Диссертация (1148857), страница 32
Текст из файла (страница 32)
прагматически полезное и необходимое. При всем том оказалось, что как истина, так и заблуждение суть фикции. Выход был найден и здесь: заблуждение стало нецелесообразной степенью фикции, а истина – целесообразной степенью заблуждения; в итоге же (итога у авторанет; итог – наша «интерпретация» его теоретико-познавательной клоунады), истина явиласьцелесообразной степенью нецелесообразной степени фикции.160Нонсенс проникает в гуманитарное знание незаметно для него самого, и вотуже психология, в силу того, что понятие души становится в научном плане нелегитимным, окажется, если перевести слово «психология» на русский язык, «наукой о душе без души, и соответственно психиатрия станет лечением того, чегонет».161 Как замечает К. А.
Свасьян далее, «наука о душе без души потому и оказалась совершенно серьезным изделием логики, что сама логика (по той же самойпричине, т. е. по своей собственной логике) была наукой о правилах мышления...без мысли».162Философское знание обнаруживает одно существенное противоречие. Исторически основным гносеологическим инструментом философии было дискурсивное мышление, которое с необходимостью может познавать сущее только ввиде собственных проекций, а не как таковое. Экзистенциальное измерение абсурда тем и ценно, что предоставляет возможность непосредственно интуироватьреальность в опыте недвойственности.
Важно, что открытое – экзистенциальноезнание, как было показано в первой главе, не может быть получено, но лишь открыто в силу его изначальной имманентности познающему – таким образом знание при всем его исторически маргинальном положении до Нового времени всёже находило место в пространстве западной философии. Современный философский этос позволяет говорить об опыте недвойственности сугубо в теоретическом160Там же. С. 49.Там же. С.
50.162Там же.161150контексте, поскольку любой другой контекст не соответствует принятым в научном сообществе и, следовательно, является нелегитимным.Наличие критериев научности, безусловно, важно и необходимо, посколькуэто оберегает научное исследование от превращения в лженаучное или даже антинаучное. Однако если проанализировать, обнаружится, что данные критериивыработаны в рамках негуманитарных дисциплин, приспособлены под их нужды,но распространены в т. ч.
и на гуманитарные науки. На наш взгляд, применениеестественно-научной методологии к гуманитарному знанию не предохраняет егоот проникновения нонсенса, но напротив стимулирует его возникновение.Прежде всего, следование критериям научности сокращает как сферу исследования, так и сферу применения, для работ гуманитарного профиля. Существенная часть наследия, оставленного философским знанием, попросту находитсявне легитимного поля. К примеру, изучение проблем коммуникации и социализации имеет несомненную значимость. Однако учение Л.
Шестова (в котором утверждается, что человек не достигает полноты и завершенности без приобщения кэкзистенциальному знанию) или философия К. Ясперса (с ее идеей о том, что основания для Самости не находятся ни в социальности, ни в предметном мире) могут изучаться только в историко-философском аспекте, но никак не в рамках действительных социокультурных исследований, просто потому, что они находятся впротиворечии с господствующей рациональной конфигурацией субъекта.Вторым следствием применения критериев естественных наук к гуманитарному дискурсу является формализация научных исследований.
Многие работысоциогуманитарного профиля с самого начала приспосабливаются под соблюдение формальных требований, и на выходе кажется, будто их авторы отчитывалисьперед начальством. Немалую роль в этом процессе играет чрезмерная приверженность идеалу академического письма, которое словно бы и создавалось для того,чтобы выражение истины посредством него было принципиально невозможным.Следует помнить, что яркий авторский стиль в гуманитарных исследованиях является не излишеством изложения и не прихотью автора, а одним из средств вы-151ражения, позволяющим донести до публики то, что нельзя выразить путем прямого означивания.Данные тенденции, получившие наибольшее развитие в прошлом столетии,актуальны по сей день, находя свое выражение, в частности, в таком явлении, какнаукометрия, предполагающем статический подход к оценке научного знания.Современный отечественный исследователь Б. Г.
Соколов, рассматривая одни изглавных наукометрических инструментов – индексы цитирования и Хирша, приходит к выводу, что их применение по отношению к гуманитарным исследованиям по ряду причин нецелесообразно и вредно. Автор справедливо замечает, что«наука – это отнюдь не умение считать, делать эксперименты или приводить доказательства», а «слово и мысль о существенном и его прояснение»,163 а статистические параметры индексов цитирования ничего не говорят о том, насколько«прояснено существенное» в тех или иных статьях. Отсюда, наукометрическиетребования приводят научное знание всё к той же ситуации «сведенности к абсурду», выражаемой в формуле «когда нет мысли, тогда есть индекс цитирования».164 Предложенное Б. Г. Соколовым средство противодействия «возвести абсурд в степень абсурда и этим продемонстрировать его абсурдность»165 представляется нам эффективным, хотя мы сказали бы «довести нонсенс до состояния абсурда».
