим современных актёров, пытающихся играть людей ХIХ века, или жеамериканских актёров, пытающихся играть русских, или в попытках возродитьтрадиции балов, которые чаще всего оказываются похожими только на пародиинастоящих балов, или на современных фотографиях, сделанных «под старину».
1Цит. по: Вульф К. Жесты как язык чувств // Чувство, тело, движение / под ред. К. Вульфа, В. Савчука. М.:«Канон» РООИ «Реабилитация», 2011. 368 с. С. 83.2Ф. де Соссюр. Там же. С. 52.3Там же. С. 53.
19 Как и любой другой язык, язык жестов подвержен изменениям во времени. Говоряо его эволюции, нельзя не обратится вновь к «Курсу общей лингвистики» Ф. деСоссюра. С одной стороны, в рамках социума он представлен как система, со своейграмматикой и лексикой, обязательная для членов социума (индивид не можетигнорировать правила и нормы, касающиеся жестов: например, в рамках такихсоциальных институций, как школа, суд, такое игнорирование может обернутьсясанкциями по отношению к нему1), то есть как некая объективная данность: «самязыковой коллектив не имеет власти ни над одним словам; общество принимает языктаким, какой он есть»2, с другой – эта система является развивающейся, меняющейся:«язык всегда, хотя бы и минимально, всё же преобразуется»3.Изменения в жестах происходят чаще всего незаметно для членов социума, но вкакой-то определённый момент становится несомненным то, что это изменениепроизошло, что язык жестов стал другим.
Эту ситуацию описывает Д. Гранин: «Укаждого времени своя жестикуляция, своя походка, своя манера раскланиваться, братьпод руку, пить чай, держать речь. В пятидесятые годы вели себя иначе, чем в тридцатыеили двадцатые. Например, на всех произвело впечатление, что Зубр поцеловал рукивстречавшим его женщинам. Тогда это было не принято. Поёживались от его громкогоголоса, от неосторожных фраз.
Что-то было в поведении приехавших не нынешнее, нетутошнее и в то же время смутно узнаваемое, как будто появились предки, знакомые посемейным преданиям. Этакое старомодное, отжитое, но было и другое – утраченное»4.По Соссюру, изменения в языке происходят стихийно, незапланированно: никто неможет контролировать процесс изменения языка, задавать ему направление. Заизменениями знаков (означающих или означаемых) не стоит чьей-либо воли, язык здесьразвивается как самостоятельный и независимый от воли людей организм.
Взначительной степени это действительно так: невозможно контролировать, по крайнеймере, полностью, жесты людей, манеры, пластику тела и многое другое, так как здесьрешающую роль играет традиция, переданная из прошлого в ходе социализации,индивидуальные и природные особенности тела. Однако применительно к языку жестовсознательные изменения всё-таки возможны.