Диссертация (1148763), страница 31
Текст из файла (страница 31)
Бахтин М.М. Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. С. 260.187 138социальность возникает в форме игры) не разрушает самого социального порядка,и участие в этой «игре» не представляется добровольным – человек рождается взаданных условиях социума, единственным и временным выходом из которыхоказываются трансгрессия и игра.Размышляя о сущности игры, Кайуа признает, что существует множестворазличных форм и видов игр, которые не совпадают между собой по своемухарактеру.
Тем не менее, он подчеркивает, что все возможные игры объединяютсянекоторыми общими свойствами, среди которых он указывает добровольность,обособленность, непредсказуемость и непроизводительность. Эти же свойства вцелом справедливы и для определения трансгрессии. При этом, помимоуказанных, существует еще две организующие характеристики игры, которыевзаимно исключают друг друга: игра, таким образом, может быть либорегулярной, то есть подчиненной «ряду конвенций, которые приостанавливаютдействие обычных законов и накакой-то момент учреждают собственноезаконодательство», либо фиктивной, то есть сопровождаемой «специфическимсознанием какой-то вторичной реальности или просто ирреальности посравнению с обычной жизнью» 188 . Рассматривая игры исходя из указанныхпринципов, Кайуа выделяет четыре игровых типа, комбинации которыхохватывают все многообразие игр: соревновательные игры, в которых успехдостигается собственными усилиями (agon); игры, связанные с удачей иполаганием на волю случая (alea); игры-симуляции, построенные на воображениии имитации, на принятии чужой личины, маски (mimicry); так называемыеголовокружительные игры, направленные на получение удовольствия отнарушения стабильности своего состояния (ilinx).
Хотя любая игра так или иначеоказывается выходом за границу полезного упорядоченного мира, временнымотрицанием законов этого мира, нас, в рамках нашего исследования, будутинтересовать в первую очередь головокружительные игры и их связи с другимитипами игр, поскольку именно в головокружительных играх наиболее полнонаходит свое выражение начало трансгрессии.
188 Кайуа Р. Игры и люди. С. 49. 139Головокружительная игра – игра в высшей степени трансгрессивная,единственный ее смысл сводится к подчинению разрушительным влечениям,стремлению к гибели. В головокружении притупляется, иногда даже отключаетсяинстинкт самосохранения, человек впадает в состояние сладостной паники,оторванности от реальности.
В детских играх головокружение достигается,например, в результате игры в вертушку, когда человек быстро кружится на местетак долго, как может это выдерживать. За подобной практикой следует общееощущениенеустойчивости,потеристабильности,нарушениевосприятия,которые в целом на краткий миг отменяют существующую действительность.Головокружительные игры направлены на достижение подобного состоянияпутем различных физических воздействий, среди которых можно упомянутьпадение, вращение, скоростную езду и прочие. Именно этим объясняетсявсеобщая любовь к каруселям и качелям. Неудивительно, что в наш вектехнического прогресса в превеликом множестве производятся различныемеханизмы и приспособления для достижения головокружительных состояний –достаточнообратитьвниманиенаразвитиепроизводстваспортивныхавтомобилей, способных развивать космические скорости (хотя в любомгосударстве существует законодательно установленный скоростной предел), илина индустрию парков развлечений с экстремальными аттракционами иамериканскимисостояниямгорками.напрямуюПодобноесвязаносстремлениектрансгрессивнымголовокружительнымжеланиемиспытатьсобственную конечность.
По этой причине целям головокружения, кромепрочего, служат алкоголь и эротическая игра.Рассматривая игровой характер головокружения, Кайуа считал, чтоголовокружительные игры отличаются от остальных видов игр тем, чторазыгрываются без определенного набора правил, и потому они не могут бытьсоединены,например,сиграмисоревновательными,которыечеткорегламентированы, поскольку «вызываемый головокружением паралич, а внекоторых случаях и слепая ярость, представляют собой полной отрицаниеконтролируемых усилий.…Правила140иголовокружениерешительнонесовместимы друг с другом»189. При этом головокружение хорошо сочетается ссимуляцией, примером чему могут послужить культы первобытных обществ,которые в целом построены на союзе головокружения и маски. Цивилизованныеже общества, в противоположность архаическим хаотическим общинам,выстраиваются на основе общественного договора, «где главными и притомвзаимодополняющими элементами социального механизма выступают agon иalea, то есть в данном случае заслуга и происхождение»190.Классификация игр Кайуа представляется крайне интересной, посколькупредлагает фундаментальное рассмотрение проблемы игры, дополняя и расширяятеорию Хейзинги, однако существует несколько моментов, по которым мы неможем в полной мере согласиться с выводами Кайуа.
Во-первых, на наш взглядтакая характеристика игр как головокружение, которую Кайуа выделяет как одноиз четырех игровых состояний, оказывается ключевой в определении игры:головокружение не просто сочетается с другими видами игр, но в целом присущелюбым играм – в большей или меньшей степени. Игра предполагает отрыв отдействительности, конструирование новой, игровой реальности, отрицающейобыденнуюданность.Самжестподобногоотрицанияоказываетсятрансгрессивным, то есть он направлен на нарушение порядка.
Любое нарушениенормы, обыденности так или иначе вызывает состояние головокружения – но всежевопределеннойстепени.Так,например,соревновательныеигры,подчиняющиеся своду конкретных правил, которые Кайуа противопоставилиграм головокружительным, тем не менее несут в себе головокружительный, азначит и трансгрессивный, элемент. Игры-состязания провоцируют чувствориска, которое созвучно с тем риском, испытываемым на пределе возможного,там,гдесовершаетсятрансгрессия.Иименнорискобуславливаетголовокружительность такой игры.