Однако, учитывая недвойственную природу абсурда и, следовательно, егонеотличность от нонсенса, можно согласиться и с авторской терминологией. Укаждого из исследователей могут быть свои стратегии «возведения в степень абсурда». В настоящей работе описан один из возможных способов.
Он заключаетсяв предварительном понимании, что одним из главных источников нонсенса является дискурсивное мышление, создающее собственные проекции и далее описывающее только их, и последующем его преодолении в опыте недвойственности.163Соколов Б. Г. Индекс X и индекс Ц // Studia culturae. Вып. 17. СПб., 2013. С. 168.Там же. С. 167.165Там же. С. 175.164152§3. Абсурд в деле преодоления проблемных ситуаций современности3.3.1. Антиномистическая логика абсурда и социальное взаимодействиеОтталкиваясь от представления об абсурдном характере европейской культуры XX в., мы исследовали, насколько абсурд может рассматриваться в качествеодной из ее констант. Принимая во внимание те данные, которые были полученыпри изучении свойств абсурда в логическом и экзистенциальном измерении, следует заключить, что европейское социокультурное пространство прошлого столетия нельзя назвать пространством бытования абсурда.
Как дискурсивный феномен абсурд представляет собой, с одной стороны, более глубокое измерение языка, с помощью которого можно с той или иной степенью убедительности высказываться о предметах, лежащих за пределами эмпирии, к чему традиционныйспособ языкового выражения малопригоден. С другой стороны, в логическом измерении абсурд предстает особой логикой, которую мы предпочитаем называтьантиномистической, поскольку она не руководствуется правилом исключенноготретьего. В экзистенциальном же измерении абсурд являет собой опыт недвойственности.Очевидно, что ничего из этого нельзя обнаружить в европейском социокультурном пространстве прошлого столетия в качестве нормативной практики.Всякий экзистенциальный опыт маркируется обычно как патологический и опасный.
Абсурдизм наличествует только как художественная практика, а почти всеформы свободного пребывания лингвистического абсурда в теле культуры связаны не с обнаружением более глубоких пластов языка или стремлением его усовершенствовать, сколько с обманом. Одним словом, в силу того, что принципылогической организации абсурда не могут быть с достоверностью установлены иникогда не могут представать актуальным опытом сознавания, абсурд как феномен очень уязвим в плане эксплуатации. Поэтому ряд объектов культуры и культурных феноменов, о которых велась речь в двух предыдущих параграфах, сохраняя внешнюю идентичность абсурду, реализовывались в виде нонсенса. Напомним, что и абсурд, и нонсенс вормально представляют собой аномалии, посколь-153ку, рассмотренные в качестве означающих, они отсылают к неверным означаемым.
Однако абсурд никогда не имеет значения обмана, т. к. является средствомпреодоления агрессии дискурса и в этом смысле служит целям освобождения, анонсенс целиком укоренен в обмане, т. к. он решает строго прагматические задачи и, напротив, использует дискурс во всей его чрезмерности, буквально «забалтывая» свою «целевую аудиторию». Именно поэтому, когда в отношении социокультурного пространства используется слово «абсурд» со всеми его негативными коннотациями, то следует понимать, что имеется в виду нонсенс. Наша задача – проследить, в какой степени именно абсурд может быть категорией культурыи, соответственно, в какой степени он может противостоять нонсенсу.В западной культуре прошлого века стала как никогда актуальной, а ныне –еще больше обострилась, проблема межкультурной коммуникации.
Взаимодействие между различными социокультурными общностями, идентифицирующимисебя по этническим, религиозным, гендерным, классовым и пр. позициям, нередкоприводит к конфликтам. Очевидно, что поиск общего языка для враждующихгрупп – важная задача как для самих этих групп, так и для представителей социогуманитарного знания. Однако зачастую недостатком, обнаруживающимся в процессе подобного рода поиска, является то, что он осуществляется исключительнос позиции одной из сторон или вовсе с позиции стороннего наблюдателя, которыйпредполагает стать медиатором в конфликте.
Соответственно, при таком положении дел выработка «общего языка» будет представлять собой, скорее, попытку«перевести игру на свое поле», зачастую даже не осознаваемую. В этой работеуже приводилась в качестве примера критика Л. Шестова спекулятивной философии, для которой характерно представление, что в основе мышления всех без исключения людей лежат аподиктические принципы разума. Л.
Шестов оспариваетэто положение с экзистенциальных позиций. Однако это представление можетбыть оспорено и с позиции философии языка (упоминавшаяся ранее монографияА. В. Смирнова «Логика смысла», показывающая, что европейская и арабскаякультуры используют разные стратегии смыслополагания), и с позиции психолингвистики (исследования А. Р. Лурия в Средней Азии, а также М. Коула и154С. Скрибнер166 в Либерии, демонстрирующие, что мышление представителей традиционных сообществ организовано не по принципам силлогизма), и с позициинейропсихологии (исследование К.