Диссертация (1148857), страница 31
Текст из файла (страница 31)
По существу, это просто еще один пример того, как определенная дискурсивная практика «онтологизировалась»: отделилась от своей служебной функции и зажила своей жизнью. Политическая корректность являетсяразновидностью цензуры, но не это даже является самым опасным в ней, а нонсенс, в силу которого сама практика приходит к результатам, полностью противоположным тем, что полагались в начале.
Стремление взять под защиту уязвимыесоциальные группы путем изменения языка приводят к тому, что нуждающие не145получают должной помощи, поскольку «слепой» – совсем не то же самое, что«человек с нарушениями зрения».3.2.2. Reductio ad absurdum: положение дел в западном гуманитарном знанииXX векаПрактика политической корректности распространилась в западной культуре за пределы публичного поля политики и пространства повседневности и проникла в т. ч. и в научный дискурс, который формально должен быть свободен отподобных влияний.
Однако не это представляется самым важным в процессе реализации абсурда в форме нонсенса в научном мире.Два процесса (инфляция трансцендентного и «онтологизация» дискурса),берущие свое начало в Новое время, названные нами предпосылками для реализации абсурда в форме нонсенса в европейской культуре XX в., в полной мере относятся и к науке.
В определенном отношении и сама наука как социокультурнаяпрактика в том виде, в каком мы ее сейчас знаем, возникает и оформляется в этотже период.Предполагается, что человеческая мысль является в той степени истинной, вкакой она соотносится с современным научным знанием. Представления об устройстве мира исторически изменчивы и разнообразны, и на сегодняшний деньименно наука занимается представлением того, как устроено сущее. М. Хайдеггерпишет: «Наука – способ, притом решающий, каким для нас предстает все, чтоесть.
Мы должны поэтому сказать: действительность, внутри которой движется ипытается оставаться сегодняшний человек, все больше определяется тем, что называют западноевропейской наукой».156 А поскольку действительность современной науки является эмпирической, то и «сегодняшний человек» живет по преимуществу в эмпирической реальности. Такие понятия, как «Бог» или «душа»,вполне законные в пространстве средневекового научного знания, нелегитимны сточки зрения современной науки. Трансцендентное содержание к XX в.
окончательно занимает маргинальное положение в западной культуре. И это к лучше156Хайдеггер М. Наука и осмысление // Хайдеггер М. Время и бытие. СПб., 2007. С. 331.146му, т. к. все известные попытки реанимировать его в сложившейся на сегодняшний день социокультурной ситуации в Европе нецелесообразны, производяткрайне отталкивающее впечатление и чреваты тяжелыми последствиями.Отказ трансцендентному в статусе реальности связан с его неверифицируемостью.
Чувственно-воспринимаемое, то, что может быть подвергнуто проверке,вполне справедливо наделяется онтологическим статусом и становится предметом научного исследования, поскольку оно предоставляет хоть что-то, с чем можно «работать» и что можно изучать. Тем не менее, факт замены трансцендентногосодержания на эмпирическое всё же не позволяет утверждать, что современнаянаука отказалась от иллюзорных конструктов и изучает действительность такой,как она есть на самом деле, поскольку одновременно с этим актуализируется другая тенденция – «онтологизация» дискурса. Иначе говоря, на место трансцендентной реальности становится дискурсивная, которая, в свою очередь, также являетсяментальным конструктом.
Научное знание постоянно умножается, совершенствуется и развивается, но как будто вместе с этим становится всё более разрозненным. Это отмечает М. де Серто: «Таким образом мы приходим к изучению “изнанки” научной деятельности и к вопросу о том, не является ли она чем-то вродеколлажа, который хотя и сводит вместе, но все меньше и меньше соединяет в одно целое заявляемые дискурсом теоретические амбиции и упорное сохранениедревнейших уловок в повседневной работе исследовательских групп и лабораторий».157М. Хайдеггер, рассматривая характерные черты естественнонаучного познания, использует еще более жесткие формулировки.
Суть сводится к тому, чтонаука не столько занимается исследованием сущего, сколько предписывает сущему, каким оно должно быть. Так, например, физика априори выстраивает своюпредметную сферу как некую схему природы, и лишь «внутри этой общей схемыприроды должен (курсив мой — В. Л.) найти себе место всякий природный процесс».158 Чтобы быть исследованной, эмпирическая реальность должна быть под157158Серто М. де Изобретение повседневности. 1. Искусство делать. С. 56.Хайдеггер М.
