Диссертация (1148857), страница 34
Текст из файла (страница 34)
Даже если современный западный человек обратит внимание на короткие моменты радости и счастья, которые случаются в его повседневном опыте,то он заметит, что они связаны с приватным пространством, где снижается рольинституциональной организации общества вместе со всеми его формальными159процедурами. Если же он попытается проанализировать причины этих ощущений,то очень скоро поймет, что они заключаются в неэгоистическом поведении. Приэтом под эгоизмом в данном случае понимается не моральная оценка негативныхсвойств характера, а любой процесс самоидентификации, поскольку он предполагает видение себя в качестве индивидуально ограниченного эго (Я, личности, Самости и т.
д.). Соответственно, неэгоистическая стратегия поведения предполагает весьма травматическое для западного человека признание того, что, помимосоциально ориентированной стороны, у него есть фундаментальная природа ума,которая не имеет отношения ни к социуму, ни к тому, что он называет «личностью», «Самостью», «Я». Непродолжительные эпизоды счастья, которые случаются с индивидом в приватном пространстве, связаны с тем, что он интуитивнодогадывается о наличии этой природы и действует из уважения к ее присутствиюкак в себе, так и в других людях.Различные абсурдные стратегии поведения, осуществляемые на индивидуальном уровне, противоречащие, на первый взгляд, здравому смыслу, не подчиненные целиком принципу практической полезности, представляются более действенным средством решения проблемных ситуаций современности.
Они предполагают обретение полноты индивидуального существования не в дальнейшемукоренении в своем эго, а в его устранении, и именно в силу этого являются абсурдными. Самой совершенной формой реализации неэгоистического виденияявляется символическое переживание собственной смерти.3.3.3. Катарсическое значение абсурдного опытаВ каждый момент времени любое социокультурное пространство, независимо от его объема, местоположения, времени существования, содержит определенные проблемные поля и сталкивается с рядом практических вызовов. Соответственно, жизненно важным в такой ситуации оказывается поиск решения сложившихся в культуре противоречий. Эти решения могут быть самыми разными.Например, если возникает конфликт между теми или иными общностями, то онможет быть решен путем переведения в символическую сферу, или посредством160переговоров, или же на помощь могут прийти ритуал и традиция.
В отдельных исамых огорчительных случаях единственным способом решения конфликта является прямая конфронтация. Одним словом, сценариев выхода из затруднительногоположения, как правило, имеется несколько, и в этом деле особое значение имеетгибкая, динамичная и взвешенная стратегия выбора средств. Исторически в европейском социокультурном пространстве наибольшее доверие оказывается дискурсивным практикам преодоления проблемных ситуаций: проблему важно обнаружить, сформулировать и представить ее решение в дискурсе. Но вопрос в том:действительно ли дискурсивная стратегия действенна.Каждый курильщик знает, какой вред причиняет курение.
Зачастую он дажене испытывает никакого удовольствия от своей привычки и на самом деле хотелбы от нее избавиться, но в его повседневном опыте ничего меняется от осознаниявсех этих вещей – он продолжает курить. Языковая фиксация той или иной проблемы еще не является гарантией ее решения. Более того, как мы видели, значительное количество проблемных ситуаций в европейском социокультурном пространстве XX в. имело своей непосредственной причиной чрезмерно разросшиесядискурсивные практики. Поскольку дискурс имеет свойство «онтологизироваться» и замещать собою «реальное» положение дел, создается иллюзия, что формулирование проблемы означает вместе с тем и ее решение.Альтернативным дискурсивному сценарию способом «снятия напряженности» является тот, который условно можно назвать «катарсическим».
Катарсиспредполагает достижение человеком такого психофизического состояния, при котором он преодолевает индивидуальную ограниченность своего эго и в целомрастворяется как «эта конкретная личность», как «это отдельное Я». В этом отношении катарсические переживания подобны опыту абсурда, а если учесть, чтоони предполагают снятие различие между Я и не-Я, то можно и вовсе утверждать,что это один из способов достижения такого опыта.
