Диссертация (1149037), страница 27
Текст из файла (страница 27)
Идеология в литературе проявлялась (и проявляется), с одной стороны,в стремлении текста освободиться от автора, взяв на себя функции голоса,которым вещает «порядок самих вещей», с другой — в том, чтобы незаметноперед впечатлительным читателем подменить его собственные представлениянекоторой схемой. Таким образом, борьба Розанова с «направленческой»литературой — это борьба с идеологическим стилем мышления, в котором все«личное»заменилось«общественным».В«Уединенном»Розановпротивопоставляет безличной литературе личные мнения «по поводу», научнымстатьям, романам, объединенным одним сюжетом, одной идеей, — флорилегии,личные комментарии к каким-то событиям.Во-вторых, перед Розановым стояла задача вернуть язык в телесность«самого бытия», лишив его умозрительности и внеположенности по отношению кчеловеку; необходимо было вывести литературу из пространства идеологичностии начать с другого конца — «уединения», «сердца» и «своей думки», перенеся«жизнь души» в литературное произведение, или, как мы видели в книге «О130понимании», — говорить о единственном, что мы действительно понимаем, — осамом себе.
Сам Розанов неоднократно подчеркивал эту особенность своегомышления. «Как будто этот проклятый Гуттенберг облизал своим медным языкомвсех писателей, и они все обездушились “в печати” — потеряли лицо, характер.Мое “Я” только в рукописях, да “Я” и всякого писателя. Должно быть, по этойпричине я питаю суеверный страх рвать письма, тетради (даже детские), рукописи— и ничего не рву»233. Или же «Всякое движение души у меня сопровождаетсявыговариванием. И всякое выговаривание я хочу непременно записать. Это —инстинкт. Не из такого ли инстинкта родилась литература (письменная)?»234.
ДляРозанова ритм живой речи — внутренней, устной или наспех записанной накаком-либо клочке бумаги — был неизмеримо важнее, чем строгостьлитературного письма и даже синтаксический канон. Противопоставляя себя«Гуттенбергу», всей традиции издаваемой литературы, он пытался найти способписьма, максимально близкий к «телесности» речи, — т.е. речи с инойграмматикой, чем нормативная грамматика литературного языка, «внутреннейречи», перескакивающей от одного смыслового ядра к другому согласно своимсубъективным связям и установкам, своему стилю. Решение поставленной передсобой задачи он нашел в изменении синтаксиса, вставляя многоточия,неестественные для классической литературы переносы, частом использованиикавычек. Таким образом, он стремился сохранить в печатном тексте интонацииинтимного разговора, и насколько возможно сохранить «смыслы» слов,присутствующие во внутренней речи.§ 3.
Стилистические доминанты мышления Розанова в контекстекритики культуры и философииТема кризиса культуры проходит красной нитью через всё творчествоРозанова. В поздних работах она разрабатывается Розановым на основе критики233234Розанов В.В. Уединенное. С. 166.Там же. С. 197.131религии и образа пола в обществе. В первую очередь этим темам посвящены«Уединенное», «Опавшие листья», которые уже разбирались в предыдущемпараграфе, а также «Апокалипсис нашего времени».
Все эти тексты висследовательской литературе оцениваются как вершины литературного истилистического творчества Розанова, после которых в русской критике прочноукрепилась мысль, что «Розанов — первый стилист». «В сжатых и образныхотрывках запечатлевает философ отдельные значительные моменты своего бытияи бытия близких ему людей… отражает и душу автора, и “душу эпохи”»235.Сдругойстороны,современникиактивнообвиняютРозановавдвурушничестве, непостоянстве, лживости.
На это Розанов отвечал: «А какое вамдело до того, что я в точности думаю, чем я обязан говорить свои настоящиемысли? Глубочайшая моя субъективность (пафос субъективности) сделала то, чтоя точно всю жизнь прожил за занавескою, не снимаемою, не раздираемою.
Доэтой занавески никто не смеет коснуться. Там я жил; там, с собою, былправдив»236.Однако упрекнуть в противоречивости Розанова можно, только если невоспринять стиля и ритма его мышления, которое дискретно и движется скачкамиот одной проблемной точки к другой, нимало ни смущаясь того, что дляпродолжения пути нужно развернуться в противоположную сторону. ЛукавитРозанов в одном — в утверждении полного безразличия к читателю.
Розановотносится к читателю с теплотой и заботой, показывает самые сокровенныеистины, которые он находит в своей «археологии» культуры. Однако не наличиечитателя стимулирует его мысль: для осуществления писательства читатель емуне нужен.Э.Голлербахпишет,что«философияРозановаестьнестройноенагромождение торопливых мыслей… живая мысль, многоликая, многоцветная имногозвучная, пульсирует в каждой строке Розанова»237. Это указание на «живуюмысль», схваченную в момент своего зарождения, без редакторской правки,235Голлербах Э. В.В.