Время картины мира // Хайдеггер М. Время и бытие. СПб., 2007. С. 61.147вергнута дискурсивной обработке. В этом смысле взаимодействие между теламина равных основаниях может объясняться через понятие силы, как это и происходит в классической механике, а может в духе оккультных представлений, ни в коей мере не являющихся научными, списываться на счет действия мистическихсил.
И то, и другое являются дискурсивными образованиями. Аналогичным образом, если бы это было столь же эффективным, и возникновение болезней моглобы объясняться не действием на организм бактерий и вирусов, а работой злых духов.Тем не менее, мы не склонны считать, что оперирование дискурсивнымипроекциями можно поставить в упрек негуманитарному знанию. Естественные,математические и технические науки представляют собой сложноорганизованнуюсистему знания, обладают ясной методологией, выработанными критериями проверки полученных данных и т. д., что предохраняет их от возникновения нонсенса.
Дисциплины негуманитарного профиля имеют своей целью не получение знания о сущем, как оно есть, а его практическое освоение. Куда более уязвимымиявляются гуманитарные науки, поскольку их ключевым и зачастую единственнымгносеологическим инструментом является язык, который, в свою очередь, является наиболее благоприятной средой для распространения нонсенса.
Это, в своюочередь, накладывает дополнительные обязательства на философское знание, поскольку его предметом с момента возникновения являлось сущее как таковое.Именно на этом основании философию следует называть «строгой наукой». Еслидля естественных наук вполне допустимо создавать посредством дискурсивныхпроекций свой предмет, то философия не может себе это позволить, посколькуона, со времен Фалеса, неизменно должна давать ответ на вопрос «Что есть сущеесамо по себе?» Познание, чтобы считаться философским, не может довольствоваться «идеальными объектами», поэтому исследователь каждый раз, когда ониспользует те или иные концепты, должен, прежде всего, задумываться, в какойстепени они сохраняют связь с сущим, а в какой являются чисто дискурсивнымиобразованиями.148Нам представляется, что, если и можно предъявлять какие-либо обвинениясовременной западной философии, то они должны быть совсем иными по сравнению, с теми, которые ей предъявляются обычно.
Нередко от «не-гуманитариев»исходят сомнения в научном статусе гуманитарного знания в целом и философских дисциплин в частности, поскольку, например, полученные в их рамках результаты не всегда могут быть проверены и т. д. Но нонсенс проникает в эти области знания совсем не потому. Более того, если бы данные дисциплины соответствовали критериям научности «точных» наук, это только бы катализировалопроцессы образования нонсенса. Кризис заключается совсем в другом.К. А. Свасьян характеризует сложившееся в XX в. в теории познания положение дел логико-математическим термином reductio ad absurdum. Философскоезнание находится в ситуации «сведенности к абсурду». Автор пишет: «Пути становления логоса отмечены последовательными стадиями сужения и уплотнения.Космически переживаемой мысли...
суждено неотвратимое и постепенное стягивание до пределов отдельной личности, и, дальше не просто личности как таковой, а – функционально выражаясь – ее головы».159 Иначе говоря, исторически, ссамого начала философская мысль пребывала в тесном контакте с вещами; досократики при всей кажущейся, с современной точки зрения, несостоятельности инаивности их учений сохраняли устойчивое понимание, что бытие есть и что оноистинно в большей степени, чем что бы то ни было. «Космически переживаемаямысль», о которой пишет К. А. Свасьян означает, что первые философы воспринимали мышление как одну из стихий сущего, и философствование было чем-товроде приобщения через логос к сущему: не «я мыслю», а «мысль мыслит себячерез меня».В дальнейшем философское знание естественным образом двинулось по пути дискурсивного усложнения, в ходе которого утрачивалось представление о бытийственном начале мышления, а вместе с этим утрачивалась связь с сущим, которое стало функционировать как репрезентация сознания познающего.
Именноэтот путь и описывается в приведенной цитате как reductio ad absurdum. Далее159Свасьян К. А. Феноменологическое познание. Пропедевтика и критика. С. 42.149К. А. Свасьян, разбирая фрагмент из книги Г. Файхингера «Философия “как еслибы”», показывает, каким образом нонсенс проникает в философское мышление:Автор одной наделавшей в свое время много шуму философской концепции задался цельюответить на вопрос Пилата: «Что есть истина?» После долгой и насильственной эксплуатации собственного лексикона он пришел к неожиданному и вполне профессиональному выводу: истина есть заблуждение. Но тут вставал простой вопрос: почему же называть ее истиной? Пришлось еще раз раскладывать пасьянс из слов, и тогда выяснилось, что она – не простое заблуждение, а (совсем как в сказке с курочкой-дароносицей) целесообразное, т.е.