Диссертация (1148857), страница 30
Текст из файла (страница 30)
С одной стороны, представленность политики в публичной сфере имеет явные положительные стороны: то,что власть себя артикулирует, предполагает некоторую степень ее подотчетностинаселению и не дает ей скатиться к откровенно авторитарным формам. С другойстороны, она существенно сокращает зону своей практической деятельности, заменяет последнюю разворачиванием дискурса, и в этом просматриваются чертынонсенса.Стремление политических деятелей более репрезентировать свою деятельность, нежели на самом деле действовать, объясняется ростом влияния СМИ иувеличением их «изобразительных возможностей», что составляет две стороныодного и того же процесса.
Если событие становится возможным наблюдать в реальном времени, это накладывает дополнительные обязательства на участниковсобытия и существенно видоизменяет их поведение. В связи с изменением значимости масс-медиа меняются и представления агентов политической деятельности.В этом смысле симулятивность политики интересно рассматривать не с конспирологических позиций, согласно которым, политики заняты имитацией, чтобы отвлечь внимание и скрыть свои реальные интенции и действия, а с общекультурологических.
Иначе говоря, политические деятели склонны репрезентировать своюдеятельность не в целях маскировки, но лишь в силу того, что они являются такими же представителями своей культуры, как и все остальные граждане, и, соот-142ветственно, подвержены такому же влиянию структур нонсенса. Так же, как все,политики всерьез полагают, что представленная в СМИ «картинка» и есть реальность и что изображать деятельность есть то же самое, что действовать. Сверхубедительность медиасферы уравнивает политических деятелей с рядовыми представителями общества еще в одном аспекте нонсенса: их присутствие в медийномпространстве является подтверждением их же существования, по крайне мере –политического, а потому для попадания в это пространство они готовы представать в самом комическом виде.154Влияние на политику дискурсивных практик, выраженных через массмедиа, очевидно, однако в символическом пространстве власти существует и обратная тенденция воздействия на дискурсивный порядок.
Властные инстанциипрекрасно осведомлены насчет колоссального значения дискурсивных практик вделе собственного утверждения, сохранения и воспроизводства. Собственно,власть, вслед за М. Фуко, следует понимать в самом широком смысле как областьразворачивания и дальнейшей экстраполяции дискурса. Именно поэтому властные структуры обращают самое пристальное внимание на язык. Часто приходитсянаблюдать, как та или иная дискурсивная система, в качестве приоритетов имеющая идеалы свободы человеческой личности, на пути к свободе создает большоеколичество институтов, пристально следящих за ее установлением и принуждением к ней.
Соответственно, и в поле языка проводятся соответствующие демаркационные линии. Дискурс используется политиками, во-первых, для обоснованияабсолютной необходимости и безусловной важности институционального устрой-154В этом отношении особенно показателен видеоролик “Dancing Politicians” («Танцующие политики») 2008 г., вкотором на музыку популярного британского ансамбля наложен видеоряд с собственно танцующими политиками1990-х –2000-х гг. Не секрет, что политические деятели нередко стремятся ассоциировать себя с поп-звездами вцелях политической борьбы за голоса избирателя. Однако данный клип показателен не только тем, что высвечивает нонсенс в политике, представляя в комическом свете кажущуюся абсолютно естественной практику. В концеконцов, шейк в исполнении Б. Н.
Ельцина, крепко сжимающего во время танца кулаки и демонстрирующего темсамым, насколько крепко он собирается держаться за власть, выглядит не слишком забавно. Кадры с танцующимиполитиками перемежаются с кадрами боевых действий, пыток, а также с кадрами, на которых запечатлены танцующие солдаты. Совпадение командования и подчиненных в пристрастии к хореографии открывает другое, несатирическое значение видеоклипа.
Несмотря на несомненную завораживающую привлекательность насилия, мало укого хватает мужества смотреть на него в его неприкрытости. Танец создает игровое, театрализованное пространство. Он выступает символическим фильтром, позволяющим скрыть непристойный характер насилия и, тем самым, получить от последнего удовольствие.143ства политики и происходящих в связи с этим процессов, а во-вторых, в качествесредства цензуры.Совершенномудрый правитель, возможно, и «делает сердца своих подданных пустыми, а желудки – полными»,155 но европейская бюрократия совсем не заинтересована в том, чтобы на теле общественного организма не регистрировалосьникаких возмущений.
Бюрократический аппарат создает проблем всегда больше,чем решает, поскольку наличие тех или иных участков напряженности в социуме – едва ли не единственное, что оправдывает его существование и его непрерывный рост. Соответственно, репрезентативный потенциал языка является идеальным средством, позволяющим поддерживать в социокультурном пространственеобходимый градус обеспокоенности и затрудняющим возможность поставитьпод сомнение как важность бюрократического аппарата, так и важность социокультурного пространства в целом, вместе с его институциональной организациейи происходящими в нем процессами.
При этом данный феномен распространяетсяне только на рядовых представителей общества, но и на власть: бюрократия делает пространство повседневности некомфортным для всех, в т. ч. и для самих бюрократов. Зачастую решение той или иной проблемы в обществе затрудняется нестолько ее сложностью, сколько тем, что проблема постоянно проговаривается.Главный негативный момент здесь связан даже не с разницей между «сказал» и«сделал», а с тем, что концептуализирование может касаться несуществующей,иллюзорной трудности или вовсе иметь цель (явную или неявную для участниковпроцесса) создать все условия, чтобы та или иная проблемная ситуация не преодолевалась. В создании массивных дискурсивных конструктов едины как политическая элита, «дающая сигнал» и репрезентирующая свою деятельность в медиасфере, так и всегда чуткие к сигналам интеллектуалы, занимающиеся теоретическим обоснованием этой деятельности.
И если в речи вторых еще можно уловить какую-либо логическую последовательность, то сообщения, циркулирующиев политической сфере, как она представлена массам, почти полностью освобож-155«…премудрый человек, управляя людьми, опустошает их головы и наполняет их животы» (Дао-Дэ цзин, III).144дены от функций прямого означивания. В целом, публичный язык политики кактаковой являет собой пример лингвистического нонсенса.Еще одним важным способом, которым нонсенс утверждает себя в политической сфере, является политически корректный язык, получивший в социокультурном пространстве Запада XX в. повсеместное распространение.
Политическаякорректность представляет собой практику ограничения употребления в публичном пространстве оскорбительных слов и выражений, дискриминирующих те илииные социальные общности по признакам пола, расы, сексуальной ориентации,вероисповедания и т. д. В такой редакции политкорректность выглядит привлекательно, хотя и несколько симптоматично, т. к. с этими задачами формально должны справляться воспитание и правила вежливости.
Однако еще более симптоматичным является то, что данная практика, как и полагается всякой сложной дискурсивной системе, начинает мутировать и приводит к результатам, ровно обратным изначально полагаемым. Политкорректность потому является хорошей почвой для распространения нонсенса, что данная разновидность языковой игрыпредполагает использование не прямого термина, а более сложной эвфемистической конструкции, как, например, в случае, когда вместо вполне ясного, не оскорбительного, констатирующего факт, слова «толстый» используется сложная словосочетание наподобие «человек с нестандартной комплекцией». Помимо того,что подобные словосочетания противоречат самой логике развития языка, котораявсегда заключается в его упрощении и облегчении коммуникации, они, в силусвоей запутанности, искажают истинное положение дел и открывают пространство для манипуляции.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