Розанов. Жизнь и творчество. С. 133.Цит. по: Голлербах Э. В.В. Розанов. Жизнь и творчество. С. 135.237Там же. С. 138.236132перекликается с Л. Виттгенштейном, обзор творчества которого давался впредыдущей главе, и выражает стремление Розанова воплотить «внутреннююречь», внутреннее разворачивание мысли. В контексте критики идеологии егостиль мышления проявился в принципах антиномичности и субъективности.Задача этого параграфа рассмотреть связь критики культуры и религии в позднихработах Розанова с их теоретическими основаниями, эксплицированными втрактате «О понимании».Продолжением философских флорилегий «Уединенное», «Опавшие листья»и «Мимолетное», которые мы уже рассматривали и к которым еще вернемся прирассмотрении темы пола в философии Розанова, явился «Апокалипсис нашеговремени», издававшийся в 1918 г.
в Сергиевом Посаде. Этой книгой Розановзавершил свой творческий и жизненный путь. В письме к Голлербаху,написанном осенью 1918 г., Розанов подробно говорит о своем стиле «Опавшихлистьев»: «…таинственно и прекрасно, таинственно и эгоистически в “Опавш.лист.” я дал в сущности “всего себя”. Ведь и “Апокалипсис” есть “Опавш. лист.”— на одну определенную тему — инсуррекция против христианства, и даже такаябесконечно обширная тема, как “Из Восточных мотивов”, вскрывающая тайнувсех древних религий. И я прямо потерял другую какую-либо формулитературных произведений: “не умею”, “не могу”…» 238. Критическое мышлениеРозанова в «Апокалипсисе» достигает своего апогея.
И в то же время эта книгапересекается со всеми основными работами Розанова: с трактатом «Опонимании» в плане подхода к выбору темы, поскольку мысль Розанова проводитревизию культурного наследия, в плане стиля — с «Уединенным», в контекстеисториософии — с легендой о Великом инквизиторе, в плане критикиисторического христианства — с «Метафизикой христианства», с философиейпола — в плане ревизии культурного и духовного наследия христианства.
Книга— калейдоскоп и в то же время обозрение всего своего идейного наследия,которое также подвергается ревизии (самое явное — в плане отношения к евреями своей роли в деле Бейлиса), она есть «О понимании», примененное к реальному238Розанов В.В. Апокалипсис нашего времени. С. 142.133историческому содержанию, критическая форма, наполненная историческимматериалом. С «Уединенным» и «Опавшими листьями» эту книгу сближает нетолько литературная форма, но и тот же, Розановский, стиль мышления.Основные его принципы, выразившиеся в его публицистике, уже были отмечены— антиномичность, субъективность, монологичность, стремление передать«внутреннюю речь», отразить жизнь мышления.
Также следует указать еще двапринципа, благодаря которым сложилось своеобразие выражения мысли в«Уединенном», Опавших листьях»,«Апокалипсисе нашего времени» —афористичность и исповедальность. Розанов стремится передать смысл емкойфразой, ситуативно и эмоционально, поскольку любое культурное явлениеобретает смысловую наполненность через человеческий опыт, и каждоекультурное явление имеет субъективную окраску. «”Былая Русь”…Как этовыговорить? А уже выговаривается»239. Не форма литературного письма, но то,что человек выделяет и проговаривает во «внутренней речи» — вот чтоинтересует Розанова. Именно поэтому его тексты становятся прерывистыми,изобилуют междометиями, повторами, метонимиями, будто все состоят извопросов и где-то услышанных фраз — таким образом стиль розановского письмаприближается к интонации внутренней речи, чтобы раскрыть жизнь мышления,зарождение и разворачивание смыслов.
Исследуя феномен исповедальности втворчестве Розанова, И.В. Горина отмечает, что он «отпускает мысль на свободу,не препарируя ее словом, тем самым оставляя сокрытым смысл» 240. В стиле егоязыка, построенного на интонациях, ритме, созвучиях, спонтанности возникаетэффект приращения бытия и расширение границ понимания мира для читателя.«Горизонт внешней стороны бытия сужается, ибо оказывается, что свободнаямысль привязана не к всеобщим, абстрактным и умопостигаемым понятиям, а ксуществованию единичных вещей – целостных по форме и содержанию» 241.Семантическое поле слов внутри мышления (во внутренней речи) человека239Розанов В.В. Апокалипсис нашего времени. С.
9.Горина И.В. Об исповедальной прозе В.В. Розанова // Парадигма: философско-культурологический альманах.2008. вып. № 10. С. 186.241Там же.240134обладает необычайной широтой и конкретностью, слова связываются с опытомвосприятия, психологическими переживаниями, ощущением длительности. Какправило, в процессе выражения мысли человек в целях успешной коммуникацииприбегаетк использованию более общих значений, абстрагируясь отиндивидуальных коннотаций, присутствовавших в поле внутренней речи. Розановделает иной стилевой выбор: он стремится к сохранению в своем письме всехличностных оттенков событий, явлений, предметов, как они присутствуют в еговнутренней речи. Этот выбор был обоснован им в трактате «О понимании», всоответствии с которым человек в своей речи наиболее полно раскрывает своесобственное восприятие мира.Переходя к содержательной части сочинения «Апокалипсис нашеговремени», мы видим, что человечество представляется Розанову в состоянии«конца истории», но это открывает возможность для людей оглянуться назад ипопытаться увидеть истоки наступившего кризиса; плоды цивилизации ужесозрели и, следуя логике «Учения о потенциальности», изложенной в трактатеРозанова, раскрыли все потенции той идеи, что стала роковой для культуры,цивилизации, истории.