Головокружительность игр на удачу – вкарты, кости, рулетку, – обусловлена невозможностью человека влиять на ходигры. Человек, который в обыденной жизни вынужден контролировать себя и 189 Кайуа Р. Игры и люди. С. 97. Там же.
С. 107.190 141полагатьсянасобственныесилы,вподобныхиграхотказываетсяотответственности, отрекается от собственной воли и потому испытывает крайнююоторванность от мира и себя самого, оказывается в подвешенном состоянии, всостоянии добровольной тревоги – головокружительном состоянии: «Сладостноетомление перед роковым шариком рулетки можно по праву сравнить с какой-тонеосознанной, почти чувственной любовью к небытию» 191.
Что касается игрсимуляций, то, как справедливо заметил сам Кайуа, эти игры в целом связаны сголовокружением,ониявляютсяспособомдостиженияголовокружения.Головокружение от скрывания собственной личности, выдавания себя за другого,связано здесь с ощущением свободы от общественных ограничений. Если врамках игрыя выдаю себя за кого-то, кем на самом деле не являюсь, то иограничения ко мне не применимы, они относятся к той личности, чей образ я насебя примерил. Игра с маской крайне трансгрессивна, это можно увидеть по тому,как эта игра вписывается в празднества в разных культурах и историческихэпохах.Дажесегоднякарнавалыимаскарадыостаютсяпопулярнымразвлечением, потому что дают свободу для творчества и иллюзию выхода изсоциальных конвенций.Второй аспект, в котором мы не вполне согласны с Кайуа, связан с еготезисом о том, что головокружение несовместимо с правилом.
Само достижениеголовокружения производится согласно некоторым правилам. Если речь идет окрайней степени головокружения, которое достигается посредством ритуаловорганизованной трансгрессии, то здесь основное правило – нарушениефундаментальных запретов социума, которые выражались в жертвоприношении изачастую в оргии. Архаические праздники всегда строились по определеннымправилам, определенному регламенту, все знали, что и как следует совершать, итем не менее экстаз, в который погружалось все сообщество, был близок ктотальному безумию. Без следования определенному набору правил нет никакойвозможности достигнуть подобного головокружения, подобной трансгрессии,соответственно головокружение все-таки сопричастно некоторому правилу, пусть 191 Кайуа Р.
Головокружение // Игры и люди; Статьи и эссе по социологии культуры. С. 234. 142и в совершенно иной форме, нежели мы видим это в других видах игровыхпрактик.Таким образом, феномен игры ключевым образом связан с трансгрессией,игра и трансгрессия взаимоопределяемы. Игра оказывается трансгрессивнымотрицанием обыденной реальности, в то время как трансгрессия разыгрывается награнице между дозволенным и запретным согласно определенным правилам.Игровые практики в целом пронизывают как социальную жизнь, так и еетрансгрессивную изнанку и находят свое выражение также в явлениях, в которыхтрудно усмотреть игровое начало, будь то эротика, война или борьба за власть.3.
Трансгрессивность эротикиСтремление к трансгрессии связано с нежеланием человека подчинятьсякаким бы то ни было ограничениям, с проявлением индивидуальной свободычеловека. Однако само удовольствие от практик, которые полагаются кактрансгрессивные, возможно благодаря наличию определенных пределов, которыезапрещено преодолевать. Запреты отделяют от профанного мира пользысакральный мир, к которому относится все то, что так или иначе нарушаетобыденныймиропорядок.Соответственно,все,чтоявляетсяпредметомфундаментального запрета, одновременно принадлежит сфере сакрального.
Какмы знаем, «в первую очередь под запрет попадают сексуальность и смерть, такчто именно они образуют область сакрального и окружены огромнымколичеством ритуалов»192. Трансгрессия этих запретов, таким образом, выступаеткак возможность прикоснуться к тем аспектам сакральной жизни, которыенедоступны или запрещены человеку в его обыденной жизни.Поскольку в ходе развития человечества социальные запрещения инеобходимость следовать им становятся частью внутренней психической жизничеловека, можно говорить о том, что тяга к трансгрессии основана навытесненных желаниях человека, на тех желаниях, которые по той или иной 192 Тимофеева О. Введение в эротическую философию Ж.Батая.
С. 37. 143причине кажутся неуместными или постыдными, которые напоминают нам онашей животной природе. Трансгрессия же начинается там, где человек позволяетсебе удовлетворять свои желания таким образом, каким ему этого хочется, а нетак как предписано общепризнанной моралью. Поэтому той сферой человеческойдеятельности, в которой наиболее ярко проявляется его трансгрессивная природа,становится эротика, в том смысле, в каком в ней переплетаются звериная ичеловеческая натуры индивида.Эротика становится тем пределом, подходя к которому человек ставит себяпод вопрос: «Она обращает нас к тому миру, что распускает себя в опыте предела,делаетсебяиразделываетсяссобойвактеэксцесса,излишества,злоупотребления, преодолевающих этот предел, преступающих через него,нарушающих его - акте трансгрессии»193.
И именно в этом человеческая эротикаотличается от животной сексуальности, в которой она, тем не менее, черпает своюсилу. Трансгрессивная сущность эротической деятельности проявляется в буйствеплоти,котороеидетдальшеосознаннойволи,котороеподчиняетсянеконтролируемой разумом ярости. В этом заключается смысл того, что вхристианской культуре тело оказывается под запретом, оно должно быть сокрытоот глаз, поскольку любой участок открытого тела потенциально указывает назаходящуюся в эротических конвульсиях плоть. «Плоть в нас – это эксцесс,противящийся закону благоприличия»194, поэтому она под запретом.