Можно указать много способов достижения и привести много способов описания опыта недвойственности, носам опыт единствен, т. к. самопротиворечивым было бы мыслить возможностьнескольких видов недвойственности. По-видимому, во все эпохи и во всех куль-161турах наличествовали те или иные катарсические практики, преследовавшие, какможно догадаться, очистительные цели. Очищение заключалось во временномисчезновении субъекта, благодаря чему не оставалось больше того, кто мог быиспытывать страдание, боль и неудовлетворенность. А по возвращении в личностные рамки человек, в силу тотальности пережитого чувства единства, понималнесущественность, иллюзорность большинства так называемых проблем и треволнений личности вместе с продуцируемыми ею страданием, болью и неудовлетворенностью.
Еще более важным, чем снижение привязанности и интереса ксобственной личности, следствием катарсических переживаний являются эмпатияи выработка доброжелательного, сострадательного отношения к живому.Говоря о европейской (и в целом западной) культуре, можно констатировать, что к XX в. «катарсический элемент» из нее полностью выветрился. Всякоепереживание подобного рода однозначно маркируется в качестве нездорового,патологического. Это представляется одной из наиболее серьезных проблем западного социокультурного пространства.
Теперь функцию катарсических практикберут на себя террористические акты, катастрофы, стихийные бедствия и катаклизмы, влекущие за собой гибель большого числа людей. Если быть еще болееточным, то дело даже не в самих событиях, а, грубо говоря, в том, как они показаны по телевизору. Одним словом, «катарсис» отныне связан с переживанием, относящимся к «телекартинке», показывающей массовую гибель других людей.Можно согласиться с Э. Ги Дебором, что «в обществах, достигших современного уровня развития производства вся жизнь проявляется как огромное нагромождение спектаклей».171 Таким образом, в европейском социокультурномпространстве XX в., которое можно охарактеризовать как «общество спектакля»,особую ценность приобретают зрелищность, визуальная репрезентация события.Театрализованность касается многих аспектов западной культуры как в прошломстолетии, так и сегодня.
И, как и в театре, в социальном взаимодействии «конфликт “обнажает” истину, десакрализует ее», а после «переходит в противоположную фазу – равновесия, достигаемого через катарсис, жертвенность, когда171Ги Дебор Э. Общество спектакля. М., 2000. С. 23.162раскрывается очищающая сущность боли, испытываемой “коллективно”».172 События, приводящие к массовой гибели людей или грозящие массовой гибельюлюдей, в силу своей необъяснимой «бесчеловечности» и «несправедливости», какраз и выступают источником переживаний подобного рода. В этом смысле и различные виды экстремизма совершенно справедливо можно рассматривать как нечто такое, что задается самим характером «общества спектакля».
Это тот самыйконфликт, который должен проявить истинное положение дел, и потому, например, теракт, с точки зрения тех, кто его организует и осуществляет, должен статьчем-то единственно реальным посреди повсеместной театрализованности «общества спектакля». Однако этого не происходит, т. к. «деятельность, разрушающаяфальсифицированность театральных образов, сама требует сценического оформления».173Итак, в европейской культуре XX в. огромную роль играет визуальнаяпредставленность, а акты, предполагающие разрушение ее театрализованного характера, сами по себе театрализованны. Можно было бы подумать, что коллективные переживания, связанные с ужасами катастроф, стихийных бедствий, терактов и т.
п., единственное, что есть подлинного, во всех этих событиях. Однакомы не можем признать за данными переживаниями катарсического характера, т. к.«общество спектакля» настолько тотально, что и эмоция зрителя в нем тоже театрализована. Даже в античном театре, по сообщению Аристотеля, зритель испытывал неподдельный ужас, не отличая сценическое действие от эмпирической действительности; в «обществе спектакля» эмпирическая действительность не отличается от сценического действия. «Катарсис» здесь ложный, наигранный; сочувствие – ущербное, имитирующее сочувствующее поведение посредством воспроизведения соответствующих последнему телодвижений, мимики, дыхания. Разница между очистительным переживанием участника античной мистерии и «катарсисом» современного обывателя по поводу очередной катастрофы состоит в том,что в первом случае человек переживает собственную символическую смерть, в172173Сурова Е.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
